Плащ дорогого сукна был превосходно пошит, но показался ей странно тяжелым. Аллегра помрачнела. Неужто действительно под его складками где-то в потайном кармане был спрятан пистолет?

– Значит, ты приехал сюда из Лондона? А что ты там делал?

– Так, занимался всякой ерундой. – Чарли принялся теребить кончик носа. – Ведь у того, кто вынужден скрывать свое настоящее имя, там слишком мало возможностей.

– Но ведь с этим покончено! – вскричала Аллегра. Господи, как же она могла запамятовать такую новость! – Ох, Чарли! Теперь ты снова можешь звать себя Бэньярдом. Мало того, мы свободны! Том перед смертью сам сознался, что его отец возвел на нас ложное обвинение. Король даровал помилование. И имя Бэньярдов восстановлено. Понимаешь, Чарли, ты свободен! – И она кинулась обнимать брата в новом порыве чувств.

– Свободен? – рявкнул тот, отшвырнув от себя Аллегру. – Три года назад я сбежал с плантации. Тайком. И еще два года пытался выбраться из Америки. Я был отверженным, бродягой с большой дороги, я крал, чтобы прикрыть наготу и не умереть с голоду. Один, под открытым небом, в холод и в дождь, днем и ночью. И все время я трясся от страха быть пойманным. Но вот мне удалось пробраться на корабль и спрятаться в трюме, чтобы никто не заметил. А когда я наконец добрался домой, то обнаружил, что Джон Уикхэм мертв, Том Уикхэм куда-то скрылся, а мой дом продан вот этому выскочке. – Чарли недовольно покосился на Грея. – И ты говоришь: свободен?! – Он буквально плевался этим словом. – Да меня вздернут на первой же попавшейся виселице за бегство с плантации! – И молодой человек отвесил сестре издевательский поклон: – Или тебе угодно, чтобы Чарльз Бэньярд добровольно выполз на всеобщее обозрение? Ну что ж, в лучшем случае меня просто сошлют обратно в Колонии. Вот чем пахнет твоя «свобода»!

Вперед выступил Грей. От гнева лицо его застыло, но голос звучал спокойно и убедительно:

– Полагаю, у меня еще сохранились кое-какие связи при дворе. Я мог бы походатайствовать за вас в Лондоне. А если повезет – добиться полного оправдания и освобождения от ссылки и даже восстановления титула. Баронет, если я не ошибся? Может быть, король пожалует вам должность или хотя бы пенсию в возмещение за понесенный ущерб. Если вы назовете мне имя своего плантатора, я бы смог связаться и с ним. Наверняка соответствующий выкуп убедит его не преследовать вас больше как беглеца.

Сердце Аллегры переполняла благодарность. Какой добрый, какой хороший ее Грей! Она подошла и взяла его под руку. И вдруг с испугом ощутила, как дрожит его большое сильное тело. Это напомнило Аллегре, как совсем недавно… О Боже, эта ужасная сцена в Ладлоу… И то, что рассказала ей Долли про Лондон! Ведь теперь ему предстоит вернуться туда, и предстать перед двором, и бросить вызов всему свету! Кто знает, во что это может вылиться?! Какие новые унижения его ждут?

– Милый, ты хочешь сделать это ради Чарли?

– Это ради тебя, Аллегра, – пробормотал Грей, не в силах скрывать растерянность и испуг.

– Но может быть, Гиффорд или Бриггс…

– А что, если их связей будет недостаточно? – Грей тяжело вздохнул и провел ладонью по губам. – Как скоро ты перестанешь уважать меня? И начнешь презирать? Наверное, я был не в своем уме, когда вообразил, будто смогу укрыться в Шропшире навсегда. Позволь мне снова сразиться со своими демонами и показать, на что я способен, если вообще способен на что-то. Тем более что появился такой повод. – И он попытался расправить плечи и улыбнулся: – Ну, Бэньярд, что ты на это скажешь?

