— Как жизнь? — в магазин заглянул Сенька.

— Сдал?

— Все закрыл. Теперь свободен, как птица, — ответил брат.

— Чем займешься?

— Махнем с друзьями дикарями на море. Деньги на билет есть, а там, как-нибудь выкрутимся.

— Мать с ума сойдет от такой авантюры.

— Мне уже восемнадцать. Могу ехать, куда захочу, — довольно сказал Сенька.

— Не думая о родных.

— Это ты слишком сильно за все переживаешь. Проще надо жить. Намного проще. А мать переживет. Если все время около ее юбки сидеть, то ни мира не узнаешь, не себя не познаешь. Слышал о познании себя?

— Ты про Тибет и монастыри?

— Не, в монастырь не хочу. Там девчонок нет, а парни меня не заводят. Поэтому только море и солнце.

— С матерью сам объясняйся.

— Объяснюсь. Хип, дай денег. Сегодня праздновать окончание учебы будем.

— Пару сотен могу дать, но у меня не бездонный кошелек.

— А было бы круто такой кошелек иметь, — усмехнулся Сенька, забирая деньги. — Матери скажи, чтоб ночевать меня не ждала. Я на ночную рыбалку. Пойду рыбку ловить.

— Удачной рыбалки, — ответил Хип, с сожалением отмечая, что завидует брату. Так легко и беззаботно жить у него не получалось. Всегда мешало чувство ответственности. Сенька же мог это чувство легко отключать. Словно мог на какую-то невидимую кнопку нажать. Все-таки, жить просто — это целое искусство, которое не каждому дано.


Солнце продолжало побивать температурные рекорды. Было душно. Вместо того чтоб куда-то тащиться, хотелось пойти на реку. На крайний случай в душ сходить. Но Хип вроде договорился с Зиной помочь ей с ремонтом. А слово держать было нужно. Он набрал ее номер. Она не ответила. Повторил несколько попыток. Только с третьей донесся ее вялый голос.

— Не надо приезжать.

— У тебя все в порядке? — спросил Хип.

— Нормально, — пробормотала она. В трубке раздалось несколько всхлипов, помле которых пошли гудки.

— Ага, так и слышу, что все нормально, — пробормотал Хип. Вздохнул. Ну и чего лезть, куда не просят? И опять это паршивое чувство выбора, как в дурацкой игре, когда главный герой стоит на распутье и думает: уничтожить ему эту планету или оставить в живых. Утешить эту девицу или мимо пройти. И в каждом случае свои плюшки, которые довольно вкусные. А в этом случае какие плюшки? Очередная порция душещипательных историй, от которых кровь стыла в жилах? И чувство желания обнять и утешить?

Выругавшись, он пошел ее искать. Так как Зина явно плакала, то скорее всего раны в берлоге зализывает. И чего случилось? Утром ведь веселая была. Довольная. Теперь же ей опять плохо. Бабочка опалила крылья?

Он злился. Злился на себя, что не мог пройти мимо, на себя, что она вернулась в город. Отвратительная ситуация, от которой по-хорошему надо было бежать, но Хип шел к ней домой. Еще в последний раз, он запомнил ее квартиру в холодном и каком-то нежилом подъезде. Дом, в котором поселилось отчаяние. Оно словно липкими щупальцами проникало под кожу, отравляя душу. Вздрогнув от хлопнувшей двери, Хип решил, что ему играть в компьютерные игры противопоказано и пора с этим завязывать. Надо другое хобби найти. Хип позвонил в дверной звонок. Трель долго раздавалась по пустым комнатам. Раздались шаги.

— Кто? — не открывая дверь, спросила Зина.

— Я.

— Сказала же, чтоб не приходил.

— Но пришел.

— Зачем?

— Так и будем здесь разговаривать? — в свою очередь спросил Хип. Она задумалась. Все-таки открыла дверь. Губа разбита, нас распух. Под глазами расплываются синяки. В глазах слезы и злость. С растрепанными волосами она походила на ведьму. — Чего надо?

— Лицо мазью мажешь?

— Что? — от удивления она икнула. — Ты пришел…

— Завтра все опухнет и совсем страшно станет, — спокойно ответил Хип. Она отрицательно покачала головой. — Так я и думал. Сейчас вернусь.

— Не надо… — растеряно и тихо попросила она.

Он даже не обернулся. Пошел в аптеку. Набрал мази от синяков. Заодно и в магазин зашел, где пельменей купил и газировки. Явно домой он не попадет сегодня. Нельзя ее было одну оставлять. Вот просто чувствовал, что нельзя.

Второй раз Зина открыла быстрее. Все в той же длинной футболке, с растрепанными волосами и настороженным взглядом, словно он пришел к ней с мыслями, чтоб ограбить. Хип пошел сразу ставить воду под пельмени. Зина ходила за ним по пятам.

— Будешь? — открывая газировку, спросил Хип.

— Зачем?

— Сладкая, с щекочущими пузырьками. Вроде вкусно.

— Зачем ты пришел? — спросила она, беря стакан с газировкой.

— Давай без этих сложных вопросов и философии. Пришел и пришел, — ответил Хип, залпом выпивая стакан с газировкой. — Душно у тебя. Давай окно хоть откроем. Пусть и полный штиль, но может хоть сквозняк организуем.

— Хип… Ты…

— Может стоит заявление написать? — спросил он.

— Нет.

— Дело твое.

— Не доказать, — ответила Зина, пряча взгляд.

— Даже если постараться?

