Снова наступило молчание. Под окном закричал дрозд. «Проклятая птица преследует нас», – подумала Лаура.

Заговорила Маргарет:

– Это все словно нереально. Разве это не фантастика, что мы сидим здесь все вместе и говорим о Томе?

– Да, – согласилась Лаура, – я тоже это чувствую. Но хорошо уже то, что мы не возненавидели друг друга.

– Много бы в этом было пользы, – резко бросил Артур.

В эту минуту вошел Ральф Маккензи. Он сел и окинул взглядом собравшихся – у всех троих были спокойные, торжественные лица. Ральф обошелся без вступлений и коротко выразил сожаление, что разговор с Томом не состоялся.

– Да, – констатировал он, – его, очевидно, с места не сдвинешь.

– Каменная стена, – усмехнулся Артур. – Нет смысла биться головой. Если Том не хочет встречаться и говорить с нами, что ж, надо с этим примириться.

Маргарет кусала губы. Перехватив взгляд Лауры, она спросила с наигранным оживлением:

– Как идет избирательная кампания, Ральф?

– Отлично. Мы выяснили, что собранием ку-клукс-клана заправляли двое людей Джонсона. Кольцо сжимается, они разоблачат себя, и мы выиграем. Артур повернулся к Лауре и спросил:

– Вы знаете, что ваш управляющий Питт нагрел руки на ваших делах и причинил ущерб компании?

– Артур, зачем ты так резко? – вскричала Маргарет.

– Ничего, Маргарет, Лаура не слабонервная девочка. Фактам надо смотреть в лицо, и она так и поступит.

– Спасибо, – сказала Лаура. – Я постараюсь.

– А что случилось с вашей компанией? – спросила Маргарет. – Ральф говорил, что какие-то проблемы…

– Все можно уладить, – возразил Ральф. – Лаура, я говорил по этому поводу с Артуром. У меня есть идеи, но у него шире деловые контакты.

– Ну, что ж объединим ваши идеи и мои контакты, – согласился Артур.

– Спасибо вам обоим! – воскликнула Лаура. – Ведь надо что-то предпринимать. Издержки и заработная плата растут, а дело не идет.

– Том собирается со временем вступить в дело? – спросил Артур.

– Нет, – решительно ответила Лаура. – Может быть, он уступил бы настояниям отца, но интересует его только астрономия.

– А не политика? – настойчиво спрашивал Артур.

Румянец залил ее щеки.

– Не знаю. Все это неопределенно.

– Разве Холли не приехала с вами? – спросил Артура Ральф, отвлекая его от расспросов о Томе.

– Она у Тимми, они рассматривают фотографии его собаки.

Лаура пошла позвать Тимми и Холли. Она шла устало, медленно, с облегчением думая, что гости скоро уедут, что она будет играть с Тимми на пианино, ляжет… И никто не будет задавать докучливых вопросов.

– Что-то вы долго говорили о собаках, – заметила Маргарет. Она тоже устала, чувствовала раздражение и подступающие слезы.

«Наверное, и я так же выгляжу», – подумала Лаура.

– Да мы не о собаках говорили, – заметила Холли. – Тимми расспрашивал о Питере.

– О-о! – вырвалось у Лауры.

– Он спрашивал, как себя чувствовал Питер в одиннадцать лет, зная, что ему так мало осталось жить.

Все были потрясены. Что тут можно было ответить? Из вопроса было ясно, что Тимми уверен, что смерть ждет его, как и Питера, в восемнадцать лет.

Ответил Артур. Он сдвинул очки на лоб, вздохнул, подсел к Тимми и заговорил с ним, как будто они были только вдвоем в комнате, двое мужчин.

– Слушай, – сказал он. – Слушай меня. Конечно, Питер думал о смерти. Но старался и не думать о ней. Мы ведь все умрем, только не знаем, когда. Твой отец не думал о смерти в тот вечер, он рассчитывал вернуться домой через пару часов.

«Ох, не надо, – подумала Лаура. – Рана еще слишком свежа, не надо снимать повязку». Но она не знала, как его остановить.

– Каждый из нас умрет от болезни или в результате несчастного случая. В твоем случае разница только та, что враг известен – враг, с которым можно бороться. А нам всем враг неизвестен.

Тимми глядел с сомнением, и все-таки не сводил глаз с Артура.

– Ты ведь знаешь, что теперь люди с твоей болезнью живут дольше, гораздо дольше. И ученые находят новые способы борьбы с ней, ты слышал о генотерапии?

– Нет, но Том знает. Он все научные книги читает по моей болезни.

– Так, – сказал Артур и помолчал. – Ну, что ж, пусть Том об этом почитает. Я знаю только, что ведутся исследования, ведутся в университетах и в Национальных институтах здоровья. Что они делают, я не разбираюсь – я не биолог и не медик. Знаю только, что направление считается перспективным.

– Почему ж они не лечили Питера?

– Это – новое направление. Исследования еще не закончены.

«И сейчас еще не закончены», – подумала Лаура, и на глаза ей набежали слезы.

– Но они скоро закончат? – бодро спросил Тимми.

Артур умело уклонился от прямого ответа.

– Они надеются в скором времени закончить. И уж во всяком случае закончат вовремя для тебя.

– А пока, – сказала Лаура, – он должен строго соблюдать режим.

– Безусловно, – согласился Артур.

