Она покачала головой.

— Может быть, когда–нибудь я и расскажу, Атрет, но только не тогда, когда ты мне прикажешь, а когда мы оба будем доверять друг другу. Не раньше.

— Этого никогда не будет.

— Значит, мы никогда не будем говорить об этом.

Атрет вышел из тени. Рицпа инстинктивно боялась его. Она знала: именно такие глаза видели перед собой все те люди, которых в следующее мгновение настигала смерть. У нее все похолодело внутри, и она приготовилась к тому, что германец ее ударит.

Атрет смотрел в ее темные глаза. Она ничего не говорила. Просто сидела и ждала. Как ждали до нее другие.

Он сжал кулаки, вспомнив юного хаттского гладиатора, который стоял перед ним, покорно ожидая его смертельного удара в сердце. Вспомнил и многих других…

А Рицпа продолжала сидеть неподвижно — ей было страшно, но при этом она ни о чем не умоляла и не пыталась защититься.

Выражение покорности на ее лице смутило германца. И вдруг перед его глазами встал еще один образ: Халев, стоящий на коленях и слегка откинувший голову назад, чтобы открыть ему шею, когда толпа с трибун кричала: «Югула!».

Слова этого иудейского гладиатора эхом отозвались в сознании Атрета: «Отпусти меня на свободу, друг». С этими словами Халев положил руки на бедра Атрету и откинул голову назад… Тогда германца поразили смелость этого человека и какое–то странное спокойствие, с которым он готовился к неминуемой смерти. Атрет исполнил его желание. Он дал Халеву свободу. И когда он сделал это, его охватило сильное желание узнать, что же делает человека таким смелым и мужественным.

«Что же дало тебе столько смелости, мой друг?» — подумал он теперь, как множество раз думал об этом и раньше. И теперь, как и прежде, наталкивался на молчание. И чувствовал в себе мучительную пустоту.

Атрет сделал шаг в сторону Рицпы и увидел, как она вздрогнула.

— Халев — хорошее имя, имя, достойное воина, — сказал Атрет, понизив голос от нахлынувших на него эмоций. — Пусть оно останется.

Сказав это, он поднял одеяло, которое лежало рядом с постелью, бросил его Рицпе и вышел.

* * *

Рицпа послушалась Атрета и не выходила за стены виллы. Она предлагала свою помощь слугам в доме, но те говорили ей, что хозяин этого не одобряет. Судя по всему, она находилась на каком–то промежуточном положении между рабыней и свободной женщиной. Атрет избегал общаться с ней, а остальные в доме решили, что будет безопаснее, если и они поступят так же.

Рицпа целыми днями ходила по огромному зданию виллы, как это по ночам делал Атрет. Когда Халев не спал и не хотел есть, она находила какое–нибудь освещенное солнцем место и укладывала малыша на свою шаль. Улыбаясь, она наблюдала за тем, кок он топает ножками, играет, лопочет что–то на своем языке.

Однажды днем она вошла в симпатичную комнату на втором этаже. Ей понравилась эта комната, залитая солнечным светом, проникавшим сюда с балкона. В комнате не было ничего, кроме большой медной вазы, в которой стояла пальма. Рицпа положила Халева на свою шаль в лучах солнца. Малыш повернулся на животик и, поджав пухленькие ножки, стал отталкиваться ими и ползать. Рицпа села рядом и наблюдала за ним.

— Ах ты, маленький лягушонок, — засмеялась она.

Малыш радостно засмеялся в ответ и пополз еще быстрее. Она заметила, что его интересовало, и, взявшись за края шали, потянула ее по мраморному полу.

— Тебе всегда хочется того, что ты не можешь достать, — сказала она.

Халев протянул ручку к сияющей поверхности большой медной вазы. Он снова оттолкнулся ножками, на дюйм приблизившись к своей цели. Крохотными пальчиками он погладил медь, потом заработал ножками еще активнее. Улыбаясь, Рицпа снова взялась за шаль и повернула ее так, чтобы Халев оказался лицом к вазе. Подняв голову, ребенок стал с любопытством смотреть на другого малыша, отражающегося на блестящем медном боку.

— Это ты, Халев.

Он оставил на сияющей поверхности отпечатки своих пальчиков.

Наблюдая за тем, как малыш смотрел на собственное отражение, Рицпа почувствовала, как саму ее охватило острое чувство одиночества. Неужели им так и суждено все время жить здесь и быть отрезанными не только от мира, но даже от остальных людей в этом доме? Она встала, вышла на балкон и посмотрела вниз, на пустой двор. Два охранника возле ворот коротали время, о чем–то разговаривали, смеялись. Несколько рабов ухаживали во внутреннем дворе за растущими овощами.

— Господи, — прошептала Рицпа, — ты знаешь, как я люблю Халева. Я всем сердцем благодарна Тебе за него. Прошу Тебя, не думай, что я неблагодарная, Отец, но мне так не хватает Семея, Иоанна и всех остальных. Я знаю, что, когда у меня была возможность, я мало общалась с ними, но мне так хочется просто быть среди них. Мне так хочется стоять на берегу реки, петь, слушать Твое Слово.

