– Да ты что? Тебе идет красное, и сидит оно чудесно.

– Ах, Томми, что ты в этом понимаешь? У женщины должно быть много туалетов. Ах, будь у меня такие богатые родители, как у этой еврейки Инид, я бы набила платьями весь стенной шкаф. – Хоть бы мне отец побольше денег посылал, – продолжала жаловаться Робби, – мне так хочется снять комнату, где я буду одна. И получше, пускай подороже этой; посмотри, какая здесь грязь, дешевка. – Она показала ему убогий туалетный столик с двумя рассохшимися выдвижными ящиками. Продавленное кресло, выцветшее красное покрывало на постели… Том вспомнил свой ухоженный дом, навощенную мебель, чистоту и опрятность кругом. А ведь одевалась Робби так опрятно и чистенько, – это очень нравилось в ней Тому. Такой разительный контраст.

Но Робби уже оставила жалобный тон и весело заметила:

– Да ладно, это только до лета. Зато близко к книжному магазину, где я работаю.

Ее быстрые перемены настроения всегда восхищали Тома; сейчас Робби оживилась, глаза заблестели, и она вдруг закружилась на месте так, что юбка развернулась вокруг девушки, словно открытый зонтик.

– Ну, давай я тебе еще разок расскажу. Ведь как это здорово получилось! Мы распаковывали книги в нашей лавке, когда явился Джим Джонсон. Мистер Дэдли был так любезен, что представил меня ему. Сказал, что я – ведущий сотрудник «Независимого голоса». Дэдли волновался, не явятся ли подонки из левых и не устроят ли провокацию. Они думают, что мы храним бомбы в магазине. Так и есть, – понизив голос, сказала Робби, – мне кажется…

– Ты сказала, что Джим Джонсон пригласил нас на ленч.

– Ну, не то формальное приглашение…

– Я завтра снова тут буду, – сказал он, – так давайте, ребята, выпьем кока-колы и поболтаем.

– Ох, как здорово, что ты с ним познакомишься, Том! Он потрясающий. Сексуальный. Вот увидишь!

– Я откладываю деньги, чтобы купить к концу лета машину, – сказал Том, открывая дверцу отцовского пикапа.

– Это будет замечательно, – весело сказала Робби.

Мама предложила ему свою машину, но он не знал, как отнесется Робби к старому «мерседесу». Сначала они ехали по большой дороге, по сторонам которой тянулся ряд аккуратных хорошеньких домиков. Потом пошла довольно плохая дорога по коричневой равнине с пересохшей, в трещинах землей, среди которой всего два-три поселка выделялись зелеными пятнами каких-то насаждений. Том недоумевал, кому и зачем пришло в голову открыть книжную лавку и склад в такой безлюдной местности.

Наконец они доехали до поселка, где Робби велела остановиться около небольшого дома с американским флагом. Дом имел запущенный вид, лужайка заросла некошеной травой.

– Здесь, – сказала Робби. Увидев озадаченный вид Тома, она добавила. – Пока здесь. Потом, может быть, переберемся в другое место.

Она постучала, и дверь открыл пожилой мужчина с опущенными книзу уголками рта. – Том догадался, что это – мистер Дэдли.

– Это Том, – бодро заявила Робби. – Ну как, Джонсон приехал?

– В пути. Вы явились рановато.

– Лучше, чем опоздать, – так же бодро заявила Робби. – Ну, пойдем, – обратилась она к Тому, – я покажу тебе, как у нас там, наверху.

Наверху была большая комната со множеством книжных полок по стенам. Из мебели был только один письменный стол; женщина, сидевшая за ним, поднялась и вежливо приветствовала их.

– Аделина, это Том. Он здорово помогает мне в газете, а в этом году вообще вовсю включился в наше дело.

– Рада с вами познакомиться, Том.

Эта женщина была настоящая леди. Он сразу почувствовал это, пожимая ее тонкую, нежную руку. Она была… ну, как мама. Изящное продолговатое лицо, прекрасно сшитое полотняное платье, жемчужные сережки в маленьких ушах, похожие на мамины. Эта женщина казалась совсем не на месте в пыльной запущенной комнате.

– Миссис Айронс – самая активная из наших добровольцев. Она всей душой отдается нашей работе. А это Том, новый друг нашего дела.

– Зовите меня просто Аделиной, Том, и не верьте преувеличенным комплиментам нашей милой Робби. Да, я работаю усердно, но наше дело этого требует. От наших усилий зависит, какую страну вы унаследуете от нас, – вы, молодые. Я не хочу быть высокопарной, но это так и есть.

Том беглым взглядом посмотрел на корешки книг. Слова «Гитлер», «Вторая мировая война», «негры» повторялись в заглавиях.

– Доставайте с полок и покупайте, что хотите. И рассказывайте вашим друзьям – у нас можно заказать книги, мы посылаем их авиапочтой. Внизу около двух тысяч книг готовы к отправлению.

Они спустились на первый этаж, там стояло много ящиков, частично заполненных книгами.

– Мы посылаем заказы во все концы страны. Не сомневаюсь, что мы поможем Джиму Джонсону в его предвыборной компании.

– Он ваш единомышленник?