Аллегра смахнула невольные слезы. Ну как не любить такого, как он – отважного и щедрого? А вдруг Чарли не примет от Грея такую жертву?

– Вот видишь, Чарли, твоя малышка Анни не ошиблась в выборе супруга. И с Божьей помощью сэр Чарльз Бэньярд снова родится на свет.

– Это не окупит и сотой доли того, что мне пришлось вытерпеть, – скривился Чарли. При виде такого горя у Аллегры снова защемило сердце.

– Ох, Чарли, пожалуйста, забудь про это. Попытайся просто радоваться жизни. Как это делаю я.

– Позабыть? А ты знаешь, что такое рисовое поле? Вонючее душное болото с мириадами москитов и мух. И с каждым проклятым днем ты словно опускаешься еще на одну ступеньку жестокости и тупости. После этого перестаешь бояться даже адского пламени! – По мере того как он говорил, его голос поднимался до какого-то звериного воя.

– Всем нам довелось хлебнуть лиха, – запальчиво возразила Аллегра, – и научиться с ним жить. – Она тут же пожалела о своей резкости и захотела подбодрить брата: – Где же твоя фамильная гордость? Помнишь девиз дедушки Бэньярда – «Гордость и терпение!»? Что с ними стало, Чарли?

– А вот что! – выкрикнул он и задрал рубаху. Вся его спина была исполосована уродливыми грубыми шрамами: они переплетались и наползали один на другой в кошмарном узоре, не оставляя ни клочка нетронутой плоти. Аллегра отшатнулась, зажав руками рот. – Святые угодники!.. – вырвалось у нее. А Чарли уже развернулся и грохнул ладонью по столу:

– А еще вот что – за вторую попытку бежать! – На мизинце не хватало двух фаланг, и конец обрубка был отвратительно темного цвета, как будто рану прижигали кипящим дегтем.

– Ох, Чарли, – разрыдалась Аллегра.

– К черту, Анни, – брезгливо выпалил он. – Вот уж чего не терплю, так это сучьего воя. Попробовала бы только моя пустить слезу – враз бы получила по морде!

– Ну, на сей раз действительно хватит, сэр! – И Грей с размаху отвесил дорогому брату оплеуху. – Потрудитесь прикусить язык, милейший, пока я не выдрал вас как мальчишку!

Чарли ошалело помотал головой, а потом посмотрел на Грея, недобро прищурившись. Словно по волшебству, из-за голенища выскочил кинжал.

– А ну-ка попробуй, говяжья туша! Я мигом настрогаю из тебя бифштексов!

– Остановитесь, ради всего святого! – заломила руки Аллегра. – Разве вы не видите, что разрываете мне сердце?!

Повисло напряженное молчание. Но вот Грей взял себя в руки и обнял жену:

– Прости меня, Аллегра.

– Нет, это я виноват, – с судорожным вздохом возразил Чарли и убрал на место кинжал. – Слишком долго пробыл среди всякого сброда, Анни. Малышка Анни. Прости меня. – Он снова вздохнул: – Знаешь, как ты стала походить на маму? Жаль, что я не знал, где вас искать в Чарлстоне. Я бы положил цветы на ее могилу.

– Мы поставим памятник всей семье в парке в Бэньярд-Холле, – хрипло предложил Грей. – Тогда никто не будет забыт. – Он прокашлялся и продолжил: – Вам лучше всего оставаться некоторое время здесь. Не стоит привлекать к себе внимание, пока не будет получено помилование и выплачены все долги.

– Да, – подхватила Аллегра, радуясь восстановленному миру. – Милый Чарли, побудь здесь. Этот дом… – Тут ее внезапно осенило. – Позволь подарить его тебе. Том Уикхэм завещал его мне, как последней из Бэньярдов, в день своей смерти. Но по праву им должен владеть ты. Так будет справедливо. И хотя доход с него небольшой, но сейчас и он придется кстати.

