Рицпа снова встала, не находя себе покоя.

— Как бы мне хотелось вернуться в Ефес, в свое жилье. Жизнь была проще, а теперь все так сложно. — Лучше бы ей никогда не встречаться с Атретом, потому что даже сейчас, вдалеке от него, она не могла не думать о нем.

— Бывают и у меня трудности, — сказал Иоанн.

Она повернулась к нему, удивившись.

— У тебя? Но ты же апостол.

— Я человек, такой же, как и ты.

— Таких, как ты, уже не осталось, Иоанн. Ты последний апостол. Все остальные ушли к Господу.

— Да, — сказал он, — и иногда я спрашиваю Господа, почему я до сих пор живу на земле. При всей моей любви к тебе и другим людям, я так жду того дня, когда снова увижу Иисуса.

Рицпа услышала оттенок грусти в его голосе, и ей стало жалко его. Она смотрела на его поседевшие волосы и бороду, морщины возле глаз. Она подошла и опустилась перед ним на колени. Взяв его руки, она поцеловала их.

— Я эгоистка, — волнуясь, прошептала она, — потому что мне хочется, чтобы ты был с нами как можно дольше. — Она подняла свои красные от слез глаза. — Когда тебя не станет на земле, Иоанн, то не останется никого, кто когда–то был с Иисусом, кто прикасался к Нему, слышал Его голос. Ты последний живой свидетель Христа.

— Нет, родная моя, — возразил Иоанн, — Вот почему Бог дал нам Святого Духа, чтобы каждый из нас, кто принимает Его как Спасителя и Господа, мог стать живым свидетелем Его любви. — Апостол обнял ладонями ее лицо. — А ты должна быть живой свидетельницей Его любви для Атрета.

Рицпа закрыла глаза.

— Я плохая свидетельница.

— Бог берет все плохое и несовершенное этого мира и обращает во славу Его имени. Сам Иисус родился не в царских чертогах, а в яслях. — Иоанн положил руку ей на плечо. — Мы все едины во Христе, дорогая моя. Ты знаешь, кто наш враг. Сатана — сильный враг, который знает тебя практически так же хорошо, как и Господь. Он хочет завладеть твоим сознанием и твоей плотью, чтобы отлучить тебя от Христа.

— Такие слова не прибавляют мне уверенности. Кто я, чтобы сражаться с сатаной?

Иоанн нежно улыбнулся.

— Не ты сражаешься с ним. С ним сражается Господь, Который живет в тебе и Который в этой битве идет впереди тебя. Ты только должна быть тверда в своей вере. Помни послание Павла. Бог дал нам оружие — пояс истины, броню праведности, сандалии благовестия, щит веры, шлем спасения и меч духовный, который есть слово Божие.

— Я помню.

— И каждое из этого оружия — это только еще одно имя нашего Господа. Наше оружие — это Христос. Он дает нам Свою защиту. Помни все, чему тебя учили. Обнови свой ум во Христе.

— Я все это знаю умом, но мне все равно трудно, — Рицпа поднялась на ноги и снова отошла. — Ты знаешь, как мне трудно жилось, до того как я встретила Семея и он привел меня к тебе. Ты, наверное, не знаешь, что Семею постоянно приходилось возвращать меня на истинный путь. Он был так силен в вере. Даже умирая, он ничуть не сомневался в Господе. — Она опять заплакала. — Но я совсем на него не похожа. Я так долго жила на улицах, все время боролась за выживание, и в меня это все въелось так крепко, что проявляется до сих пор.

— Во Христе ты стала новой тварью.

Она грустно засмеялась.

— Значит, я, наверное, так и не познала спасение, потому что я осталась такой же упрямой, несгибаемой девчонкой, которая когда–то жила на улице, воровала еду на рынке, пряталась от грабителей и спала у дверей. О тех днях мне напоминает Атрет. Когда я смотрю на него, мне постоянно хочется дать ему отпор. — Она отвернулась. — Я думала, что изменилась, Иоанн, а потом я встречаю этого человека, и во мне просыпается все старое. Я недостойна называться христианкой.

Апостол подошел к ней, положил ей руки на плечи и повернул к себе.

— Никто из нас недостоин этого, Рицпа. Мы обретаем спасение и наследуем небеса по Божьей милости, а не по собственной праведности. Ты христианка. И такой тебя делает твоя вера в Иисуса.

Рицпа слабо улыбнулась ему.

— Но мне так хочется быть лучше.

Его глаза стали теплее.

— Это обычное желание каждого человека. — Он взял ее руку в свои ладони. — Я уверен, что Тот, Кто начал в тебе Свой добрый труд, обязательно его закончит.

В этот момент в комнату вошел Клеопа с Халевом на руках. Малыш проявлял заметное беспокойство.

— Он хочет к маме, — сказал Клеопа, глядя на всех явно уставшим взглядом.

Засмеявшись, Рицпа взяла мальчика на руки и поцеловала его.

— Он голоден, и здесь ты ему уже не поможешь. — Клеопа проводил женщину в небольшой альков, где она могла спокойно покормить сына. Пока Рицпа кормила ребенка, она думала обо всем, что ей перед этим сказал Иоанн, и ей стало спокойнее на душе. Бог знает, что делает.

Прости меня за мое сомневающееся сердце, Господи. Пусть Твой Дух укрепляется во мне. Помоги мне видеть Атрета Твоими глазами, а не моими собственными. И если в Твоей воле, чтобы мы отправились в Германию, то, даже если мне это не нравится, я отправлюсь туда.

