Эми Кауфман - Разбитые звезды

Я слышу, что у него перехватывает дыхание, чувствую это в собственной груди. Я закрываю глаза.

– Ты – моя Лилиан.

Я качаю головой.

– Не знаю, кто я и почему меня вернули. Пока я не исчезла, сделаю то, что хотела она, – открою дверь, отправлю сигнал и верну тебя домой.

– Нас. Я никуда не уйду без тебя.

– Мой отец – влиятельный человек, и его корпорация настолько могущественна, что была способна спрятать целую планету. Может, папа даже не знает, что тут творится. А если другие узнают, что тут случилось, думаешь, они не смогут избавиться от нас? Я была мертвой… Думаешь, они просто оставят меня в покое?

Тарвер сжимает челюсти.

– Они никогда не узнают, что здесь случилось. Мы солжем.

Я смотрю на него, и у меня разрывается сердце.

– Тарвер. – Я делаю вдох. – Ты не можешь солгать. Они узнают. Они обследуют меня и узнают. А тебя подведут под военный трибунал. Ты все потеряешь.

– Не все.

Он спокойно на меня смотрит. Вбил себе в голову, что я – его Лилиан, и больше его ничто не волнует. Он выглядит таким уставшим… Ему бы поспать.

– Она очень тебя любила, – шепчу я. – Мне бы хотелось, чтобы ты услышал это от нее.

Позже, вечером, когда я уже переоделась и приготовилась ко сну, а он вымыл несколько тарелок после ужина, он заговаривает со мной снова. Он стоит в дверях и смотрит, как я открываю ставни и выглядываю наружу.

– Ты и правда видишь себя здесь одну, если меня заберут? – спрашивает он.

– Нет. Но я знаю, что я здесь ради тебя. Меня вернули не наслаждаться жизнью, а чтобы мы открыли дверь и сделали то, что они все это время пытались нам сказать. Без тебя им незачем поддерживать мое существование.

Я смотрю в темноту. Не хочу, чтобы он заметил, как я напугана.

– Я не вижу себя здесь одну, – тихо говорю я. – Я представляю, как освобожусь. Ты должен отпустить меня, Тарвер. Ты не можешь…

– Не могу – что?

Его голос низкий, сдержанный. Никогда не слышала, чтобы он говорил таким тоном. Я поворачиваюсь и вижу, что он ухватился за дверной косяк. Костяшки пальцев побелели, все мышцы напряжены.

Я сглатываю.

– Любить призрака.

Очень долго он молчит, и звенящая тишина пролегает между нами, как натянутая струна. В любую секунду я могу сорваться с места и броситься к нему.

Это выше моих сил.

Он не выдерживает первым и исчезает за дверью. Я слышу его рассерженные быстрые шаги, хруст осколков. Он уходит в ночь. Напряжение утихает, и я падаю на пол. Моя кожа теперь хрупкая и тонкая, как бумага.

Я с трудом нахожу силы доползти до кровати.

Я не могу…

Я должна открыть дверь. И когда мой взгляд падает на эмблему Лару, выбитую на одеяле, я впервые понимаю, как это сделать. И побыстрей. Думаю, у меня осталось мало времени.

– Бред какой-то. Вы думаете, что я лгу, и хотите, чтобы объяснил почему? Сами скажите.

– Пожалуй, вы согласитесь, что гипотетически у вас есть причины скрывать правду?

– Гипотетически?

– Да, что означает «при определенных условиях, вероятно»…

– Я знаю значение этого слова.

Когда я возвращаюсь на станцию, уже поздно. Мысли прояснились, шаги стали увереннее. Прогулки помогают привести голову в порядок. Я захожу в пустой пункт управления. Что-то здесь изменилось.

Мониторы, раньше черные, теперь светятся, мигают, по ним бегут строчки кодов, на пультах переключаются огоньки. У нас есть энергия. Настоящая энергия, а не та, что мы выжимали из резервного источника.

В сердце вспыхивает надежда. Может, Лилиан поняла, как открыть дверь. Я непрестанно думал, как попасть в запертую комнату, надеялся, что найду там помощь для нее.

Но… если она открыла дверь, почему не позвала меня? В голове возникает картинка: фляга рассыпается в мельчайшую пыль.

Спокойно. С ней все хорошо. Но сердце бешено колотится, когда я стремительно спускаюсь по лестнице. В ушах звенит голос старшины, который уговаривает меня не спрыгивать вниз, чтобы добраться до нее побыстрее.

«Осторожнее, – кричит он мне из своей могилы на другой планете. – Ты никому не поможешь, если расшибешься в лепешку. Не торопись».

Но я не могу. Сползаю по лестнице, не обращая внимания на боль в лодыжке – подвернул ногу. Свет горит, и я мчусь по коридору, снова спускаюсь по лестнице, сворачиваю за угол.

Круглая дверь открыта.

Должно быть, Лилиан меня услышала: она стоит в проходе, выглядывая в коридор, и ждет меня. Она очень бледная и дрожит, глаза ввалились. Я медленно подхожу.

– Я угадала пароль, – хрипло шепчет она.

Мне хочется подойти к ней ближе, но я знаю, что она этого не хочет, и сдерживаю себя нечеловеческими усилиями.

– Как?

– Папа… Это его станция, везде его эмблема. А он всегда говорил, что мое имя поможет мне попасть куда угодно. Я так и сделала. Ввела свое имя.

– Лилиан.

Она кивает. У нее дрожат губы. Я понимаю, почему она расстроена.

Раз пароль – ее имя, значит, все это сделал ее отец, а не какой-то безликий человек из компании без его ведома и разрешения. Он ответственен за все, что здесь случилось, в том числе и за то, что планета и станция спрятаны. И он использовал имя свой дочери как пароль.

– Я настроила передачу сигнала бедствия, но он слабый, – тихо, но четко говорит она. – Он будет отображаться как обычный, пока антенна его не поймает и не усилит.

Эта новость, которую раньше я желал услышать больше всего на свете, теперь пугает. Я не знаю, хочу ли, чтобы за нами прилетели спасатели. Они мне не нужны, если я не найду способ спасти Лилиан.

– Зайди. Тут еще кое-что есть.

Она отходит, и я пролезаю через круглый проход. Не удержавшись, беру ее за руку. Когда я стискиваю ее пальцы, в ответ она лишь слабо их сжимает. Но тут меня начинает пробирать дрожь, и я чувствую, как силы убывают. Это то же воздействие, как и при видениях, только в десять, двадцать раз сильней.

Комната гудит от напряжения: вдоль каждой стены стоят мониторы, панели управления, оборудование. Толстые провода тянутся от панелей в середину комнаты. Там установлена круглая металлическая рама вдвое выше меня. Внутри нее туда-сюда медленно ползают голубые огоньки, словно ленивые вспышки молнии. Воздух вокруг них дрожит. Эта рама заполняет своей энергией всю комнату.

Я больше не слышу ни биения сердца, ни дыхания – все звуки заглушаются потрескиванием и шипением электричества. Вся комната будто подернута дымкой. Воздух плотный и тяжелый, и во рту я чувствую привкус металла. От гудения ноют зубы.

На раме сверху и снизу наклеены две желто-черные полоски, на которых написано крупным шрифтом: «Контакт с объектами строго воспрещен. Существует риск нарушить устойчивость разлома».

Объекты. Исследуемые объекты, которые упоминаются в документах. Внезапно в уши врывается настойчивый шепот. И я его почти понимаю – вот только нужно подойти чуть ближе, и тогда…

Не раздумывая, я шагаю к раме, не в силах противостоять притяжению.

На мгновение комната пропадает: ее накрывает кромешная тьма, в которой лишь остро поблескивают звезды.

Вдруг что-то меня отдергивает. Я моргаю и снова оказываюсь в комнате, а Лилиан, схватив меня за руку, оттаскивает от рамы.

– Ты в своем уме? – выдыхает она. – Не помнишь разве, что говорилось в документах? Если дотронешься до них, он разрушится!

– Что?

Перед глазами до сих пор дрожат звезды, и у меня такое чувство, что еще чуть-чуть, и я бы все понял.

Она показывает на гипнотизирующий голубой свет внутри металлической рамы.

– Ты не понимаешь? Это и есть разлом.

Я хочу ответить, но тут лампы на потолке вспыхивают и гаснут, и комнату освещает только голубой свет в раме. Огоньки мигают один раз – «да».

– Господи, – шепчет Лилиан, глядя на портал. Ее бросает в пот, и рука, которую я держу, становится холодной и влажной. В мерцающем голубом свете, исходящем от металлической рамы, сложно разглядеть, но, кажется, глаза у нее еще сильнее ввалились, а круги под ними стали темнее.

– Лилиан?

– Это они.

– Что…

Но тут я вижу, каким взглядом она смотрит на раму. И понимаю, что она имеет в виду.

– Существа, объекты – это шепоты. Они питают энергией всю станцию. Свет, энергия исходят от разлома, который открыл мой отец, – проход между измерениями. И они здесь, заточены в раму, которую исследователи построили вокруг разлома.

Свет бешено мигает, и флуоресцентные лампы на потолке взрываются, засыпая металлический пол дождем стеклянных осколков. Голубые огоньки лихорадочно пульсируют внутри рамы, сдерживающей разлом.

– Жизненные формы на основе энергии… – говорю я шепотом.

Внезапно у Лилиан подгибаются колени, и она со стоном падает, отпустив мою руку.

У меня замирает сердце, и я бросаюсь к ней.

Ее бледная кожа теперь почти прозрачна: я вижу темные вены на ее руках. Она с трудом поднимает голову и силится вдохнуть.

Когда я кладу руку ей на плечо, кусочек платья рассыпается от прикосновения. Как цветок. Как фляга.

Ее убивает то, что она так близко к шепотам. Все проявления усиливаются в тысячу раз. Нужно увести ее отсюда. Я беру ее за талию и поднимаю на ноги. С каждым движением платье по частям превращается в пыль. Ткань трепещет и расслаивается, и в воздухе будто летает пепел. Я быстро снимаю куртку и закутываю Лилиан, а потом поднимаю на руки.

«Они – источник энергии», – слышу я ее голос.

И они теряют силы.

Я ничего не соображаю, но поворачиваюсь к проходу, чтобы вытащить ее наружу. Знаю лишь то, что нужно ее увести.

Возле лестницы она немного приходит в себя и поднимается сама. Я усаживаю ее на стул в пункте управления.

Я обращаюсь с ней очень нежно, но она до сих пор дрожит. Очевидно, что она связана с существами в разломе. Энергия, питающая станцию, – та же энергия, что поддерживает ее жизнь здесь, со мной.