– Пожалуйста, миледи, – промолвил О'Мэлли с видом раскаивающегося грешника, пододвигая для нее стул рядом с хозяином. – Сию секунду я подам вам вина. А потом приведу в порядок скатерть на том конце стола. Как нехорошо пахнет разлитое вино! Лучше сидеть подальше оттуда. Не пойму, как я мог быть таким неуклюжим, – добавил он, разворачивая льняную салфетку и передавая ее Виктории. – В последнее время у меня побаливала рука, по-видимому, в этом все дело. Можете не беспокоиться – ничего серьезного, просто ноет в том месте, где у меня давным-давно был перелом.

Виктория расправила юбки и сочувственно улыбнулась.

– Мне очень жаль, что у вас болит рука, мистер О'Мэлли. Затем О'Мэлли обернулся к лорду Филдингу, собираясь также попотчевать его баснями о своей неуклюжести, но у него пересохло во рту, когда он встретился с безжалостным проницательным взглядом хозяина и увидел, как тот многозначительно пробует пальцем лезвие столового ножа, как будто проверяет, хорошо ли он наточен.

О'Мэлли потянул воротник рубашки, будто он его душит, прочистил горло и торопливо пробормотал:

– С-сейчас я принесу вам другой бокал, миледи.

– Леди Филдинг не употребляет вина к ужину, – протянул Джейсон, но потом в раздумье спросил:

– Или ты изменила своим привычкам, Виктория?

Она отрицательно покачала головой, озадаченная немой сценой, произошедшей между Джейсоном и беднягой О'Мэлли.

– Но думаю, что сегодня я немного выпью, – добавила она, пытаясь сгладить возникшую неловкость.

Затем слуги удалились, оставив хозяев в одиночестве посреди угнетающего великолепия огромной столовой. В комнате повисла напряженная тишина, нарушаемая временами лишь постукиванием золотых ножей и вилок о тарелки из лиможского фарфора. Виктория с ужасом ощущала это молчание, прекрасно понимая, насколько Джейсону было бы веселее в Лондоне, нежели здесь, с ней.

К тому времени, когда тарелки были убраны и они ожидали десерт, ее уныние перешло в отчаяние. Дважды она пыталась нарушить барьер молчания, делая замечания на такие невинные темы, как погода или отменное качество блюд. Ответные реплики Джейсона были вежливы, но настолько коротки, что не вдохновляли на дальнейшую беседу.

Виктория ковыряла ложкой в блюдечке, понимая, что нужно что-то предпринять, причем как можно быстрее, так как с каждой минутой разрыв между ними увеличивался, с каждым днем становился все глубже, грозя тем, что скоро уже вообще ничего нельзя будет исправить.

Но тревога и уныние оставили ее, когда О'Мэлли торжественно внес десерт. С широкой улыбкой поставил он перед ними небольшой чудесный торт, украшенный двумя скрещенными цветными флажками – британским и звездно-полосатым американским.

Джейсон глянул на торт и перевел холодно-изумленный взгляд на взявшего на себя миротворческую миссию лакея.

– Надо думать, у миссис Крэддок сегодня особо патриотическое настроение? – Под недовольным взглядом хозяина О'Мэлли мигом растерял всю свою Игривость, и глаза его приобрели затравленное выражение. – Или этот символ должен напомнить мне, что я женат?

Лакей побледнел.

– Что вы, милорд. – Он выждал, все больше бледнея под взглядом хозяина, пока наконец Джейсон не отпустил его коротким кивком головы."

– Если это должно было символизировать наш брак, – с мягкой иронией сказала Виктория, – то миссис Крэддок следовало украсить торт не двумя флагами, а двумя скрещенными шпагами.

– Согласен, – сухо ответил он, не обращая больше внимания на торт и потянувшись за бокалом.

Казалось, Джейсону совершенно безразличны сложившиеся между ними отношения, и Виктория, не в силах больше ждать, сама затронула столь волнующую ее тему:

– Меня это не устраивает! – Она посмотрела прямо на мужа, сидевшего с непроницаемым видом. – Джейсон, пожалуйста.., я хочу, чтобы между нами все было иначе.

Ей показалось, что он чуть-чуть удивился, хотя, как обычно, и виду не показал. Лишь откинулся на спинку стула и перевел спокойно-иронический взгляд на ее лицо.

– Ты не могла бы уточнить, что имеешь в виду? Его голос звучал так отстранение, с таким безразличием, что волнение Виктории усилилось еще больше.

– Во-первых, я хочу, чтобы мы снова стали друзьями. Ведь прежде мы могли поболтать и посмеяться вместе.

– Давай поболтаем.

– А есть ли что-нибудь, о чем бы ты хотел со мной поболтать? – серьезно спросила она.

Джейсон поглядел в ее не правдоподобно прекрасное лицо и подумал: «Я хотел бы узнать, почему тебе нужно напиться до чертиков, прежде чем ты ляжешь со мной в постель. Хотел бы выяснить, почему от моего прикосновения тебя мутит». Но сказал он совсем другое:

– Да нет, пожалуй.

– Ладно, тогда начну я. – Поколебавшись, она спросила:

– Как тебе нравится мое платье? Это то самое, которое ты заказал для меня у мадам Дюмосс.

