Аллегра вырвалась и обернулась к Ридли. Не хватало еще, чтобы из-за нее его вынудили драться. По крайней мере если он так очевидно не желает этого делать. Или боится? Все в душе у Аллегры восставало против этого слова, однако слишком явный страх читался на лице хозяина. И она предприняла отчаянную попытку избавить его от неловкой ситуации.

– Лорд Ридли, вам вовсе ни к чему драться из-за меня, – затараторила она, – потому что я виновата. Я действительно оскорбила сэра Вилльяма. – Девушка сделала реверанс и обратилась к Баттерби: – За что я покорнейше прошу простить меня, сэр. Пожалуйста, не причиняйте излишнего беспокойства моему хозяину. Уберите вашу шпагу.

– Уж не упадешь ли ты сейчас на колени, умоляя пощадить твоего хозяина? – осклабился тот.

Аллегра тревожно покосилась на Ридли. Теперь в его чертах сквозил не просто страх. Это был животный ужас, от которого кровь стынет в жилах.

– Если придется, – прошептала она.

– Довольно, – промолвил Ридли. Его голос был еле слышен, а лицо превратилось в маску обреченного. – Давайте свою шпагу, черт побери. – Он сжал рукоять с такой силой, что побелели пальцы, и стиснул зубы, набираясь решимости.

Но в следующий миг у него вырвался стон, шпага опустилась, и Ридли дико затрясся всем телом. Лицо побледнело, как у призрака. Угол глаза задергался, а на лбу выступила обильная испарина. Его колотило так сильно, что кончик шпаги начал выстукивать на булыжниках мостовой какой-то неистовый ритм. Широкая грудь вздымалась неровно и тяжко; было видно, с каким трудом дается ему каждый вдох, сопровождавшийся жалким всхлипыванием.

Аллегра охнула и зажала руками рот. Метаморфоза оказалась столь ужасной, что она чуть не провалилась сквозь землю со стыда. Узреть такое наяву оказалось намного страшнее, чем слушать рассказы леди Дороти. Она стыдилась даже самой себя, потому что увидела это. А самым убийственным было то, что ее присутствие делает унижение Ридли намного болезненнее.

А он тем временем оставался беззащитным перед лицом своих мучителей, соревновавшихся в гнусностях и оскорблениях. Казалось, сам воздух был отравлен их злоязычием. И у Аллегры лопнуло терпение. Она со всей силы отпихнула Кромптона с Баттерби, выхватила у Ридли шпагу и швырнула оземь. А потом гневно вскричала, указав на его окровавленные рукава:

– Вы что, не видите, что его милость ранен?! – И добавила, подхватив хозяина за талию: – Идемте отсюда, милорд. Позвольте мне заняться вашими ранами.

Он молча смотрел на нее сверху вниз. Его взгляд поражал бессмысленностью и пустотой – так смотрит человек, получивший смертельную рану, но не успевший это понять.

– Ну пожалуйста, сударь. Грей! Пойдемте отсюда.

Он повис на ней всей тяжестью. Дрожащие ноги подгибались и отказывались держать своего хозяина. У него хрипло вырвалось:

– Джину…

И девушка потащила его подальше от этого места, в убогую таверну, безмерно мучаясь, как будто это была ее боль от оскорблений, сыпавшихся вслед. Судя по всему, Ридли так и не пришел в себя. Аллегра задумалась, а потом решительно вытащила из его жилетного кармана горсть золотых.

– Вот, – сказала она владельцу таверны, – возьми и отведи нас в отдельную комнату. Принеси для начала бутылку джина. И пошли на перекресток у фонтана мальчишку: там его милость оставил камзол и шляпу.

Комната в задней части таверны оказалась тесной и грязной. Грей Ридли доковылял до единственного рассохшегося стула, тяжело опустился на него и глянул на Аллегру:

– Ступай прочь.

Девушка торопливо прикинула, что в таком состоянии он вряд ли вспомнит, что разговаривает со служанкой по договору, обязанной беспрекословно подчиняться хозяину. И твердо заявила:

– Нет. Я останусь.

– Ну что ж, останься и будь проклята, – буркнул Грей и устало зажмурился. Он был по-прежнему бледен и трясся от озноба, когда явился хозяин с его одеждой и бутылкой джина. Ридли тут же открыл глаза и язвительно заметил: – Ты что, посылал за ней в Лондон, болван? Если хочешь, чтобы тебе платили, подай сейчас же еще одну бутылку. Сейчас же, понял? Я не терплю ротозеев! А теперь вон отсюда!

Он схватил трясущейся рукой бутылку и опрокинул содержимое прямо в рот. Аллегра с ужасом следила, как судорожно дергается его кадык. Он же может задохнуться! Но вот наконец Ридли опустил бутылку, чтобы перевести дух. Его щеки заметно порозовели. Однако он все еще не утолил своей жажды, и когда вернулся хозяин со второй бутылкой, первая была уже пуста. Прежде чем приняться за новую порцию выпивки, Ридли мрачно взглянул на Аллегру:

– Ну, чего уставилась?

– Пожалуйста, милорд, – прошептала она, – не пейте так много.

– Ах, как трогательно! – саркастически расхохотался он. – Эй, малый, тащи сюда еще с полдюжины бутылок! Я выпью их за здоровье этого убитого горем создания!

