И она это поняла.

Взгляд ее становится жестким, но она не отвечает какой-нибудь колкостью, а просто молчит. За ее плечом я вижу вращающийся «Икар», а мысленным взором – иллюминатор обзорной палубы и дрожащие звезды за ним; вижу, как кренится зал в салоне первого класса и падают книги; вижу опрокинутые столы и стулья.

«Икар» кружится, хотя, казалось бы, не должен; я не различаю через иллюминатор других оторвавшихся от корабля спасательных капсул. Может, их просто не видно? Я снова замечаю отблеск света, исходящий от чего-то невероятно огромного: от той же яркой светоотражающей штуковины, которую я видел раньше. Почему она светится?

Но в следующее мгновение капсула поворачивается, и перед глазами у меня разверзается звездная тьма.

Я перевожу взгляд на пол и внимательно разглядываю металлическую решетку, панель управления, которую конструкторы даже не удосужились чем-то закрыть, металлические пластины, привинченные к стенам. Эта капсула не похожа на пассажирские. Те – дорогие и приятные глазу. Но я рад, что оказался в этой – крепкой и простой.

Капсула снова дергается, хотя уже должна была пустить в ход сенсорную систему и поворотные двигатели и мягко парить в космосе. Что-то вызывает сбои в системе.

Я смотрю на мисс Лару и на мгновение встречаюсь с ней взглядом. В ее глазах усталость, злость и, как и у меня, понимание неправильности происходящего. Мы храним молчание, будто не желая признавать очевидное. Локоны выбились из ее красивой высокой прически и теперь, невесомые, плавают вокруг головы, будто она под водой. Она красива даже с набухающим синяком под глазом.

И тут через капсулу снова проходит сильнейшее колебание. Оно усиливается, металлические стены начинают гудеть, и я чувствую, что все тело у меня будто вибрирует. Пытаюсь посмотреть в иллюминатор и снова увидеть свечение, но окошко закрывает глухой щит, опустившийся будто по системной команде извне.

Это свечение… Я знаю, от чего исходил свет. Знаю, что трясло капсулу, перекрывая запрограммированную команду парить в космосе и ждать спасательный корабль.

Все это происходит из-за планеты. То свечение – не что иное, как свет звезд, отраженный от планетной атмосферы. Сила притяжения тащит капсулу вниз, не позволяя ею управлять. Скоро мы приземлимся, и повезет, если не расшибемся в лепешку.

Я вижу, как шевелятся губы мисс Лару, но слов не слышу: громкий гул перерастает в грохот, потом в рев, и воздух в капсуле резко нагревается. Я кричу во все горло, чтобы она меня услышала.

– Прижмите язык к нёбу!

Услышав мой громкий приказной тон, она непонимающе хмурится, будто я говорю на древнекитайском.

– Расслабьте челюсть. Иначе зубы выбьете или язык прикусите. Мы сейчас разобьемся.

Теперь она понимает, и ей хватает ума просто кивнуть, а не вступать в пререкания. Я закрываю глаза и стараюсь, очень стараюсь отрешиться от происходящего.

Невесомость внутри капсулы ослабевает, потом нарастает снова; лямки ремней врезаются в грудь, и я снова кричу, но не слышу крика.

Капсула прорывается через атмосферу, и внутри становится очень жарко. Планета нас притягивает, и мы все быстрее приближаемся к ее поверхности. На мгновение мисс Лару встречается со мной взглядом, но мы оба так потрясены, что не можем вымолвить ни слова. Я удивлен, что она молчит. Думал, будет орать во все горло.

И вдруг – резкий толчок. Я с такой силой ударяюсь головой о стеновую панель, что клацаю зубами и чуть не выворачиваю большой палец, цепляясь за грудной ремень.

Парашют открылся. Капсула парит в воздухе.

Воцаряется тишина, и мы напряженно ждем, когда приземлимся, гадаем, поможет ли парашют не разбиться вдребезги. И вот мы врезаемся в землю, что-то снаружи царапает капсулу, а потом мы переворачиваемся вверх тормашками. От удара ниша для припасов открывается, и оттуда вылетает мой вещмешок. Ох, надеюсь, в капсуле нет прослушивающих устройств и никто не слышал, как я ругался на чем свет стоит…

Капсула снова дергается, ее куда-то отбрасывает, и она летит, кувыркаясь… Меня мотает из стороны в сторону, лямки врезаются в кожу и давят на грудь, и вдруг… все замирает. Я делаю несколько коротких вдохов и понимаю, что капсула перестала двигаться. Сложно сказать, где верх, а где низ, но на ремнях я вроде бы не болтаюсь, а значит, капсула не перевернута. У меня такое ощущение, что по мне промчался табун лошадей… Пытаюсь осознать, что с нами случилось. Каким-то немыслимым образом мы приземлились, и сейчас мне совершенно все равно где. Я жив.

Или же умер и попал в ад, и моя участь – до конца дней своих торчать в спасательной капсуле с мисс Лару.

Поначалу мы молчим, но в капсуле и так шумно. Я слышу свое тяжелое дыхание, хрипы и стоны. Со стороны мисс Лару доносятся вздохи: мне кажется, она старается не заплакать. В капсуле стоит гул, но вскоре он утихает.

У меня ноет все тело, но я сжимаю и разжимаю пальцы на руках и ногах, пытаюсь растянуть мышцы, все еще крепко пристегнутый. Пострадал я вроде бы не сильно.

Хотя голова у мисс Лару наклонена вниз и лицо скрыто рыжими волосами, по ее тяжелому дыханию я понимаю, что она в сознании. Она поднимает руку, нащупывая застежку ремней.

– Не надо, – говорю я.