– Вовсе нет, Боже правый! Мы расходимся во многих, в очень многих вопросах. У него свои идеи, и с нами он связан случайно, через меня. Я – его старый друг, одноклассница, и знаю, что он превосходный кандидат – порядочнее человека едва ли найдешь. А-а, вот и он, слышу шум его машины.

Джим Джонсон был красив. Он казался привлекательным и на портретах, но они, пожалуй, не воздавали ему должное полностью. Правильные черты лица, привлекательная улыбка, светлые волнистые, словно завитые волосы. Великолепная фигура, высокий рост. Том сразу увидел, что его светло-серый летний костюм сшит у лучшего портного, и был рад, что по настоянию Робби надел хороший костюм.

– Привет, Робби! – приветствовал девушку Джонсон. – А вы, конечно, Том? – Он пожал Тому руку, глядя ему прямо в глаза. – Друг. Роберта рассказала мне, что вы оказываете ценную помощь газете. Наш «Независимый голос» должен иметь успех, это крайне важно.

– Вряд ли моя помощь так уж ценна, но я стараюсь.

– Отлично, отлично. Нам надо побольше таких молодых людей в университетах. Когда я пройду в сенат, мы позаботимся о том, чтобы указать молодежи правильное направление. Надеюсь, ты голосуешь за меня. – И Джонсон вскинул голову, одновременно выражая уверенность, что иначе и быть не может, и притворным недоумением во взгляде, выражая сомнение – а, может быть, юноша собирается голосовать против него. Восхищенный этой пантомимой, Том энергично закивал, и оба заулыбались.

– Очень важно, – продолжал Джонсон, – чтобы наша газета оказала воздействие на бывших питомцев университета, рассеянных по всей стране. Многих не очень волнуют выборы в сенат, и газета должна стимулировать их интерес. Некоторые из них помогут и субсидиями. И тогда мы сможем организовать большое предвыборное собрание, чтобы вдохновить молодежь. Молодежь – это все. Я приеду на это собрание, произнесу речь и отвечу на вопросы. Если вы поможете этому делу, то вы просто молодчина.

– Это большая честь для меня, – с радостной улыбкой ответил Том.

– Ну, что ж, – сказал Джонсон, – уже время ленча. Когда-то я с женой жил в этих краях, и хозяин закусочной – мой приятель. Он ждет нас. У него есть отдельные кабинки в задней комнате, так что мы можем посидеть там за гамбургером. Поехали!

Они втиснулись в машину Джонсона, набитую брошюрками и памфлетами, проехали мили две и остановились у харчевни посреди высокого кустарника. Они вошли через задний вход, толстый человек в засаленном переднике принес им гамбургеры и кока-колу и вышел. Они остались одни в тесной комнатке – с потолка свисала полоска липкой бумаги для мух.

– Не очень-то роскошно, – засмеялся Джонсон, – зато ни газетчики, ни почитатели меня здесь не славят. – Он положил перед Робби блокнот и ручку. – Ну, записывай то, что я буду говорить. Кое-что вы можете включить в свои передовые. Но, – взгляд его стал пронзительным, – не упоминая моего имени. Категорически. Я не связан с вашей группировкой. Я – приверженец одной партии, той, что выдвинула меня в сенат. Против меня могут начать грязную кампанию. И так с самого начала моей политической карьеры меня обвиняют в связях с ку-клукс-кланом. Да что говорить, еще со студенческих лет! Меня не любили ни либералы, ни профессора колледжа, ни толпа обывателей. Многим я был не по душе, и мои речи перевирали и перетолковывали. И мои передовые – я работал в газете, вот как вы сейчас, но я никогда не принадлежал к клану, никогда!

Робби возразила задумчиво:

– А мне кажется, я понимаю, почему вас обвиняли в принадлежности к клану. В его программе есть разумные вещи. Америка наводняется чужаками, в их душах нет ни зернышка американизма.

– Ты права, – сказал Джонсон, улыбнувшись Робби. – Но, если хочешь быть избранным, говорить об этом нельзя. Клан ведь действительно заходит слишком далеко. Упаси Бог, я не призываю линчевать черных и я не антисемит. Но знаете ли, – сказал он задумчиво, – надо ознакомиться со всеми точками зрения. Я с юности читаю Хоббса, Ницше, Адама Смита, Шопенгауэра, у всех можно найти полезные идеи. Даже у коммунистов. Не в их практике, конечно, но в их философии – не все можно. Я бы вам советовал все читать и как следует обдумывать. Я тому же учу своих детей, хоть они моложе вас. Да, вы собрали в вашем книжном магазине замечательный материал. – Джонсон посмотрел на часы. – О-о, я опаздываю. Предстоит проехать сто пятьдесят миль. Кандидатам надо бы выдавать талон на разрешение превышать скорость. Ну, а вы, молодежь, прощайте, надеюсь, скоро увидимся.

– Вот это мужчина! – воскликнул Том, когда Джонсон уехал. – Настоящий лидер! Разумный, образованный человек, умеет все четко сформулировать. Вот уже его никто не назовет краснозадым.

– Еще бы! Какая замечательная встреча. День у нас прошел отлично. И ночь тоже, – хихикнула она.

– Ну, ночь-то – как всегда. А что ты скажешь насчет пятницы? Я свожу Тимми на бейсбол – и прямо к тебе.

– Как ты заботишься о мальчике, – сочувственно сказала Робби.