— Я думала. Над этим. Второй раз проходить через эту грязь не хочу. У него связи. У меня тоже есть знакомые, но по таким мелочам их беспокоить не стоит. И… Знаешь какая это грязь, когда приходится рассказывать с подробностями. Вновь окунаться в это дерьмо, а потом кошмарами мучится. И самое противное, что я не смогла дать отпор. Ведь ходила на курсы самообороны, а не смогла справиться. Ступор. Он мне нравился. В школе. Даже влюблены была. О детях мечтала. Мальчике и девочке. Они красивыми бы были. Потом влюбленность прошла, но то светлое чувство, оно осталось. И пусть я потом с ребятами из гаража сошлась, но Димка — это же рыцарь. И почему-то этот рыцарь оказался подонком. Это было так неожиданно, что мир рухнул. Просто развалился на кусочки. А вместе с ним и я, — она растеряно посмотрела на Хипа.

— Сейчас будем есть.

— Не хочу. Я в комнате полежу. Ты ешь, — ответила Зина.

Она ушла. Хип подошел к окну. Достал сигарету. В первый раз он оказался в такой дурной ситуации. И второй раз такое переживать он не хотел. Рад бы ей помочь, да разве в его это силах? Один человек не может мир изменить. Только разобьется в лепешку.

Пельмени закипели. Он положил их в здоровую железную миску и пошел в комнату, прихватив газировку.

— Сейчас будем есть.

— Хип, спасибо, но у меня аппетита нет, — ответила Зина, не поворачивая головы от телевизора.

— Вначале ужин, потом намажу тебя лекарством, а потом все остальное, — повторил Хип. — Вдвоем аппетит придет.

— Нет. Да и губа болит.

— Надо съесть хотя бы штучек пять. Смотри, они мелкие, — он взял одну штучку. Подул на нее, протянул на вилке Зине. Она вздохнула. Хотела отказаться, но не стала. — Вот и молодец. Ты когда нервничаешь, то не ешь?

— Нарушено все это. После рождения ребенка. Я просто забыла что такое еда. А потом, когда чуть не померла от истощения, вроде стала есть, но аппетит редко когда возвращается.

— Вернется.

— Тебе не противно со мной сидеть рядом?

— Должно быть?

— Да.

— Не противно. Ешь и не думай о ерунде.

— Я ведь сама виновата. Спровоцировала своим видом, смехом, поведением.

— Самобичеванием не занимайся. Блин, я с тобой рядом сижу. У меня мыслей о том, чтоб тебя изнасиловать нет. А ты при мне и куда более откровенно вела.

— Почему?

— Чего почему?

— Почему у тебя не возникает таких мыслей?

— Считаю себя нормальным мужиком. Да и как может заводить дерущаяся женщина?

— Да, ты фею ищешь. Которая будет хлопать глазками и…

— Я никого не ищу. Живу, существую, работаю. У меня скучная жизнь, но менять ее меня не тянет. Надоело мечтать о пустом, — продолжая впихивать в нее пельмени, сказал Хип.

— Больше не могу. Иначе твои усилия окажутся напрасными, — ответила Зина.

— Выгодная ты дюймовочка. Всего ползернышка в день ешь.

— Ты не напоминаешь крота.

— Нет. Я с другой планеты прилетел, — хмыкнул Хип.

— С Марса?

— Может и оттуда. Дай пульт. Извини, но смотреть, как выдают тридцатилетнюю тетю замуж у меня желания нет. Если у самой не хватило ума мужа найти, то вряд ли другие тетки ей это помогут сделать.

— Мне уже больше тридцати.

— И чего? Хочешь на такой программе оказаться? — щелкая каналы, спросил Хип.

— Нет. Но я такая же тетя…

— Другая, — остановившись на юмористическом сериале, ответил Хип. После этого достал тюбик с мазью. — Теперь надо тебе лицо восстановить. В аптеки сказали, что поможет за три дня. Первым планом у нас лицо, а дальше будем заниматься душой.

— Хип…

— Не спрашивай. Сейчас помогу намазать. И ни о чем говорить не будем. Будем просто смотреть телевизор. Душный вечер, дерьмовый день. А завтра будет дерьмовое утро. Но жизнь продолжается, — он вздохнул, заметив в ее глазах слезы. — Ничего, прорвемся.

Ответом был неуверенный кивок. Так они и сидели весь вечер. Зина тихо плакала. Он молчал. Гладил ее по руке и молчал, думая почему такая дерьмовая жизнь и почему все так паршиво.


Утром Зина проснулась одна. Тело болело и ныло. В квартире стояла духота. Окна открыты и ни ветерка. Футболка прилипла к вспотевшему телу. Задралась, открыв синяки на ноге. Такие же красовались и на руках. Отвратительно. Некрасивое напоминание о вчерашнем дне. Она не ожидала такого от Димы. Просто не ожидала. Поэтому и впала в ступор, когда…

Забыть. Прогнать все воспоминания. Запретить об этом думать. Просто не думать и не вспоминать. Не дать себе замкнуться. Она и не такое переживала. У нее твердая шкура. Только с каждым разом все сложнее людям доверять.

Зазвенел телефон. Работа. Вот это и отвлечет. Выключили электричество. Велев закрыть магазин, Зина начала звонить на станцию и выяснять причину отключения. Холодильники, печки — один убыток. Так как свет обещали восстановить только к вечеру, пришлось ехать за генератором. Как она такое не предусмотрела? Ведь знала же, что в этом дурном городе всегда что-то случается. И это что-то будет обязательно плохое.