— Я не спрашиваю вас о тете Джулии. Я спрашиваю вас о вас. Вопрос личного характера. Я стараюсь прояснить ситуацию, прежде чем принять решение.

Теперь они говорили с глазу на глаз, и Бентон смотрел прямо на нее. Его взгляд через прищуренные веки был испытующим. Она тоже не отводила глаз, но в них крылось беспокойство.

Элинор спокойно сказала:

— Я знакома с вами всего три дня. Едва ли достаточно, чтобы задавать личные вопросы.

— А мне отпущено всего десять дней, из которых три уже прошли, чтобы разобраться с ситуацией, которая касается лично меня, и через неделю я должен отсюда уехать. Посмотрите на меня, Элинор Райт. Посмотрите же на меня, черт возьми! Вы хотите, чтобы магазином тети Джулии владел Мондейн?

— Нет!

Слово вылетело, словно выстрел, прежде чем она успела подумать, осмыслить, найти истинно дипломатический ответ. Затем она снабдила свой отрицательный возглас испуганным:

— Ой, простите. Простите, ведь это же ваш магазин.

И тут, к несчастью для себя, она спрятала свое смущенное лицо в ладони и поэтому не могла заметить, что благодарность и облегчение отразились на его собственном лице. И не поняла, что он одними губами проговорил:

— Аллилуйя!

Все еще сквозь пальцы она сказала:

— Пожалуйста. Я думаю, что Тони сотворит с магазином чудеса. Я думаю, что он превратит его в Мекку для антикваров.

— А тетя не могла это сделать?

— О конечно, могла. Но она не хотела. Она и так была довольна. Сейчас я понимаю, что все, что сделает Тони, пойдет только на пользу городу и его репутации. — Элинор убрала руки и честно взглянула на Бентона Бонфорда, встречаясь с его глазами. — И у него есть достаточно денег.

— А вы будете работать на него?

— Только если не найду другой работы. — Она и не подозревала, какие последствия могут иметь эти фатальные слова.

— Только если не найдется другой работы, — повторил Бонфорд.

— Но я думаю, что все будет в порядке. — Она слегка слукавила, но не стараясь извлечь выгоду, а желая, чтобы он понял, что она уже не та беспомощная девчонка, какой была в молодости. — В нескольких местах мне уже предложили работу. Я уверена, что все будет нормально.

— Да?

Она не стала объясняться. И слегка нерешительно продолжала:

— Меня беспокоит судьба Бена и Мэри Энн. И есть еще несколько служащих, которые работают неполный день. Я не знаю, что они будут делать, если потеряют работу, особенно Бен. Наверное, это разобьет его сердце. И мое тоже.

— Вы прекрасный человек, как сказал Бен.

Бонфорд поднял со стула свое массивное тело, поморщился, словно движение причиняло боль, и направился к кофейнику. Указав на него, он спросил:

— Налить?

Когда Элинор кивнула, он наполнил две чашки и поставил их на стол. Пауза дала ей возможность поразмыслить, по крайней мере, над его словами о Марвине Коулсе и Тони.

Должна ли она верить Бонфорду? Действительно ли у Марвина нет шанса получить магазин? Это принесло ей громадное облегчение. И теперь, как насчет Тони?

Племянник сам ответил на этот вопрос, предельно осторожно опускаясь на бентвудовский стул и протягивая ей горячий кофе:

— О’кей. Значит, оба парня — Коулс и Мондейн — вне игры. Вот видите, что происходит, когда вы нормально со мной разговариваете?

Он широко улыбался, и она ощущала такое облегчение, что прямо на месте готова была расцеловать его.

Тем не менее все, что она сделала, — это закрыла глаза и тряхнула головой, как щенок, которого неожиданно освободили от слишком короткого поводка. И почти неслышно произнесла:

— Спасибо. Спасибо вам!

— Не благодарите меня. Благодарите Бена и себя за то, что вы сказали. Я в антиквариате разбираюсь очень плохо, вы знаете.

— Я знаю, — признала она с готовностью, — и мы… мы были так растеряны.

— Но теперь, надеюсь, вы в порядке?

— О да. Можете не сомневаться.

— Вот что я сделаю, — начал Бентон Бонфорд, наливая молоко в кофе и кладя чуть ли не полсахарницы в свою чашку, — я поеду к Мэтту… Логану, правильно? — и все улажу. Пусть все остается, как было. Пока. Потом я вернусь, и мы примем окончательное решение. — Теперь он пил кофе, но смотрел прямо на нее сквозь пар, поднимающийся от чашки. — Вы можете остаться? По крайней мере, на это время?

— О да! — Затем внезапно подумав, что ответила слишком поспешно, Элинор добавила: — Я… я могу уладить это.

— Хорошо. Теперь можете ли вы уладить кое-что еще?

— Что?

Испуг, который вновь появился на ее лице, был виден так же ясно, как и солнечный свет, который падал на нее из окна и превращал ее серебристые волосы в светящуюся копну.

— Когда будет этот аукцион? — сказал Бентон.

— Сегодня.

— Вы поедете?

— Да. Там выставлены некоторые вещи, которые хотела купить Джулия.