Дорога, ведущая в Ефес, проходила сразу за воротами. В том месте, где она уходила вниз и поворачивала на запад, рос старый теревинф. Рицпа часто видела, как люди располагались в его тени; кто–то спал, кто–то беседовал, другие смотрели на виллу. Были ли они уставшими путниками, отдыхавшими в тени этого дерева, или же это были столь презираемые Атретом аморате, которые только и ждали возможности хоть одним глазком посмотреть на своего кумира?

На холмы, позеленевшие после недавнего дождя, смотреть было куда приятнее. Как хорошо было бы прогуляться по ним, посидеть где–нибудь на склоне и дать возможность Халеву почувствовать своими ножками и ручками нежную зелень травы.

Рицпа обернулась и увидела, что малыш уснул возле вазы. Улыбнувшись, она подошла и опустилась рядом с ним на колени. Не отрывая глаз, она смотрела на него и думала, до чего же он красив. Потом осторожно дотронулась до его ладошки. Ребенок уцепился за ее палец и во сне зашевелил губами.

— Какой же ты чудесный, — прошептала Рицпа и осторожно подняла мальчика на руки. Аккуратно прижав его к плечу, она поцеловала его в щечку. Закрыв глаза, вдохнула аромат детского тельца. Какая сладкая невинность. Новое начало.

— Что ты здесь делаешь?

Тяжелый и зычный голос заставил Рицпу вздрогнуть. Оглянувшись, она поднялась с колен и увидела Атрета, стоявшего в дверях.

— Прости. Я не знала, что мне нельзя заходить сюда.

Атрет вошел в комнату и увидел ее шаль, по–прежнему лежащую на полу, возле блестящей вазы.

— Делай, что тебе нравится.

Рицпа подобрала шаль, встряхнула ее, перекинула через плечо и обернула ею Халева. Улыбнувшись, она посмотрела на Атрета умоляющим взглядом.

— Больше всего мне сейчас хотелось бы погулять с Халевом на холмах.

— Нет, — ответил он, рассердившись на то, что снова едва не поддался обаянию ее красоты.

— Даже с охраной?

— Нет, — Атрет подошел к ней почти вплотную. — И на балкон тоже не выходи, чтобы тебя не увидели там снова.

Рицпа, нахмурившись, посмотрела в сторону балкона.

— Откуда ты мог меня видеть?

Атрет прошел мимо нее и остановился в лучах солнца.

— Можешь не сомневаться, что люди Серта видели тебя.

— Люди Серта? Где?

Он подошел к балконной двери и кивнул в сторону дороги.

— Один сидит вон там, под деревом.

— По виду это простые путники.

— Я помню его по лудусу.

— А-а, — Рицпа тихо вздохнула. — Он может подумать, что я просто служанка, которая убирает верхние комнаты.

— И которая, ничего не делая, стоит на балконе и любуется холмами?

Рицпа покраснела.

— А ты уверен, что это он следит за мной?

Атрет прошел обратно в комнату.

— Да, это следил я. Я в точности знаю, где ты находишься и что ты делаешь. Знаю об этом в любое время дня… — остановившись перед ней, он добавил: — и ночи.

Рицпа выдавила из себя улыбку, и ее сердце при этом забилось чаще.

— Рада слышать, что Халева так хорошо здесь охраняют.

На скулах Атрета заиграли желваки. Он сверкнул на нее глазами. Потом снова прошел мимо. У Рицпы было такое чувство, будто вокруг нее ходит голодный лев.

— Когда–то это была моя комната, — сказал он ровным голосом.

— Пилия мне рассказывала.

Атрет обошел Рицпу с другой стороны и снова посмотрел на нее своим тяжелым взглядом.

— А что еще она тебе рассказывала?

— Она сказала, что ты не любишь приходить сюда. — Рицпа оглядела комнату, и ей очень понравились мраморные стены и красиво оформленный пол. — Красивая комната, солнечная.

— Самая большая и лучшая в доме, — добавил Атрет язвительным тоном.

Встревожившись, она посмотрела на него. В ее голове возникли вопросы, но она не высказала их вслух.

Атрет окинул комнату мрачным взглядом.

— Спальня, достойная царицы.

— Я прошу простить меня за то, что вошла туда, куда не следовало. Больше я сюда не приду. — Извинившись, Рицпа вышла и с облегчением вздохнула, когда оказалась в коридоре, вне власти этих голубых пристальных глаз.

Остаток дня Рицпа провела в атриуме. Она усаживала Халева на край пруда и давала ему возможность болтать ножками по воде. Когда он проголодался, она унесла его в альков и покормила.

Когда Халев насытился, Рицпа пошла на кухню и попросила дать ей что–нибудь поесть. Повар положил ей на блюдо хлеб, фрукты и тонко нарезанные куски мяса. Это блюдо он вместе с небольшим кувшином отнес для нее в помещение, где находился длинный стол, за которым ели и остальные рабы. Поставив приготовленную еду на стол, повар оставил Рицпу. Садясь за стол, Рицпа поблагодарила Бога и стала есть в одиночестве. Тишина действовала на нее угнетающе.