– А он не всегда соблюдает правила. Он должен соблюдать диету, не перегреваться, не переутомляться.

– Именно так, – подтвердил Артур.

– До чего ж некстати дикая жара, – пожаловалась Лаура. – Следовало бы его вывезти из города, а у меня дела, которые надо закончить с юристом. Бумаги…

Тимми было неприятно, что о нем говорят в его присутствии, словно он – маленький ребенок. Маргарет посмотрела на мужа; тот кивнул, и улыбка осветила его лицо.

– Если бы Лаура согласилась, и если бы Тимми согласился, – начала Маргарет.

– На что? – воскликнул Тимми.

– У нас есть коттедж на берегу озера, – сказала Маргарет. – Мы собирались туда на неделю, но отложили поездку в связи с вашим приглашением. Если ты захочешь, и если твоя мама согласится… Там свежий воздух, на десять градусов прохладнее, чем здесь.

Вмешалась Холли:

– Мы будем плавать под парусом, ловить рыбу. А в соседнем коттедже живут два славных парнишки твоего возраста.

Тимми выглядел заинтересованным. «Ему нужны перемены, нужно что-нибудь интересное», – подумала Лаура. Но ведь она едва знает этих людей. Она бессознательно бросила взгляд на Ральфа, и он ответил на незаданный вопрос:

– Мохаук – замечательное место. Белый песок на берегу, кругом горы, красота. Тимми понравится.

О, она помнила белый песчаный берег, солнце и ветер, жужжание пчел в цветущих кустах вокруг домика…

– Мне понравится! – воскликнул Тимми. – Мам, я хочу поехать!

– Хорошо, – уступила она и, повернувшись к Кроуфильдам, сказала: – Вы очень добры, не знаю, как вас благодарить!

– И не надо благодарить, нам это доставит удовольствие. Ну, что ж, нам пора возвращаться домой, упаковать вещи, и рано утром мы сможем ехать.

– Тогда и ты иди соберись, Тимми, – сказала Лаура. – Пара купальных трусиков, и свитер не забудь.

Когда он выбежал из комнаты, Маргарет сказала Лауре:

– Вы не должны за него беспокоиться. Мы знаем, как за ним ухаживать.

– Я это знаю.

Когда они уехали, Лаура подумала, как странно все сложилось. Они приехали к ней, чтобы побыть со своим сыном, а уедут, забрав с собой ее сына.

– Что случилось с Томом? – спросил Ральф. – Если не хотите, не рассказывайте.

– То же, что и раньше. Он сказал, что не хочет с ними встречаться. Хуже всего было, когда они приехали, и я должна была сказать им, что Тома нет. Я не знала, что будет, Маргарет расплачется или они оба разъярятся. Но они держались достойно.

– Плакать Маргарет будет дома.

– Мне так жаль их. Удивительно, что они захотели взять с собой Тимми.

– Для них Тимми – маленький Питер, они рады снова пережить его детство.

Ральф все еще стоял в дверях. «Он повернулся ко мне, чтобы вежливо попрощаться», – подумала она. Но он задумчиво посмотрел на нее и сказал:

– Когда я прихожу сюда, эти высокие старые деревья вокруг дома радуют мне душу, мне жаль, что я здесь не вырос. Когда я представляю себя в саду, в гамаке, с книгой в руках, моя комната кажется мне упаковочным ящиком.

– Хотите выйти в сад? – машинально пригласила она и сразу же в замешательстве вспомнила его заявление: «Я устраняюсь».

– Я бы с удовольствием.

Они прошли через дом на заднюю веранду и сели под деревом. День клонился к вечеру, и жара в тени казалась сносной. Тихо журчали фонтанчики для поливки лужаек, окаймленных флоксами, лилиями, астрами и космиями. Широкий цветочный бордюр переливался многоцветной радугой.

– Кто ухаживает за садом?

– Ухаживали Бэд и мальчики… – Лаура вспомнила, что Бэда нет, а Том… Часто ли он теперь будет жить дома? Предчувствие одиночества опахнуло Лауру словно холодный ветер, она закрыла глаза.

Когда она открыла их, Ральф глядел ей в лицо:

– Я просил сказать мне, если вам будет нужна помощь, – мягко произнес он. – А вы не просите помочь.

– Но ведь вы сказали, что устраняетесь, и я поняла, почему.

– Я говорил о Томе. Почему вы решили, что я говорю о вас?

Если бы она была слабая и плаксивая женщина, она не вызывала бы в нем такого желания помочь ей, не трогала так его сердце. Но с первой встречи он понял, что она – нежная и стойкая, как шелковистый бархат, прикрывающий стальную броню. И с первой же встречи он недоумевал, что связало ее с мужем, человеком, который стимулировал нравственную порчу собственного сына, – и радовался ей. И по такому человеку она скорбит, – он видит ее омраченное лицо и этот полутраур жаркого дня – длинную черную блузку и белую юбку. Или это – дань приличиям, а не выражение скорби? Может быть, она давно понимала, что такое ее муж, а обстоятельства его смерти еще больше прояснили картину? Тогда смерть мужа не должна была глубоко ранить ее, и если ей нравится другой человек… «Что произойдет между нами? Или ничего не будет?» – спрашивал он себя, стоя рядом с высокой стройной женщиной. Он был выше нее, и она удивленно подняла на него глаза, когда он настойчиво спросил: