Прямо сейчас спасательные отряды мчатся к месту крушения нашей капсулы, но из-за его упрямства мы сидим посреди леса, а не там, где нас могут заметить.

Тихий голос на задворках разума нашептывает мне, насколько лучше меня майор приспособлен к такой ситуации, насколько больше знает. Но я устала быть слабой. Устала от того, что меня ведут непонятно куда. Устала от того, что этот солдат решает все за меня – Лилиан Лару.

– Майор, нужно еще раз обдумать наш план. – Я стараюсь говорить ровным голосом, но получается не очень хорошо. – «Икар» упал за теми горами. Пешком нам ни за что туда не добраться. Знаю, на Патроне у вас все получилось, но с вами был взвод солдат и команда исследователей. Если сработало тогда, еще не значит, что сработает и сейчас. Нужно что-нибудь сделать с капсулой, чтобы спасатели заметили ее.

– Мы ничего не можем сделать, это не поможет, – отвечает он, сразу же отрицательно качая головой. – А вот на месте крушения точно будет спасательный отряд.

– Если только мы туда доберемся, – огрызаюсь я. – Нам нужно вернуться, это наша единственная надежда на спасение.

– Я предпочитаю не надеяться на спасение, а идти к нему, – срывается он в ответ, резко оборачиваясь и окидывая меня сердитым взглядом, будто считает ненормальной. – Послушайте, я не могу тащить на себе через весь лес вашу задницу. Вы должны приложить хоть капельку усилий.

– Буду вам премного благодарна, если вы вообще оставите мою задницу в покое. – Я свирепо сверлю его взглядом. – Вы не господин и хозяин этой планеты, и мне вы тоже не хозяин! Мое мнение важно не меньше вашего!

– Нам что, обсуждать каждый шаг?! – Я так его довела, что он сорвался на крик, но удовлетворения не чувствую – слишком зла сама. Ах он глупый, самонадеянный мальчишка! Сколько ему лет? Он старше меня года на два, а ведет себя так, будто у него за плечами огромный жизненный опыт. И это из-за какой-то одной победы! У него всего один талант – сражаться – и медали на груди.

– Вы прислушаетесь к голосу разума, майор?

– Если вы эти ваши заявления называете разумными, то, боже упаси, нет!

– Нет! – Теперь на крик срываюсь я. – Именно так вы всегда и говорите: нет, нельзя опять отдыхать; нет, нужно идти в гору; нет, нельзя искупаться в очищенной воде!

Мы приросли к месту и ждем, кто не выдержит первым.

– Если вы позволите, мисс Лару, – наконец говорит майор, – я сделаю все, что в моих силах, чтобы вас защитить. Так велит мне мой долг. Но я не хочу сидеть здесь сложа руки и умереть, ожидая спасательный отряд, который никогда не прилетит. И уж точно я не буду умолять вас беречь себя. Не хотите идти со мной – прекрасно! Я ухожу, а вы – как пожелаете.

– Нет. – Мне хочется влепить ему пощечину, но я сдерживаюсь и замираю. – Оставьте мне половину припасов и одеяло, чтобы их в него завернуть, и можете уходить. – И добавляю язвительно: – Освобождаю вас от чувства долга.

– Прекрасно! – бросает он со злостью.

Потом срывает с плеч вещмешок, демонстративно швыряет его на землю и, ни секунды не раздумывая, вытаскивает из него вещи и раскладывает на одеяле. Он делит все на две кучки: содержимое аптечки, упаковки с пайком, веревку. Затем укладывает свою долю в мешок и берет с собой в придачу маленькую металлическую коробку, какой-то заношенный рабочий комбинезон и дневник, который я раньше не видела. Другая кучка остается на одеяле. Мне хочется сказать, чтобы он забрал себе все упаковки с пайком, раз они ему так понравились.

Майор выпрямляется и окидывает меня презрительным взглядом.

– Желаю удачи.

Он ждет, что я трусливо подожму хвост и признаю свою неправоту. Мы оба понимаем, что он не оставит меня одну в этой богом забытой глуши; вопрос лишь в том, кто скажет это первым. Может, он и осёл, но осёл, не лишенный все же благородства: он не бросит меня умирать, только чтобы доказать, какой он умный. Я это знаю, и он знает. И когда мы смотрим друг на друга, стоя по разные стороны от расстеленного на земле одеяла, я чувствую, что это доставляет мне удовольствие. Мне такая игра знакома.

– И вам того же, – любезно отвечаю я. Могу же я теперь проявить любезность?

Я делаю из одеяла мешок, собирая уголки к середине, и неуклюже перекидываю его через плечо. Я едва не падаю, наступив изувеченными ногами на изорванный подол платья, но такие мелочи не помешают Лару показать характер. Будь на моем месте отец, он бы давным-давно ушел с гордо поднятой головой. Он бы справился с трудностями.

Вокруг меня кошмарный грязный лес, полный звуков, которые на мгновение кажутся резкими и громкими голосами и вселяют тревогу. А майор, видимо, даже ничего не замечает: должно быть, дома его окружает и не такая грязь. Когда я разворачиваюсь, он просто стоит и смотрит на меня сердитым взглядом.