– Ну что ж, пока сойдет, – брезгливо осмотрелся Чарли. – Но без бабы я тут долго не высижу. Она, конечно, бессердечная сука, зато здоровая, как ломовая лошадь, и может работать за троих. Мне пришлось оставить ее в Йорке, когда я отправился в Лондон.

– Я пошлю за ней, – кивнул Грей. – Как ее имя?

– Чтоб я сдох! – ухмыльнулся Чарли. – Понятия не имею. Кажется, кто-то звал ее Глори. Вот и все. Я оставил ее в таверне «Черный пес» на окраине Йорка, по дороге в Шелби.

– Я устрою так, чтобы она попала сюда. И прежде чем мы поедем в Лондон, нужно будет оформить у нотариуса все бумаги на этот коттедж. Вместе с землей и арендаторами. – Грей смущенно добавил: – Если есть нужда в деньгах, я бы мог немного оставить прямо сейчас. А потом мой секретарь пришлет еще. Скажем, сотню-другую фунтов.

Чарли впился в него глазами, словно увидел только сейчас:

– Да у вас, я вижу, денег куры не клюют! Неужто моя сестра сподобилась выйти за богача?

– Просто немного удачи, – пожал плечами Грей. – Небеса были милостивы ко мне долгие годы.

– Тогда как мою спину полосовали кнутом, – злобно прошипел Чарли.

От этого тона у Аллегры защемило в груди. Ну ничего, с Божьей помощью Чарли понемногу придет в себя и снова обретет покой и счастье. Горе и жестокость исчезнут, и к ней вернется ее прежний милый брат. И все станет, как прежде. Она ласково убрала с его лба темную прядь волос. Бедный, он выглядит намного старше своих тридцати лет. Вот и виски кое-где тронуты сединой…

– Мы пошлем за тобой, как только сможем. Вот увидишь. Все встанет на свои места.

Чарли взглянул на сестру. Его темные глаза, так похожие на ее, напоминали глаза затравленного, загнанного в угол зверя.

– Анни, – мрачно прошептал он. – Прошло уже целых восемь лет с тех пор, как наш мир рухнул, и ничто не могло поставить его на место…

Глава 21

– Ох, Долли, я даже подумать боюсь о том, чего ему это стоило. – Аллегра допила чай и со вздохом отодвинула чашку.

– Удивительно, как он успел добиться всего этого за месяц, – подхватила леди Дороти, махнув слуге, чтобы подал счет.

– Я и сама с трудом верю. Полное помилование для Чарли. Возврат титула и привилегий. И к тому же более чем приличная пенсия. А тот особняк, который Грей снял для него на площади Святого Мартина… По-моему, он обошелся намного дороже, чем Грей мне сказал.

– Ты уже виделась с братом здесь, в Лондоне?

– Всего один раз. Он нанес визит в Морган-хаус. Чарли по-прежнему такой несдержанный. Такой… – Аллегра замялась: ей очень не хотелось говорить плохо о своем любимом брате, – …такой неблагодарный после всего, что Грей для него сделал! Как будто весь мир обязан вымаливать прощение за его несчастья! И как будто Грею все достается даром!

– А Грей не говорит, как он себя чувствует?

– Нет. Первые две недели ему приходилось каждый день являться ко двору. И когда он возвращался через несколько часов, то все еще дрожал, а в лице не было ни кровинки. Но никому ни разу не пожаловался, даже мне. Долли! Только представь себе все эти насмешки, и сплетни, и презрение старых знакомых и Друзей… Слава Богу, у него хватило сил не браться за джин. Хотя до дуэли вроде бы не доходило, но к нему явно цеплялись, и неоднократно. Но он все равно добился аудиенции, и один раз его принимал король, а дважды Уолпол. И они удовлетворили ходатайство для Чарли. Может быть, это поможет Грею восстановить положение в обществе?