Не смея поднять глаза на Ридли, девушка уставилась на носки своих туфель. Внутри у нее все трепетало: интересно, замечает ли он это? Однако порожден этот трепет отчаянным страхом или же памятью о его жгучих поцелуях и ласковых руках, она и сама не знала. Ее рассудок пребывал в полном смятении.

А зловещее молчание только усугубило растерянность. Девушка не сомневалась, что за ней наблюдают: по коже пробегал мороз от его ледяного взора. Наверное, стоило рассыпаться перед хозяином в извинениях. Он не может не понимать, что, несмотря на несчастный случай, она вовсе не желала причинять ему физические увечья. Аллегра уже совсем решилась заговорить первой, но ее размышления прервал суровый голос:

– Подойди и встань передо мной. И будь добра поднять голову. Я желаю видеть твои глаза.

Она кивнула, подошла поближе и заставила себя посмотреть на него. Хотя Грей сейчас сидел в кресле и их разделял тяжелый стол, Аллегра тут же ощутила исходившую от него силу. И сдерживаемый до поры гнев, который не мог не напугать. Ридли не спеша налил себе джина и приподнял бокал:

– Твое здоровье.

От разочарования у нее тоскливо сжалось сердце. Неужели только ради мести за вчерашнее он собирается сегодня влить в себя двойную порцию джина? Глаза защипало от слез. Аллегра шепнула:

– Ваше здоровье, милорд.

Грей сердито осклабился:

– Я не давал тебе позволения говорить. – Он еще мгновение прожигал ее взглядом, после чего залпом опрокинул в себя джин. – Говорят, что глаза – зеркало души. Но твои глаза мне солгали. Прошлой ночью… Впрочем, не важно. – Он пожал плечами и снова наполнил бокал. – Можешь считать, что тебе повезло: на сей раз мне угодно быть милостивым хозяином. Хотя за попытку к бегству я мог бы запросто отправить тебя на виселицу. Все, что для этого требуется – предъявить наш договор, и любой судья позволит поступить с тобой, как мне заблагорассудится. Тебе понятно?

Она лишь коротко кивнула. У них с мамой было вдоволь времени, чтобы на собственной шкуре испытать все тонкости какого договора.

– Не могу сказать, что речи миссис Ратледж оставили меня сегодня совершенно равнодушным. Эта милая женщина умоляла позволить ей тебя выдрать. Правда, кровопролитие с помощью розги меня не прельщает, а вот хорошая порка ремнем… – он помедлил, – как я вижу, и этим тебя не проймешь.

Аллегра вызывающе вздернула подбородок. Ни за что она не позволит ему догадаться, что испугалась. У нее тоже есть гордость.

– Теперь, когда ты поставлена в известность, как обстоят твои дела по службе, давай перейдем к тому, что случилось между нами. Я предпочел умолчать об этом и не сказал ничего даже Бриггсу. – Его голос звучал особенно холодно и безразлично. И оттого пугал ее еще сильнее. – Сначала, – продолжал Ридли, – твое присутствие в кладовой заставило меня заподозрить, что ты просто наглая воровка.

Аллегра чуть было не вскрикнула от возмущения, но он остановил ее взмахом руки.

– Я не смогу этого доказать. Но на всякий случай впредь стану держать кладовую на замке. И буду считать, что ты не заслуживаешь доверия. Ну а еще, конечно, нельзя оставить без внимания твою попытку бежать. Я уже отдал распоряжение Бриггсу, чтобы он положил конец твоим поездкам без сопровождающего в Ладлоу или куда бы то ни было за пределы поместья. И будь добра, перестань хмуриться! – Грей взорвался при виде того, как ее брови упрямо сошлись на переносице. – Скажи спасибо, что я не приказал Эндрю проучить тебя хлыстом, как он делает со своими псами! Я предпочел дать тебе статус любимой хозяйской сучки, – с ухмылкой добавил он.

От расстройства Аллегра прикусила губу. Хозяин никогда не лез за словом в карман, и она успела привыкнуть к его язвительным репликам. Но сегодня все звучало иначе. В глазах его поселился холод. И еще кое-что сверх обычного потока издевательств и пьяных выходок. Он явно ее ненавидел. И от этого ей расхотелось жить.

– Если ты снова попробуешь бежать, – продолжал Ридли, – то будешь наказана. Нет. Пожалуй, нужно уточнить. После этой ночи… – он коснулся раны и болезненно поморщился, – у меня к тебе появился персональный счет. То есть, скорее, он удвоился. Ты уже дважды пыталась меня надуть. Делала вид, будто искренне ко мне расположена. Или ты успела забыть день нашего знакомства? Зато его помню я. И оборванку, которая с такой готовностью предлагала поцелуй, а потом чуть не откусила мне язык. Стало быть, если ты снова осмелишься бежать, то произойдет следующее. Я самолично пошлю за розгами, задеру тебе юбки и отполирую задницу. Тогда в последующие несколько часов ты будешь вспоминать о своем недопустимом поведении всякий раз, как захочешь сесть.

Девушка охнула и отшатнулась. При одной мысли о таком унижении, о наказании, понесенном от самого Ридли, от лица отхлынула кровь.

– Ага, – довольно крякнул он, – хоть этого ты испугалась. Отлично. Надеюсь, этот страх поможет тебе держаться в рамках. Ты по-прежнему будешь подавать мне укрепляющее каждый вечер. Но тебе запрещается заговаривать со мной и задерживаться дольше, чем положено. Я прикажу Барбаре сменять тебя и оставаться в моих покоях до того, как пойду спать. Вот у кого следовало бы поучиться хорошим манерам. Ты не находишь, что эта девица весьма сговорчива?

