– Больно?

– Все нормально.

При ответе его дыхание касается моей щеки, и я понимаю, насколько близко друг к другу мы сидим. Перебинтовываю его руку и поднимаю голову:

– Вот, как новенький.

Цвет его лица сменился на болезненно-серый.

– Спасибо, – бормочет он и проносится мимо меня за дверь.

Я благодарю мистера Локвуда и ухожу. А когда оказываюсь на улице, то вижу, как Ксандер стоит, прислонившись одной рукой к зданию, и его тошнит в кусты. Это катастрофа. Сначала мозоль, потом тошнота – отстойный день карьеры.

– Прости меня. – Я подхожу к нему сбоку и глажу его по плечу. Мама всегда так делает, когда меня тошнит. Не особо помогает, но мне нравится, что она рядом.

– Я в полном порядке. Как думаешь, сколько платят за унижение, потому что я, очевидно, очень в этом хорош?

– Никогда раньше не видел мертвого?

– Нет… – Он вытирает рот рукавом толстовки и выпрямляется.

Заметка: у Ксандера слабый желудок. Избегать во время дней карьеры всего противного.

У машины он снимает толстовку, едва не стянув вместе с ней рубашку, затем разувается, закидывает кеды в багажник и обувает свои мокасины. Чтобы не пялиться на полоску его обнаженной кожи над джинсами, я тоже снимаю толстовку.

– Хочешь, я поведу? – спрашиваю я, заметив, что его лицо все еще бледное.

Он мешкает с ответом.

– Ты не доверяешь мне свою малышку?

– Да нет… Ладно, так и есть.

– Это грубо.

Ксандер залезает в машину, и я сажусь на пассажирское сиденье.

– Ты и правда не разрешишь мне сесть за руль? Ты ведь разрешил тому парковщику в отеле.

– Это было на парковке. К тому же, если ты ее разобьешь, мы больше не сможем быть друзьями. Что ты тогда будешь делать?

– Разве у тебя нет еще трех таких же?

– Вообще-то четырех, но кто считает?

Думаю, он шутит, хотя с другой стороны…

Он заводит машину и отъезжает от тротуара. Я смотрю на часы на приборной панели – уже пять. Сложно поверить, что прошло четыре часа.

Ксандер перестраивается в правый ряд и начинает поворачивать.

– Куда ты едешь?

– Я подумал, мы могли бы поужинать. Здесь недалеко есть хороший французский ресторанчик.

Очевидно, ему уже лучше.

– Я не могу. Мама уже полдня одна в магазине. Я должна вернуться и помочь ей с уборкой.

– Один час ничего не изменит.

– Я должна вернуться.

Ксандер продолжает ехать к ресторану.

– Ну же. – Он одаривает меня своей улыбкой. Клянусь, эта улыбка могла бы положить конец войне.

– Ладно. А потом домой.

– Конечно.

* * *

Не успеваю я выйти из машины и подойти к дорогому французскому ресторану, как вспоминаю, что вся в грязи. Ксандер размазал землю по моим волосам, и я все еще чувствую комочки у себя на голове. Смущенно пытаюсь вычесать их пальцами. Мы заходим в вестибюль и сталкиваемся с кучей разодетых людей. Не сомневаюсь, что администратор, которая и сама приодета, выгонит нас. В конце концов, даже у Ксандера на лбу полоска засохшей грязи.

Но она улыбается ему ослепительной улыбкой:

– Мистер Спенс. Вас уже ждут.

– Правда? – Он слегка наклоняется к ней. – Тогда ведите.

– У тебя были планы? – спрашиваю я, пока мы следуем за ней к дальнему залу.

– Очевидно, эти планы были составлены без меня.

Я понятия не имею, что это значит, но когда мы подходим к залу, то при виде Ксандера начинает смеяться с десяток хорошо одетых людей. Один парень встает и обращается к администратору:

– Видите? Мы же говорили, что здесь с Ксандером Спенсом.

– Я не должна была в вас сомневаться, – отвечает она, а затем обращается к Ксандеру: – Я прослежу, чтобы официант принял ваш заказ.

– Спасибо. – Ксандер шагает в зал и подходит к пустому стулу.

– Выглядишь так, будто занимался общественными работами, – комментирует кто-то, указывая на его фланелевую рубашку и грязное лицо.

Уверенность Ксандера даже не пошатнулась. Он стоит прямо, как и всегда, а его эго едва помещается в стенах зала.

– И какой дурак использовал мое имя, чтобы не ждать очереди? – спрашивает он с огоньком в глазах.

Тот, что стоит – парень в очках, в которых, уверена, он не нуждается, и с загаром, за который он, вероятно, еженедельно платит в солярии, – легко кланяется:

– Это я.

– Мог бы и догадаться.

– Счет оплачиваешь тоже ты, – добавляет парень.

Ксандер осматривается вокруг и замечает меня у входа:

– Ребята, это моя подруга Кайман. Кайман, этих людей тебе, возможно, лучше не знать, но иногда я называю их друзьями.

Раздаются крики недовольства, а за ними смех.

Не уверена, что готова к этому знакомству. Я и к Ксандеру-то едва начала привыкать. Так что, когда он выдвигает стул, за которым стоит, и приглашает меня сесть, мне хочется с криками выбежать из ресторана.