— А можно сделать так, чтобы я тоже поехал?

Всего-то?

Остатки внезапного страха перед Бентоном, словно дождем, смыло.

— Конечно. По правде говоря, поскольку я могу купить тяжеленный сундук, мне может понадобиться помощь. А если мы заберем его сегодня, то Бену не придется ехать за ним завтра. Фургон пуст?

Бентон сморщился и сказал весьма застенчиво:

— Будь я проклят, если помню. Но это займет минут пять. Слушайте, почему бы мне не переодеть рубашку? Я надел на себя то, что попалось под руку, когда услышал, что вы спускаетесь вниз. Я не хочу вас подводить. — Он встал слегка неуклюже, сморщился, потер лоб и сказал: — Ого. Старикам вроде меня грешить вредно для здоровья. И как это мне удавалось целую ночь веселиться, а потом целый день работать в поле десять лет назад? И ведь не так уж давно это было, прости Господи. Ладно, я скоро вернусь. А вы пока выпейте побольше апельсинового сока — улучшает цвет лица.

Она видела через дверной проем, как он поднимается по лестнице, правда, не столь изящно, как горный козел.

Элинор была довольна, что Бентон ушел, по крайней мере, на несколько минут, оставив ее одну. Ей надо было привести мысли в порядок. Он сказал, что откажет Марвину и Тони. А еще он сказал, что все будет идти своим чередом, пока он не вернется, закончив свои дела. А она согласилась остаться. В эти драгоценные дни ей предоставится возможность работать. А Мэтт будет помогать ей. Она знала, что он поможет.

Но она также сказала, что у нее уже есть другая работа. Почему, ради всех святых, почему она сделала это? Она никогда не была лгуньей, а ее утверждение насчет другой работы было вопиющей ложью.

Да, неудачный способ начать управлять собственной жизнью.

Значит, ей необходимо воплотить в жизнь свое утверждение как меру предосторожности перед будущим.

Ополоснув свою чашку и стакан из-под сока в раковине, она поставила их в моечную машину рядом с чашками Бена и Бонфорда. А затем прошла в холл, чтобы позвонить Мэтту Логану.

Чарли лежал на верхней ступеньке, положив голову на лапы, и ждал. Он поднял свою массивную косматую башку и вопросительно посмотрел на нее. Она вежливо сказала:

— Доброе утро, Чарли.

В конце концов, зачем ссориться с собакой?

Чарли вскинул уши, услышав звук дружеского голоса. Пес решил присоединиться к ней и спустился, исполняя на мохнатых лапах нечто вроде неуклюжей паваны. Грация на ступеньках редко является собачьим достижением. Она невольно рассмеялась, потрепала его по массивной голове, и он проследовал за ней через залитый утренним светом холл, на полу которого, словно драгоценные камни, плясали разноцветные блики — тени витража.

Жена Мэтта ответила обеспокоенным тоном. Мэтту не стало лучше, но он все еще надеялся встать на ноги после полудня. Может быть, тогда Элинор и перезвонит?

Элинор пообещала, что сделает это, пожелала всего хорошего и, слегка обеспокоенная, повесила трубку. Несмотря на несомненное улучшение в отношениях с Бентоном, она все еще хотела достичь каких-то конкретных результатов, прежде чем вернется Тони. Ему совершенно не понравится решение Бентона Бонфорда не продавать ему магазин. А ей вообще лучше не показываться им на глаза, когда они начнут ссориться. А ссора определенно состоится.

Она представила себе лицо Энтони Мондейна, узнающего о решении Бентона. Картина была не из приятных. Хотя лицо тут ни при чем. Это не лицо, а маска.

А вот его глаза…

Она знала, что такое глаза человека, который не привык встречать препятствия на своем пути, и особенно если препятствия чинит Бентон Бонфорд.

Элинор решила не строить из себя героиню, если будет возможно, она куда-нибудь улизнет. Потому что какую бы работу она ни нашла, все равно хорошие отношения с Энтони Мондейном желательно сохранить.

Печально подумав, что, наверное, во всех профессиях приходится хитрить, она обернулась, поскольку Бентон уже громыхал по ступенькам. Он облачился в рубашку в крупную клетку, а сверху натянул пиджак. И выглядел бодрее.

Не подозревая о том, что от резкого перемещения его массы задрожал старинный канделябр над его головой, Бентон потрепал мягкие уши Чарли и сказал:

— Вы готовы?

Потом перевел взгляд с ее напряженного лица на ее руку, все еще лежавшую на телефоне, и поднял брови.

— Что еще случилось? Плохие новости?

— Мэтт. Он все еще неважно себя чувствует. Но его жена сказала, что, может быть, он поднимется после полудня.

— О’кей. Приободритесь. Все будет хорошо.

Но беспокойство так окончательно и не исчезло с ее лица, что расстроило Бентона. Он уже видел, как в ее глазах загораются огоньки, как в них прячется улыбка, хоть и не адресованная ему. Но сейчас Элинор смотрела по-другому, отчего его сердце готово было остановиться.

Он сказал с небольшим раздражением:

— Эй, вы что, не слышали, что я сказал?