— А разве коринфяне не читают послания, которые им написал Павел? — спросил Прохор.

— Уже нет, — сказал Тибулл. — Один из беседовавших с нами старейшин, который был с нами согласен, рассказывал, что, когда в последний раз они читали послание Павла собранию, большинству присутствующих стало не по себе.

— Они осознали собственный грех, и им не понравилось, что Павел напомнил им об этом, — сказал Нигер. — Многие тогда открыто выразили свое несогласие.

— Лучше неловкость, которая ведет к покаянию и возрождению, чем временное утешение и вечное проклятие, — сказал Тимон.

— Горько осознавать, но они выбрали, судя по всему, последнее.

— А если церковь в Риме окажется такой же? — испуганно спросила Поркия.

Тимон обнял ее за плечо.

— Узнаем, когда будем там.

— А если, все же, так и случится?

— Мы следуем истине Благой Вести. У нас есть письма Павла в Ефес и послания Иоанна.

— Церковь в Коринфе еще не умерла, — сказал Тибулл. — В ней еще есть два старейшины, которые держатся чистой Благой Вести. Я думаю, Иоанн написал им о лжеучителях.

— Но что могут сделать всего два человека против такого множества людей?

— Не забывайте, Кто на нашей стороне, — сказал Тибулл, улыбнувшись. — Христос победил мир. Но мир никогда Его не победит.

— А как же быть с Мнасоном? — спросила Евника. — Надо предупредить его и уговорить остаться с нами.

Пармена помрачнел.

— Ты слишком много внимания уделяешь Мнасону.

— Он наш брат.

— И наш брат сам решил остаться в Коринфе. Пусть остается.

Повисло напряженное молчание, после чего собравшиеся заговорили на другие темы. Евника стояла, поджав губы. Капео, Филомен и Антония собрались вокруг нее. Она стала снова посматривать в сторону ворот. Тогда Пармена позвал детей к себе. Те быстро послушались, оставив мать в одиночестве, в стороне от остальных. Обхватив себя руками, Евника выглядела одинокой и потерянной.

— Думаю, она скоро пожнет то, что посеяла, — сказала Камелла с нескрываемым отвращением.

— Молюсь, чтобы этого не было, — сказала Рицпа. Она видела, какими сильными стали чувства Евники к Мнасону. Мнасон это тоже понимал. Надо отдать ему должное, он сделал все, чтобы избежать искушения. Но хватит ли Евнике мудрости? И простит ли ее муж?

Рицпа молча помолилась за них.

Лизия хихикнула, когда Халев чихнул. Глядя на девочку, Рицпа улыбнулась.

— Ты посмотришь пока за Халевом вместо меня?

— О, а можно? — сказала обрадованная Лизия. Камелла кивнула, заверив Рицпу, что сама будет рядом.

Когда Рицпа проходила по двору к воротам, ее догнал Петр.

— Ты хочешь поговорить с Атретом?

— Да, хочу попробовать.

— А можно мне пойти с тобой?

— Тебе, наверное, мама не разрешит, Петр.

— Мама! — закричал мальчик через двор в сторону гостиницы. — Можно мне пойти с Рицпой? — Занятая Вениамином и маленькой Марией, Поркия не могла отвлечься и кивнула в знак одобрения. — Ну вот, видишь? — Улыбнулся ей Петр.

— Петр, но я даже не знаю, где сейчас Атрет. Я буду искать его в порту.

— Я помогу тебе его найти, — мальчик выбежал за ворота впереди нее. Смирившись, Рицпа покрыла голову шалью и пошла следом. Улица была запружена людьми, шедшими в порт и из порта. Всюду были повозки с самым разным товаром.

— Вон он! — сказал Петр и бросился вперед.

Рицпа увидела, что Атрет сидит в фануме и смотрит прямо на нее, его лицо было таким же холодным, как и окружающий его мрамор.

Увидев бегущего к нему Петра, Атрет с трудом скрыл свое раздражение. Он вовсе не был расположен болтать с мальчишкой.

— Мы искали тебя, Атрет, — сказал мальчик, входя в фанум.

— Неужели? — Атрет вскользь посмотрел на Петра и снова перевел взгляд на идущую к нему Рицпу. Она была удивительно хорошо сложена, стройна, привлекательна, даже слишком привлекательна. Ее черные волосы были скромно покрыты, но упрямые локоны выбивались из–под шали и обрамляли ее прекрасное лицо. Мужчины обращали на нее внимание, хотя она всем своим видом игнорировала их восторженные взгляды.

Она остановилась, не входя в фанум, и ее темные, яркие глаза встретились с его глазами.

— Для тебя есть место в гостинице, — сказала она.

Атрет заставил себя отвести от нее взгляд.

— Правда? — ему было интересно, знала ли она о том эффекте, который произвела на него.

Когда Рицпа не ответила, Петр взглянул на нее и спросил:

— А почему ты так покраснела?

Атрет засмеялся и потрепал его по волосам.

— Иди, парень, назад, к папе и маме.

— Но…

— Иди, — повторил Атрет, на этот раз уже строже.