Мой желудок скручивает в тугой узел. Не помогает и то, что на меня с другой стороны стола смотрит одна из девушек. Ксандер, кажется, не обращает внимания на то, что я покрыта грязью и не одета подходящим образом.

– Кайман. Проходи садись.

Я крепко сжимаю зубы, потому что с языка едва не срывается фраза: «На мне что, ошейник?»

Удивительно, но я сумела вовремя остановиться.

– Мне нужно в уборную, – бормочу я, указывая туда, откуда мы пришли, и убегаю, не дожидаясь ответа.

Удалившись от них на некоторое расстояние, я вдруг слышу: «Ксандер, ты теперь подбираешь дворняжек?», а затем новый взрыв смеха.

Челюсти сводит – так сильно я их сжимаю. Почему я так злюсь? Это только подтверждает все, что я уже знаю о богатых. Может, Ксандер и небольшое исключение, но эти люди – правило. Я меняю направление и иду к стойке администратора.

– Могу я воспользоваться телефоном? – спрашиваю я, когда она поворачивается ко мне.

– Конечно.

Я звоню Скай, и она соглашается меня забрать. Затем возвращаюсь в зал. Когда подхожу, наблюдаю за Ксандером, пока он не видит. Он слушает кого-то на другом конце стола. На лице слабая улыбка, но она и близко не способна принести мир. Больше похожа на вымученную.

Подойдя к залу, убеждаю себя держаться. Никто из ребят не обращает на меня внимания, и от этого мне становится легче. Добираюсь до Ксандера и наклоняюсь:

– Я пойду. Мне нехорошо. – Чувствую себя немного виноватой, что лгу ему, но затем вспоминаю комментарий его друга про «дворняжку», и чувство вины отступает.

Он начинает вставать:

– Я тебя отвезу.

– Не надо, я позвонила Скай. Увидимся.

– Кайман…

– Нет, правда, оставайся. Веселись. – Я надавливаю на его плечо, заставляя сесть обратно, и покидаю зал.

Глава восемнадцатая

Берусь за ручку и тяну, но дверь не открывается.

– Закрыто? – интересуется Скай.

И только сейчас я замечаю, что в магазине темно. Прикрыв глаза с обеих сторон руками, прислоняюсь к окну. Мамы нет. Достаю из кармана ключи и отпираю дверь.

– Мам!

Нет ответа.

– Разве по субботам вы обычно закрываетесь не в семь? – спрашивает Скай.

– Может, клиентов не было?

Скай выглядит растерянной, и неудивительно – мы никогда не закрывались раньше. Оставив случившееся без комментариев, она огибает люльку и прислоняется к стойке.

– Сейчас вернусь.

В тщетных поисках мамы я заглядываю в подсобку и на склад, а затем подхожу к кассе и открываю ее. Пусто. Наверное, мама пошла положить деньги на депозит. Но почему она ради этого так рано закрылась? Я ведь не так уж и поздно вернулась.

Бегу наверх в квартиру:

– Мам!

Меня приветствует тишина. На автоответчике, который я помню еще с детства, нет пропущенных сообщений, но рядом с ним лежит записка.

Кайман, в 17:30 у меня прием у врача. Тебя не было, и я решила закрыть магазин, а по пути к врачу внести депозит. Не надо вновь открывать магазин. Все равно клиентов не было. Надеюсь, ты хорошо провела день.

Мама

Перечитываю записку. По листку бумаги сложно сказать, злился ли человек, когда писал. Переворачиваю записку и провожу пальцем по обратной стороне, чтобы понять, насколько сильно она нажимала на ручку, когда писала. Затем поднимаю ее и смотрю на свет, чтобы определить, написана ли она в спешке или в гневе. Кажется, слова написаны спокойным человеком. Вздохнув, кладу листок обратно на стойку и в легком замешательстве оглядываюсь по сторонам.

Спускаюсь вниз. Скай разговаривает по телефону, поэтому я достаю из-под стойки средство для чистки мебели и приступаю к уборке.

– Генри придет, – говорит Скай, повесив трубку, и на двери звенит колокольчик. – Прямо сейчас.

– Быстро, – со смешком отвечаю я.

Помахав нам, Генри смотрит на потолок:

– Почему здесь так темно?

Я показываю на светильники:

– Свет выключен.

Скай мелодично хихикает:

– Полагаю, его интересовало, почему выключен свет.

Какая-то я рассеянная.

– О, верно. Мы рано закрылись. Чем, ребята, собираетесь заняться? – Я смотрю то на Скай, то на Генри. Очевидно, до того, как я перехватила Скай, у них были планы.

– Хотим потусоваться с тобой.

– Круто.

Генри пару раз щелкает пальцем по щеке, издавая при этом глухой звук:

– Эм… ты еще пригласила Тика. Он скоро придет.

– Что?

Он снова щелкает по щеке:

– Мы сказали Тику, что ты пригласила его потусоваться в магазине.

– Вау, как мило с моей стороны. И зачем я это сделала?

Скай улыбается:

– Затем, что после того поцелуя ты на него запала.

– А, так поэтому я с ним две недели не разговаривала? Потому что запала на него? – Скай пожимает плечами. – Скажи, что ты ему этого не говорила.

– Просто расслабься. Пойдем в подсобку, а то выглядит так, будто мы его тут ждем. – Она тянет меня в подсобку.

– Сказала, верно?