Она сокрушенно вздохнула, чувствуя себя совершенно беспомощной. Должны же найтись какие-то слова, которые смогли бы уменьшить его боль, отвлечь от этого целенаправленного самоубийства! И Аллегра робко промолвила:

– С вашего позволения, милорд, я бы хотела сказать, что не видела никого храбрее вас. Ведь жизнь этого мальчишки висела на волоске. Никто другой не отважился спасти его от медведя. А вы… презрели опасность…

– Это, по-твоему, раны? – И виконт со смехом протянул вперед забинтованные руки. – Да я от шлюх получал царапины глубже, чем эти! И даже испытывал от них удовольствие. А ты царапаешься, когда с тобой забавляются?

Аллегра, потрясенная его пошлостью, отшатнулась. Стало быть, он решил снова прибегнуть к жестокости. И ей следует прикусить язык.

А Ридли приканчивал вторую бутылку, напряженно следя за ней, как будто ждал, а может, боялся, что она снова заговорит.

– Поди сюда, – буркнул виконт наконец, тыча пальцем на пол возле своего стула. А когда она покорно встала там, где сказали, и скромно потупила взор, он осведомился, вызывающе подняв подбородок: – Полагаешь, мне есть дело до того, что они обо мне подумают?

– Нет, конечно же, нет, милорд. – Но на самом деле это было не так. Аллегра отчаянно пыталась найти способ вернуть ему чувство собственного достоинства. – Это полукровки, нахалы и выскочки, ничем не лучше последнего простолюдина. Неужели их мнение волнует такого человека, как вы?

– Ну а твое мнение? – И виконт впился в ее лицо глазами, превратившимися в жидкий янтарь. Кажется, он даже затаил дыхание, ожидая ответа.

И ей в голову пришла дикая мысль, А чувствовал бы Ридли такое же унижение, если бы она не оказалась в свидетелях? Боже милостивый, да ведь он вообще мог не прикоснуться к шпаге, если бы там не было Аллегры. И ради нее он попытался принять вызов! Но зачем, разве не все равно, кем она его считает? Ведь Аллегра всего лишь ничтожная служанка в его доме. Однако девушка была твердо уверена, что ее мнение небезразлично высокородному лорду.

Девушка тотчас почувствовала себя виноватой. Тем более она обязана смягчить его боль! На память пришел «мистер Морган» и богадельня. Конечно, нужно похвалить его, признаться, что ей известно и про тайные визиты в богадельню, и про благотворительность. Что эти достойные деяния гораздо большее доказательство истинной отваги, а недавняя сцена не более чем момент минутной слабости. И Аллегра начала:

– Милорд, вы хороший человек. Даже несмотря на ваши… ваши затруднения с поединком…

– Мое бесчестье, хотела бы ты сказать, – горько скривился Ридли. – Мою трусость!

– Нет!

– Зови это как хочешь, – небрежно повел он плечами. – Переживу.

– Если вы способны это пережить, то зачем прибегаете к джину?

– А что ты посоветуешь мне сделать? Отсечь руку, которая держит бутылку?

– Нет, – тяжело вздохнула она, – просто постараться смириться с прошлым.

– Ну да, примерно как смирилась ты сама со своей пресловутой ненавистью, от которой вот-вот лопнешь! – издевательски рассмеялся Грей.

Аллегра проглотила бессильные слезы. Ну что прикажете делать? Он извращает невероятным образом каждое слово, которое могло бы успокоить и утешить его!

– Вот где найду я поддержку, – заявил он, взмахнув бутылкой.

– Пожалуйста, не надо! – прошептала девушка.

Ридли вскочил и навис над ней, откровенно глядя на вырез платья. Мохнатая бровь издевательски изогнулась.

– Если ты предложишь мне более приятный способ убить часок-другой, я обещаю, что не выпью больше ни капли!

Аллегра отшатнулась. Своими разговорами она умудрилась натолкнуть его на совершенно неожиданный вывод. Ах, если бы только усадить его на лошадь и заставить вернуться под безопасную крышу Бэньярд-Холла, под опеку Джагат Рама, она спасла бы от дальнейших безумств и Грея Ридли, и себя. Девушка решительно взялась за камзол и промолвила:

– Идемте, милорд. Вернемся домой. Вы как следует поужинаете, а я принесу вам укрепляющее. У меня припасено кое-что новое; надеюсь, оно придется вам по вкусу. А потом, если это вам поможет… – Девушка несмело улыбнулась, отчаянно моля о том, чтобы Ридли вспомнил те краткие мгновения тепла и нежности, что возникли между ними на ступенях у фонтана. – Я не забыла, что вы сказали там, у перекрестка. Если это поможет, я подольше задержусь у вас в комнате, чтобы вы могли на меня смотреть.

– Не иначе как я рехнулся, если такое сказал, – ухмыльнулся он. – А утешить меня ты можешь одним способом – оказавшись у меня в постели голой и покорной.

– Но… – Аллегра опешила от обиды и боли, – вы же говорили… мое лицо…

– Ты всего лишь очередная юбка! – рявкнул мужчина. – Если хочешь, можешь явиться ко мне в маске: меня интересует только тело! – Ридли язвительно засмеялся. – По крайней мере кое в чем я еще способен доказать, что остаюсь мужчиной! Понятно? – Он грубо схватил ее руку и прижал к своему возбужденному, топорщившему штаны копью. – Ну, поняла? – повторял Грей. – Видишь, что я мужчина?

– Ради всего святого! – взмолилась она, не в силах долее терпеть эту пытку. – Отпустите меня!