Аллегра снова кивнула, готовая провалиться сквозь землю от обиды. Похоже, Ридли пустил в ход все издевки, которые смог придумать. Она с трудом сдерживалась. Ей хотелось закричать, заставить его вспомнить про те нежные слова, что он шептал прошлой ночью, про его поцелуи, про его ласки. Неужели он все забыл? Неужели этот злополучный удар лишил его остатков душевного тепла, и на смену им просочилась ядовитая ненависть, которую он изливает сейчас на Аллегру?

А виконт тем временем успел еще два раза наполнить до краев свой бокал и опрокинуть содержимое. Повисшее в комнате молчание стало напряженным, угрожающим.

– Теперь подробнее о прошлой ночи, – наконец промолвил он. Его звучный голос звенел от сдерживаемых чувств. – Похоже, на какое-то время тебе удалось пустить мне пыль в глаза. Либо ты чрезвычайно искусна, либо я более глуп, чем считал до сих пор. Возможно, это джин туманит мне разум. И тем не менее я на минуту поверил в то, что говорили твои глаза, в твое ответное чувство. Теперь для меня вполне очевидно, что ты лишь хотела добиться личной свободы. Хотела этого с самого начала. И просто решила играть роль робкой любовницы, поджидая удобного случая. Когда можно будет подогреть мои чувства, мою слабость к тебе, если угодно, и выторговать наиболее выгодные условия сделки.

Нет, он не мог говорить это искренне! Ведь Аллегра и не помышляла ни о чем подобном! Господи, просвети его, помоги прочесть истину у нее в глазах! Бедняжка только отчаянно трясла головой.

– Ты и теперь пытаешься отрицать это из опасений, что я пересмотрю наш договор? – презрительно скривился Ридли. – И тогда ты совсем потеряешь надежду на свободу?

– Нет, – прошептала она.

– Я велел тебе молчать! – рявкнул он, грозно блеснув глазами. Отпил изрядный глоток джина и отвернулся, уставившись на коллекцию кинжалов. – Так вот, о прошлой ночи. Я бы наверняка уничтожил твой контракт не далее как этим утром. Подумала ты об этом? Ты так заморочила мне голову своими лживыми глазами и дрожащими губами, что я готов был на что угодно. – И он со вздохом снова заглянул Аллегре в лицо.

Только теперь она обратила внимание на его измученный вид. На дне янтарных глаз затаилось затравленное выражение и растерянность. Он чем-то напомнил ей отца, поднимавшегося на борт корабля с каторжниками. Гордого человека, в котором умерли все надежды.

– Но в итоге ты все же передумала. – От боли его голос дрожал все сильнее. – Неужели в конце концов тебе стало так противно отдаться трусу? Даже ради собственной свободы? Неужели твоя плоть возопила при одной мысли о близости с тем, кто… – Ридли стиснул зубы и бессильно стукнул кулаком по столу, – …кто так опозорился перед тобой в Ладлоу?!

– Нет! – не выдержала Аллегра, сердце которой разрывалось от сострадания. – Вы не можете так думать! Дело вовсе не в вас. И я не хотела вас оттолкнуть, я просто…

– Заткнись! – крикнул Ридли, хлопая ладонью по столу. – Иначе я сию же минуту пошлю за розгами!

Бедняжка моментально сникла. Ну вот, теперь все ясно. Его ненависть, его холодность в это утро. Она отвернулась от него в прошлую ночь. И в своем ужасном мире, полном унижения и горя, он воспринял ее неприятие как приговор: в нем недостает мужественности, чтобы быть ей хотя бы приятным. А Ридли уже опустошил бутылку и выругался:

– И почему выпивка всегда кончается так быстро? Ну ладно, вернемся к делу. – Его голос снова звучал холодно и цинично. Дверь в тот тайник, где обитала боль, удалось захлопнуть. – Как это ни странно, ты все еще для меня желанна. Я желаю удовлетворить физическую потребность. Ты желаешь обрести свободу. Вот и отлично. Но позволь заметить, что тебе самой придется явиться ко мне, если захочешь поторговаться. И ублажать меня придется так, как это сделала бы самая изощренная шлюха. Не жди больше с моей стороны никаких поблажек. В будущем ты при желании сможешь хвастаться, что выкупила свободу собственным телом. Но никак не тем, что сподобилась меня одурачить! Ты все поняла? – Откинувшись в кресле, Ридли посмотрел на Аллегру. – Пожалуй, теперь можешь говорить.

– Меньше всего я хотела ранить вас, милорд, – прошептала Аллегра, любой ценой желая ободрить его. – И мой отказ прошлой ночью… – Она машинально смахнула слезу и продолжала: – Он никоим образом не относится к вам. Это у меня нет права… Я не могла… – «Боже, ну как заставить его понять?!»

– Избавь меня от своих слез, – презрительно скривился Ридли. – Они не менее лживы, чем доброта в твоем взгляде.

Бесполезно, все бесполезно. Девушка сделала реверанс.

– С вашего позволения, милорд, – пробормотала она и на негнущихся ногах вышла вон.

У себя в комнате Аллегра рухнула на кровать и плакала, пока не иссякли слезы. Ее семья. Грей… И те и другие не отпускали ее, рвали на части. Ее сердце, ее долг, ее клятвы. Ее желания… Наверное, это было бы сродни тому, что могло произойти прошлой ночью в парке, если бы ее настигли сторожевые псы.