— O боже! Вам придется брать на себя такие хлопоты!

— Увы, но это так. Как я вижу, предстоящая встреча с родственником не особо волнует вас, так?

— С какой стати мне волноваться, — сказала я. — Это пусть дед волнуется, когда я закончу свою речь. Сколько же лет я копила в своей душе все, что думаю о нем, дожидаясь этого самого дня!

— Ну-ну… Вряд ли сейчас стоит слишком раздражать старика. Помните о том, какое неоценимое преимущество дает нам возможность венчаться в капелле его замка.

— Не забуду, — пообещала я, приступая в уме к сочинению обвинительной речи против деда.

Как же мне хотелось поговорить сперва с мамочкой! Впрочем, подозреваю, что она ограничилась бы просьбой не грубить и произвести хорошее впечатление.

А меня хорошее впечатление нимало не заботило. Гораздо важнее для меня было доказать моему деду, какой чудесный человек мой отец, как любит его мама и как ошибался старик в его отношении.

Однако времени на долгие разговоры с Питером уже не оставалось. Мне нужно было собрать свои вещи, а до отхода поезда оставался один час. Питер помчался в свою гостиницу, но и при этом все равно опередил меня. Выйдя через какое-то время в гостиную, я обнаружила, что он успел заказать сэндвичи и бутылку шампанского.

— Какое сумасбродство! — воскликнула я при виде шампанского.

— Я подумал, что мы не только заслуживаем его, но просто обязаны выпить за здоровье друг друга.

— Вы правы, отличная мысль! К тому же я уже успела проголодаться.

Я взяла сэндвич, a Питер откупорил бутылку шампанского, наполнил мой бокал, а после, подняв свой, сказал:

— За наше будущее, Мела, — мое и ваше — чтобы мы были счастливы вместе!

Я поднесла свой бокал к его бокалу и тут обнаружила, что почему-то не смею посмотреть ему в глаза. Быть может, это было глупо с моей стороны — но мне вдруг сделалось стыдно, словно я обводила Питера вокруг пальца, а не оказывала ему услугу.

Не знаю, почему мной овладело подобное чувство, в конце концов, я не могла поступить более благородно, чем пообещав выйти за него, чтобы исправить то трудное положение, в которое я его поставила. Но, по правде сказать, я тогда казалась себе пошлой и лукавой.

Питер отпил из своего бокала.

— Пейте, Мела, — предложил он, потому что я забыла о том, что должна была сделать, и застыла на месте, обдумывая его слова.

Я выпила и попыталась улыбнуться.

— Не могу придумать оригинальный тост, — сказала я, — остается только добавить «аминь» к вашему. Сойдет?

— Прекраснейшим образом, — одобрил Питер.

Оба мы умолкли.

Я ощущала некоторую неловкость, Питер, по моему мнению, тоже, но по прошествии нескольких мгновений мы вновь завели вполне естественный разговор, и постепенно — смею сказать, не без помощи шампанского — я ощутила в себе вновь вспыхнувший огонек волнения и дух приключения.

В конце концов, было восхитительно — да и забавно — представить себе, что мы надуем этого мерзкого Дурбина.

И только оказавшись в своем спальном купе и оставшись в одиночестве, меня начал точить червь сомнений. Итак, я начинаю новую жизнь с практически незнакомым мне человеком, выхожу за него замуж — и это после того, как я дала себе клятву не выходить за кого бы то ни было, кроме Тима.

Интересно, а что скажет Тим, когда узнает об этом. Я не сомневалась, что газеты на моей родине обязательно напишут о бракосочетании. Питер — человек известный, и в глазах света он может считаться в сто раз более важной и лучшей «партией» — как выразились бы мамины знакомые, — чем скромный Тим.

Я сказала себе, что за исключением ближайших родственников никогда и никому не открою истинные причины моего брака с Питером. Пусть они думают, что нас осенила любовь с первого взгляда, лично я никогда и никому не скажу правды.

С другой стороны, я понимала, что Питером нетрудно будет управлять. Он будет со мной добр и позволит мне идти собственным путем, и вдруг мое будущее показалось мне совсем не таким мрачным и безрадостным, как совсем недавно представлялось мне.

«Я буду ему хорошей женой, — думала я, засыпая. — Буду работать в его избирательном округе, но, что еще важнее, не позволю Сибил и всем остальным паразитировать на нем». Я нисколько не сомневалась в том, что Питер не способен отказать своей родне и каждый год они вытягивают из его кармана тысячи фунтов.

Мне вдруг стало интересно, о чем думает сейчас Питер, в частности думает ли он сейчас в своем купе обо мне. Влюблялся ли он когда-нибудь? Встретил ли раньше девушку, на которой хотел бы жениться, и если да, то почему так и не женился? Я вспомнила о Вили и ее кокетстве с ним и с искренним удовольствием представила себе ее досаду и разочарование, когда она узнает о наших планах. Конечно, с моей стороны не стоило бы проявлять столь низкое злорадство, однако, если я хочу оставаться честной с самой собой, мне следует признаться в нем. Вили неприятна мне, и вообще ни одна девушка не должна демонстрировать свои намерения столь очевидным образом.