Насытившись, Халев, завернутый в теплое полотно, спокойно заснул, а Рицпа еще долго беседовала с Иоанном и Клеопой в триклинии.

— Клеопа говорит, что накануне вечером ко мне кто–то приходил, — сказал ей Иоанн. — Видимо, не один Атрет хочет покинуть Ефес.

8

Атрет стоял на балконе и смотрел на дорогу, в сторону теревинфа. Накануне ночью он никак не мог уснуть, потому что постоянно думал о Рицпе и сыне. Как только она ушла, он пришел сюда и стал смотреть, как она идет по пыльной дороге в сторону города. Один из тех мужчин, которые сидели в тени дерева, встал и пошел за ней.

«За мной уже следили раньше, Атрет. Я умею прятаться».

Эти слова не давали ему покоя, у него возникали вопросы, на которые он не мог найти ответов. Кто следил за ней раньше и зачем? От чего и от кого она пряталась?

Он уже сам едва не отправился за ней, но потом одумался. И вот теперь думал, не совершил ли он ошибку. А что, если она не вернется? Сможет ли он тогда ее найти? А вдруг ее друзья–христиане тайно вывезут ее из Ефеса?

Прошел день. Атрет уже стал прикидывать, как лучше всего проникнуть в город и разыскать Рицпу с ребенком. Прежде всего, ему надо будет найти этого апостола и все у него выяснить.

«Я умею прятаться».

От отчаяния Атрет заскрипел зубами, думая, что зря он вообще доверился этой женщине. В ее руках был его сын, и он теперь не знал, где его искать. Рицпа сказала, что пойдет к апостолу, но это еще не значило, что так оно и есть на самом деле.

«Я узнаю все, что смогу, и сообщу тебе. Клянусь тебе всей своей жизнью».

И он, как дурак, отпустил ее. Он выпустил ее за пределы виллы вместе с сыном. Его сыном.

Точно так же он когда–то доверился Юлии, хотя еще в тот самый день, как он встретился с ней в храме Артемиды, все внутри него подсказывало ему, кто она такая. И он все равно пошел за ней, забыв про здравый смысл и отдавшись своей похоти. Он отдал ей свое сердце, а она разорвала его и вышвырнула, как что–то ненужное.

Теперь в его жизни появилась эта проклятая женщина со своими карими глазами и изящной фигуркой, и что он делает? Отдает ей своего сына прямо в руки. В ее руках теперь находится и его свобода. Он отдал ей в руки все то, что теперь может принести ему смерть.

Атрет отошел от перил балкона. Изо всех сил пытаясь справиться с эмоциями, он снова направился в спальню. Подойдя к мраморному столику возле стены, налил себе вина в серебряный кубок. Осушил кубок и налил еще.

Когда кувшин опустел, Атрет взял кубок в руки. Сжав губы, он смотрел на изображение лесных нимф, преследуемых сатирами. Юлии наверняка понравилось бы эти рисунки. Они как раз отвечают ее склонности к плотским утехам.

«Я что–нибудь сделаю для тебя, Атрет. Что–нибудь».

Стиснув зубы, он сжал в руке кубок, пока тот не сплющился в его мощных пальцах. «Тогда умри, ведьма. Умри», — сказал он сквозь зубы и швырнул кубок на поднос.

Растянувшись на постели, он уставился в потолок. Потолок давил на него. Ему казалось, что стены сдавливают его со всех сторон.

Он снова слышал голоса всех тех, кого он убил. Застонав, Атрет встал. Отшвырнув в сторону белье, направился к выходу. В коридоре, на ступенях лестницы стоял Лагос, всегда готовый исполнить его приказания. Атрет, не сказав ему ни слова, прошел мимо и двинулся по внутреннему коридору. Вокруг было тихо, если не считать гулкого эха от его шагов. Через бани он вышел на задний двор виллы. На улице уже было прохладно, ветер дул с севера. Атрет прошел через задний двор к тяжелой двери в задней стене.

— Все тихо, мой господин, — доложил ему Сила. Не обратив на него внимания, Атрет отодвинул засов, открыл тяжелую дверь и вышел.

Во дворе появился растерянный Лагос.

— Хозяин сказал, сколько времени его не будет?

— Нет, а я не спросил.

— Наверное, кому–то надо пойти за ним.

— Если ты хочешь сказать, что это должен быть я, то забудь об этом. Ты видел, какое у него лицо? Лучше просто оставить дверь открытой. Он вернется, когда сочтет нужным.

Тут из темноты показался Галл.

— Атрет снова вышел?

— Наверное, снова отправился в свою пещеру, — сказал Сила.

Галл вышел в открытую дверь. Лагос увидел, как он дал кому–то какой–то сигнал и снова вернулся во двор.

Встревожившись, Лагос все же промолчал.

* * *

Оказавшись среди лесистых холмов, Атрет почувствовал, что дышать ему стало легче. Взобравшись на холм, который возвышался над виллой, он опустился на колени и закутался в свою одежду. Здесь, под звездным небом, он почувствовал себя ближе к свободе. Вокруг него не было стен. Никто за ним не следил. Он вдыхал запах земли, и этот запах был ему приятен. Не так приятен, как запах лесов Германии, но гораздо приятнее, чем запах лудуса и даже этой роскошной виллы.