— А я дороги не знаю, — сказал Петр, не желая уходить.

— Пойдешь по этой улице, вверх по склону. Если, конечно, ты не малое дитя, которое нужно все время за ручку держать.

Петр послушался.

— Рядом с нами есть свободное место, — сказал он, уходя. — Можешь спать там.

— Тебе обязательно нужно было отсылать его? — спросила Рицпа Атрета, когда Петр отошел на достаточно далекое расстояние.

— A-а, ты не хотела, чтобы он уходил? — спросил Атрет, прикинувшись простачком. Его глаза блеснули. — Так я позову его назад, если ты считаешь, что с ним тебе будет безопаснее.

— Ты ведь специально меня в краску вогнал, — сказала Рицпа, с трудом скрывая свое раздражение.

Улыбка Атрета стала ироничной.

— Что тебя смутило? Мои слова или твои мысли?

Рицпа слегка нахмурилась, а он с торжествующим видом поднял голову и с вызовом улыбнулся ей. Он уже приготовился к тому, что сейчас Рицпа повернется и пойдет обратно в гостиницу, к своим друзьям. Но вместо этого она осталась, хотя было видно, что ей это стоило немалых усилий. Она что–то задумала.

— Нам нужно поговорить.

— Если хочешь поговорить, проходи сюда и садись. — Атрет заметил, что Рицпа входит в фанум, будто в клетку ко льву. Она села на мраморную скамью, напротив него, и положила руки себе на колени.

— Прежде чем нам отправиться дальше, нам нужно достичь какого–то понимания.

Атрет медленно скривил губы.

— Мы еще никуда не отправились.

— Пожалуйста, отнесись к моим словам серьезно, Атрет.

— О, я серьезен, убийственно серьезен, — холодно сказал он, не желая сдерживать свои эмоции. Он знал, о каком понимании она говорит, но сомневался в том, что ей это будет по душе. Более того, если это окажется ей по душе, он в ней просто разочаруется.

— Какими будут наши отношения, когда мы доберемся до Германии?

— И какими же они будут? — Атрет приподнял брови.

Рицпа крепче сцепила руки. Если бы только его лицо не было таким непроницаемым, а тон — таким насмешливым!

— Я не рабыня, но я и не… — она состроила гримасу, стараясь подыскать подходящее слово.

— И не жена, — закончил он за нее. Она была прекрасна, даже прекраснее, как ему сейчас показалось, чем Юлия.

Рицпа снова покраснела. Даже Семей никогда не смотрел на нее с такой страстью. Ее тело отреагировало на желание в глазах Атрета, и ее бросило в жар. Затем пришло осознание.

— У тебя сложилось неправильное представление обо мне, — сказала Рицпа и встала.

— Куда ты?

— Назад, в гостиницу, — сказала Рицпа, желая поскорее уйти отсюда. Но Атрет схватил ее за руку.

— Зачем?

У нее перехватило дыхание.

— Пусти, Атрет. Сейчас не время и не место о чем–то говорить.

— Потому что у тебя нет ребенка на руках? — Атрет встал. — Сейчас ты чувствуешь себя слабой без такого удобного щита?

— Халев не щит, но когда я держу его на руках, ты, по крайней мере, видишь во мне мать, а не… не…

— Не женщину? — Он провел большим пальцем по гладкой, шелковой коже ее руки, и ему стало интересно, какова ее кожа вообще. Его пульс был подобен ударам молота, и в нем проснулся гнев. — Ты задала мне вопрос. А ответ услышать не хочешь? Когда мы доберемся до Германии, моему сыну уже не нужна будет кормилица.

— Но ему нужна будет мать.

— Воспитательница из его рода. — Кости запястья Рицпы показались ему по–птичьи хрупкими, но куда более хрупким было то, что он увидел в ее черных глазах. Он сильно обидел ее своими ядовитыми словами. Хуже всего было то, что Атрет ее испугал. Он отпустил ее.

Рицпа снова села на скамью, потому что ноги ее уже не держали. Она боролась со слезами.

Атрет молча проклял самого себя. Ему хотелось попросить у нее прощения, но слова застревали у него в горле. И что он так на нее набросился? Чтобы выместить на ней все то, что с ним сделали совершенно другие люди? Или отомстить за то, что он чувствовал, когда видел ее идущей по этой улице?

Она подняла голову и посмотрела на него, ее карие глаза блестели от слез.

— Я оставила свой дом и свою родину, Атрет. И я сделала это ради того, чтобы ты отнял у меня Халева, когда мы придем в твой дом?

В действительности Атрет уже не мог представить себе иной женщины, заботящейся о его сыне, кроме нее.

— Нет, — сказал он. — Я не отниму его у тебя. Клянусь тебе своим мечом.

Она протянула к нему руки и взяла его за руку.

— Я верю тебе без всяких клятв.

Откинувшись спиной к мраморной колонне, Атрет внимательно посмотрел на Рицпу холодным взглядом, но внутри у него все просто горело огнем. Когда она отпустила его руку, он испытал чувство разочарования — и благодарности. Она заставила его почувствовать себя беззащитным, и ему это не понравилось.