И все же, пришла я к выводу, в жизни Питера должны были существовать другие женщины. Я вспомнила, что перед нашей помолвкой с Тимом я знала о нем все. Я была знакома с девушками, за которыми он ухаживал, кроме того, он был абсолютно откровенен со мной, рассказывал, как мало или много они значили для него.

О Питере я не знала абсолютно ничего. И тут я подумала, что ведь и он ничего не знает обо мне. Впрочем, это было даже неплохо — во всяком случае, будет о чем поговорить и что выяснить после заключения брака.

Я решила, что пора уже и заснуть, однако в два часа ночи еще лежала с открытыми глазами, слушая, как поезд во тьме мерно стучит колесами.

И тут я испугалась — испугалась того, что делаю. Я почувствовала, что жизнь моя как раз похожа на этот поезд, мчащийся в ночи и освещавший перед собой лишь несколько впереди лежащих ярдов дороги.

«Ну хорошо, — сказала я себе, — ты вызвалась спасти карьеру Питера, но что, если ты будешь несчастной в браке с ним, что ты будешь делать тогда? К тому же отныне тебе придется жить в Англии».

Как я могла забыть об этом — забыть, что всю свою жизнь мне придется провести вдали от родины, от своего дома, от близких — здесь, в Англии.

«Нет, на это я не способна, — решила я. — Это мое предложение было просто безумием. Надо немедленно сказать Питеру, тогда мы сойдем на следующей же станции и первым поездом вернемся назад, в Глазго».

Я встала, надела халат и тапочки, но, едва я включила свет, будущее предстало передо мной не таким уж мрачным. Никто не тянул меня за язык, я дала слово. К тому же Питер был мне симпатичен, и я не могла его подвести.

Мне вспомнилось полное издевки, торжествующее выражение на лице Дурбина, когда мы стояли посреди прихожей миссис Маллиган; пришли на память слова, которые она бросала нам своим громким вульгарным голосом; вспомнилось лицо Питера, побелевшее и напряженное, вспомнила его жесткий профиль.

— Нет, все уже решено, — вслух сказала я сама себе и, сняв халат, снова забралась под одеяло.

Должно быть, сразу после этого я заснула, так как потом помню только стук в дверь принесшего мне чай проводника. Я встала и подняла шторку.

Первый увиденный мною за окном пейзаж привел меня в такой восторг, как ни одно другое место — я имею в виду подлинную Шотландию, а не Глазго с его окрестностями. Равнину освещали неяркие лучи весеннего солнца, а вершины далеких гор были покрыты снегом.

Там и сям кристально чистые ручейки куда-то спешили по серым камням, время от времени вдали проглядывало изумрудно-зеленое море.

Не могу описать, насколько прекрасной показалась мне эта картина, и я вновь ощутила радостное волнение от того, что ждало меня впереди.

«Во всяком случае, смерть от скуки мне не грозит, — подумала я, — что угодно, но не это».

Я как раз начала одеваться, когда Питер постучал в дверь между нашими купе и спросил, проснулась ли я.

— Уже встаю, — ответила я.

— Прибытие через двадцать минут, — напомнил он мне.

Я заторопилась и вскоре была готова. Пришлось приложить все усилия, чтобы выглядеть привлекательной. Я намеревалась явиться в замок моего деда не растрепанной и усталой с дороги, но бодрой и привлекательной.

«Я покажу ему, как игнорировать моих родителей», — думала я.

Когда я привела себя в порядок, Питер открыл дверь.

— Ну как спалось? — спросила я его.

Он помедлил с ответом, и я заметила, что у него усталый вид.

— Похоже, вы так и не сомкнули глаз! — укорила я его. — И что же беспокоит вас — прошлое или будущее?

— И то и другое, — произнес Питер.

Покачнувшись вместе с вагоном, он спросил:

— А вы точно не передумали, Мела? Мы можем успеть и на поезд, возвращающийся в Глазго.

У меня было такое чувство, будто он каким-то образом подслушал мои ночные сомнения и колебания.

— Я приняла решение, Питер, — ответила я, — и не имею привычки менять их.

— Благослови вас Господь!

В голосе его вроде бы послышалась нотка облегчения, но, прежде чем я успела убедиться в этом, он нагнулся к моему чемодану.

— Прибываем, — заметил он.

Надев шубку, я вышла за ним в коридор. Проводник помог нам спуститься на перрон полустанка. Было очень холодно, но морозный воздух бодрил и напоминал мне о чудесной погоде, которая обычно стоит у нас осенью.

Поезд остановился всего на пару минут и тронулся с места, еще когда мы шли по платформе.

Я проводила его взглядом, подумав, а не следует ли увидеть в этих вагонах последнее звено, связывающее меня с прошлым, однако не стала этого делать. В то мгновение я не ощущала никаких сожалений, в волнении предвкушая предстоящие события.

Нас ожидало старое, даже дряхлое на вид такси.