Она застывает. Я знаю, что мой голос звучит как приказ. Стараюсь смягчить тон. Она меня не послушает, если буду с ней груб.

– Капсула может снова покатиться, и вы ушибетесь, если не будете пристегнуты, мисс Лару. Сидите пока так.

Я расстегиваю ремни, снимаю их и разминаю плечи, а потом осторожно поднимаюсь на ноги.

Девушка смотрит на меня, и на секунду я забываю о том, как она со мной поступила. Мне ее жаль. Такие же бледные, измученные, отрешенные лица я видел на поле боя.

Два года назад я был новобранцем. А спустя год впервые оказался в самой гуще сражения. Помню, как застыл на месте и не мог пошевелиться, пока сержант не схватил меня за руку и не потянул за собой на землю, за кирпичную стену. Через пару секунд прямо в то место, где была моя голова, ударил лазерный луч и прожег в стене дыру. Одних страх сковывает, и такие умирают, других подстегивает, и они проявляют храбрость и становятся хорошими солдатами.

По шее у нее текут струйки крови: видимо, застежки сережек поцарапали кожу. Лицо мертвенно-бледное. Она разлепляет губы, и я догадываюсь, что она скажет.

– Кажется, меня сейчас стошнит, – сдавленно шепчет она и снова сжимает губы. Я тянусь к болтающимся ремням и осторожно ставлю ноги на ширину плеч. Капсула от моих движений не шатается, значит, стоит крепко.

– Так, – продолжаю я тем же мягким тоном, что в первый раз помог мне ее убедить. Опускаюсь на колени и помогаю ей выпутаться из ремней. – Так, успокойтесь, дышите ровно, носом.

Она стонет и цепляется за ремни, потом падает на пол. Нет, через решетку в полу рвота не стечет, следы останутся.

Поднимаю крышку сиденья. Как я и думал, под ней ниша. Вытаскиваю оттуда ящик с инструментами и отбрасываю в сторону. Мисс Лару правильно растолковывает мои действия и наклоняется к нише, хватаясь за края сиденья. Ее нещадно рвет.

Я отхожу от нее и решаю посмотреть, что лежит в других нишах. Бак с питьевой водой, упаковки с сухим пайком, аптечка, ящик с инструментами – все, что я нахожу. Еще в одной из ниш лежит довольно грязная тряпка. Мисс Лару как раз поднимает голову, и я протягиваю ей эту тряпку. Она недоуменно смотрит на нее, не говоря ни слова, но все же с опаской берет и вытирает рот более или менее чистым уголком.

Мы потерпели крушение неизвестно где, у нее под глазом расцветает синяк, содержимое желудка покоится под сиденьем, а она все равно ведет себя так, будто выше всего этого.

Девушка откашливается.

– Как думаете, скоро нас найдут спасательные корабли?

Я вдруг понимаю: она до сих пор уверена, что с «Икаром» все в порядке, что прямо сейчас его чинят. Что в любую минуту нас подберут спасатели. Что этот кошмар наяву прекратится. Раздражение во мне утихает, и я подумываю рассказать ей о том, что видел: об «Икаре», падающем сквозь атмосферу планеты, о том, как он сражался с силой притяжения и проигрывал эту битву.

Нет, если я расскажу, она потеряет самообладание. Любой человек из первого класса так бы себя повел. Лучше держать язык за зубами.

– Как только, так сразу, – отвечаю я и ищу, во что бы налить ей воды.

Метод этот всегда срабатывает с новобранцами: говорить решительным деловым тоном, подбадривающим, но не слишком дружелюбным, чтобы они сосредоточились на задании.

– Давайте попробуем узнать, где мы.

Пока я говорю, на иллюминаторах поднимаются щиты. Я выглядываю и сразу же чувствую, будто гора упала с плеч. Снаружи деревья.

– Нам повезло. Кажется, это видоизмененная планета. Надо проверить, можно ли здесь дышать. В капсуле есть сенсоры…

– Есть, – соглашается девушка, – но они сгорели из-за сильного напряжения. Да они нам и не нужны. Там безопасно.

– Мне бы вашу уверенность, мисс Лару. Я предпочитаю доверять технике. Не то чтобы я не верил вашим познаниям в электронике, но все же… – Я не успеваю вовремя прикусить язык, и у меня вырывается колкость.

Мисс Лару щурится. Умей она испепелять взглядом, я бы умер на месте, прямо здесь.

– Мы уже дышим, – отчеканивает она и показывает под ноги.

Я сажусь на корточки, смотрю и… на мгновение перестаю дышать, мне сдавливает легкие. Пол капсулы будто взрезан огромным ножом для консервных банок, и разрез этот тянется по одному боку. Ну и раз до сих пор мы не начали задыхаться, значит, можно свободно дышать.

– О, надо же. Должно быть, зацепило при падении. – Я слышу, что мой голос звучит спокойно. – Так… видоизменение планеты на поздней стадии. А значит…

– Колонии, – шепчет она, закрывая глаза.

Я не осуждаю ее. С языка едва не срывается, что скоро она избавится от моего общества и найдет компанию себе под стать. Но на самом деле я чувствую облегчение при мысли о колониях. Наверняка компании, которые владеют этой планетой, разбросали колонии по ее поверхности. А значит, где-то здесь, может, даже совсем неподалеку, колонисты недоумевают, что случилось. Возможно, они скоро объявятся и будут нам совсем не рады: мы вполне можем быть захватчиками или налетчиками. Однако не думаю, что нам будет трудно убедить их в том, что мы потерпели крушение. А форму я бы с удовольствием снял – к военным поселенцы отдаленных колоний теплых чувств не питают.