Надеюсь, я сумею вернуться к капсуле до заката, хотя, скорее всего, он догонит меня раньше. За спиной ни звука, а обернуться и посмотреть, что он делает, я не могу себе позволить. Да и не важно: я знаю, что майор вернется за мной. Воображение рисует картину: он стоит и смотрит мне вслед, и больше всего на свете мне хочется увидеть выражение его лица.

Интересно, долго он продержится?


– Для мисс Лару ситуация была непривычной.

– Да. Но на войне мне уже приходилось иметь дело с гражданскими лицами.

– Ах да, разведка и исследования на Патроне.

– Так точно.

– Как держалась мисс Лару во время похода к месту крушения?

– Как мне казалось, хорошо.

– Разногласия возникали?

– Ну что вы. Мы прекрасно ладили.

Глава 11. Тарвер

Я стараюсь идти как можно медленнее, а по пути еще ломать ветки и ворошить листья под ногами, чтобы даже эта светская девица могла сообразить, в какую сторону я пошел. Слишком быстро лучше не идти, а то она не догонит. Мне даже хочется сесть на пенек и ждать ее, записать что-нибудь в дневник и перекусить. Дотерпеть, когда она вернется с поджатым хвостом, и тогда насладиться выражением ее лица.

Этот маленький бунт назревал давно, и лучше бы она устроила его на равнине: я бы за ней приглядел. Но не просить же ее подождать, пока мы не выйдем из леса!

Сплошной гонор, а лет ей сколько – шестнадцать?

Я иду уже минут десять, как вдруг слышу ее. Но не за спиной, как предполагалось. Видимо, она осталась на поляне или же ушла в другую сторону: она где-то в полукилометре от меня.

И кричит.

Я, не раздумывая, бросаюсь бежать и по привычке, неосознанно, вытаскиваю на бегу пистолет из кобуры – условный рефлекс. Как говорил сержант по строевой подготовке: «Учись быстро или вообще не учись».

Ветки хлещут по лицу и рвут одежду, когда я мчусь со всех ног через подлесок, по чавкающей грязи вдоль речки, жертвуя осторожностью ради скорости.

Шумно прорываясь сквозь ветви, подбегаю к поляне…

…И тут вижу огромного, похожего на дикого кота зверя: сильные мышцы перекатываются под рыжевато-бурым мехом, а пасть ощерена. Ни на одной планете никогда не видел такого чудища. Клыки длинные, а темные глаза светятся умом. Зверюга эта задавит меня своим весом, а мисс Лару ей вообще на один зуб.

Низко рыча, зверь передними лапами скребет ствол дерева и оставляет на коре длинные глубокие разрезы. Лилиан сидит на дереве и вопит – как она туда вскарабкалась, для меня загадка.

Я обеими руками поднимаю пистолет, зажмуриваю глаз, задерживаю дыхание, замираю. Вой обозленного зверя сливается со звуком от удара лазерного луча, и пистолет вибрирует у меня в руках.

Корчась от боли и скалясь, зверь грузно падает на землю, и в воздух взвиваются листья и клубы пыли. Секунд десять он бьется в агонии, а потом замирает. По поляне плывет смрадный запах горелой плоти и меха.

Лилиан на дереве больше не кричит: она жадно хватает ртом воздух, пытаясь дышать ровно. Я встаю и еще с полминуты наблюдаю, не шевельнется ли зверь. Потом медленно иду к нему через поляну, держа в руке пистолет. Сверху доносится облегченный выдох, и до меня доходит, что Лилиан до сих пор меня не видела. Я не могу пока о ней думать.

– Не слезайте! – кричу я. – Если не сделать контрольный в голову, он может очнуться. Он вас не тронул?

Она молчит, но, раз до сих пор не свалилась с дерева, значит, не пострадала.

Я выпускаю еще один луч зверю в голову. Потом осторожно тыкаю его носком ботинка, жду, не шелохнется ли, и, наконец, наклоняюсь ближе. Глаза его остекленели, бока не вздымаются от дыхания. Он мертв.

Что же это за видоизмененная планета, если на ней разгуливают такие твари? Им здесь совсем не место. Кошки обычно вчетверо меньше и охотятся за грызунами, а не загоняют светских красавиц на деревья. У него на морде такие же полоски, какие я видел у кошек, но эта тварь – людоед.

Как он сюда попал? Я внимательно смотрю на него еще несколько секунд и наконец успокаиваюсь: он мертв, и это главное. Перевожу взгляд наверх: Лилиан, бледная как полотно, сидит, уцепившись за ветки. Она смотрит на меня широко раскрытыми блестящими глазами. Она даже не плачет, и я понимаю, что она до смерти перепугалась.

Шутки в сторону, мисс Лару, у меня тоже поджилки трясутся.

Я смотрю на нее, и на меня накатывает облегчение; рука, сжимающая пистолет, слегка дрожит.

Борюсь с порывом броситься к дереву и стащить ее вниз. Я мог бы взять ее за плечи и встряхнуть. Мог бы ее поцеловать. Но позволить себе этого не могу. Боже, какой же я болван, что отпустил ее одну в лес, зная про следы!

Дальше нужно действовать с умом. Я сглатываю, чтобы голос звучал ровно.

– Ну и ну, высоковато вы забрались. Помочь спуститься?

Она не обращает внимания на мое предложение, и это окончательно меня убеждает, что сильно она не пострадала. А вот если бы она приняла помощь, тогда бы я забеспокоился.