Взгляд Джейсона упал на нежные округлости, соблазнительно выглядывающие из-под низкого выреза. «Ей дьявольски идет зеленое, – думал он. – Но для полноты картины не хватает изумрудов». Если бы дела у них обстояли иначе, он отпустил бы слуг и посадил ее к себе на колени, обнажив ее груди для своих губ и рук. Он поцеловал бы каждую из них по очереди, отнес жену наверх и занимался там с ней любовью до полного изнеможения.

– Платье прекрасное. К нему требуются изумруды, – коротко сказал он.

Рука Виктории машинально коснулась шеи, на которой не было никаких украшений. Изумрудов у нее не было.

– Мне кажется, что ты тоже выглядишь неплохо, – проговорила она, восхищаясь тем, как хорошо сидит на его великолепных плечах дорогой, отлично сшитый темно-синий фрак. У него было такое загорелое лицо и такие темные волосы, что белая рубашка ослепительно выделялась на этом фоне.

– Ты очень красив, – мечтательно сказала она.

На его губах появилось подобие неуверенной улыбки.

– Спасибо, – только и нашелся вымолвить он, судя по всему, ошеломленно.

– Пожалуйста, – ответила она и, поскольку Джейсон не оборвал ее, решила, что следует развить эту тему. – Когда я впервые увидела тебя, мне показалось, что у тебя очень грозный вид. Знал ли ты это? Конечно, было уже темно и я нервничала, но.., понимаешь, ты такой высокий, что это напугало меня.

Джейсон поперхнулся вином.

– О чем ты?

– О нашей первой встрече, – невинно пояснила Виктория. – Помнишь, я стояла у подъезда с поросенком в руках, которого потом передала фермеру, а ты втащил меня в дом, где было так темно по сравнению с улицей…

Джейсон резко встал.

– Извини, я грубо с тобой тогда обошелся. А теперь, если не возражаешь, полагаю, что мне пора поработать.

– Нет, – поспешно сказала она, тоже вставая, – пожалуйста, отдохни сегодня. Давай поделаем что-нибудь другое – что-нибудь такое, что мы можем делать вместе.

Такое, что тебе нравится.

У Джейсона дрогнуло сердце. Он заметил ее пылающие щеки и увидел мольбу в ее синих глазах. Надежда и недоверие боролись в его душе, а в жилах забурлила кровь, когда он нежно коснулся се щеки и погладил тяжелые шелковистые волосы.

Дрожь пробежала по телу Виктории. Ей следовало давно попытаться смягчить его, вместо того чтобы молча страдать.

– Мы могли бы сыграть в шахматы, если хочешь, – счастливо сказала она. – Я, правда, не очень хорошая шахматистка, или, если у тебя есть карты…

Его рука отдернулась, а лицо превратилось в застывшую маску.

– Прости, Виктория. У меня есть дела. – Он обошел ее и исчез в кабинете, где и оставался остальную часть вечера.

Разочарованная, снова впавшая в уныние, Виктория попыталась провести вечер за чтением. К тому времени, когда пришла пора спать, она приняла окончательное решение не допустить, чтобы они оставались вежливыми чужаками, и сделать все возможное для того, чтобы изменить нынешнее положение.

Она вспомнила его взгляд, еще перед тем, как она предложила сыграть в шахматы. Точно так же он смотрел на нее прежде, если хотел поцеловать. Может, ему хотелось не в шахматы играть, а целовать ее? Бог ты мой, может, он опять хотел совершить с ней ту ужасную вещь…

Она содрогнулась от одной этой мысли, но ради восстановления отношений между ними готова была согласиться даже на это. У нее заныло под ложечкой, когда она вспомнила, как он ласкал ее, обнаженную, как пристально изучал ее тело в их первую брачную ночь. Может, это не было бы так ужасно, если бы он был нежен с ней в тот момент – так же нежен, как когда целовал.

Виктория подождала, пока не услышала шум в смежной комнате, затем накинула бирюзовый шелковый пеньюар, отороченный бежевыми кружевами. Она открыла дверь в его спальню и вошла к нему.

– Мой гос… Джейсон, – отрывисто сказала Виктория. Муж снимал рубашку и не слышал, как она вошла. От неожиданности он резко дернулся.

– Мне нужно поговорить с тобой, – заявила она.

– Выйди отсюда, Виктория, – холодно потребовал Джейсон.

– Но…

– Я не желаю разговаривать! – отрезал он. – И не желаю играть ни в шахматы, ни в карты.

– Но в таком случае чего же ты хочешь?

– Хочу, чтобы ты ушла отсюда. Я ясно выражаюсь?

– Вполне, – с достоинством ответила она. – Я больше не буду тебя беспокоить. – Виктория вышла и закрыла за собой дверь, но не оставила надежды добиться в конце концов того', чтобы их брак стал счастливым. Хотя ей было невдомек, чего он ожидал от нее. Она никак не могла понять, чего же он в конце концов хочет. Зато она знала одного человека, который понимает Джейсона. Мужу тридцать лет, он гораздо старше и опытнее ее, но капитан Фаррел старше и опытнее его и наверняка подскажет ей, что следует предпринять теперь.

Глава 25

На следующее утро Виктория решительно направилась к конюшне и попросила оседлать для нее коня. На ней был новый черный костюм для верховой езды, подчеркивающий полные груди и осиную талию. Белоснежная рубашка оттеняла румянец на высоких скулах, а золотисто-каштановые волосы были собраны на затылке в элегантный узел. Такая прическа помогала ей чувствовать себя старше и мудрее, поддерживала ее уверенность в себе.