Тогда-то и преуспела двадцатидевятилетняя м-ль де Шароле, сестра герцога Бурбонского, — приятная особа с живым темпераментом. У нее уже было множество любовников. Она начала с попыток просто привлечь внимание короля, но усилия ее, кажется, не имели успеха. Тогда она прямо-таки превратилась в кошечку — терлась рядом, вздыхала, мурлыкала и однажды вечером так осмелела, что сунула в карман монарху маленькую поэму любви:

Меня знобило, я врача позвал,

И мой недуг он без труда узнал.

«Не я, — сказал он, — в силах жар твой исцелить,

А та, что вымолвит: «Готова вас любить…»

Ты не врача, а милую зови.

Твоя болезнь — озноб и жар любви».

Людовик XV не ответил, но эти уловки не оставили его равнодушным. В нем начали медленно происходить превращения, и его скованность понемногу исчезла. Это заметили однажды вечером у герцогини Тулузской… Одна дама, будучи беременной, почувствовала первые схватки.

— Мне кажется, — сказала она, — головка ребенка уже появилась…

Испугались и срочно послали за врачом. Людовик XV был необычно взволнован.

— А если потребуется немедленная помощь, кто ее окажет?

Л а Пейрони, первый хирург короля, был уже на месте.

— Сир, — сказал он, — это буду я. Когда-то я принимал роды.

— Да, — сказала м-ль де Шароле, — но для этого нужна практика, — вы, быть может, уже потеряли сноровку.

Хирург обиделся.

— Не беспокойтесь, мадемуазель, — возразил он, — этому, как и умению делать детей, не разучишься.

От этих слов присутствующие онемели. Ла Пейрони, покрасневший до корней волос, с опаской посмотрел на короля. Тот неожиданно разразился громким смехом…

Довольствуясь малым, м-ль Шароле по крайней мере избавила короля от стыдливости.

ЛЮБОВНИЦА ГЕРЦОГА БУРБОНСКОГО РАССТРАИВАЕТ СВАДЬБУ ЛЮДОВИКА XV И ИНФАНТЫ

Из-за мадам де При Испания объединяется с австрийским домом.

Пьер ЖИРАР

В то время как Людовик XV оставался абсолютно равнодушным к удовольствиям, столь почитавшимся его предками, герцог Бурбонский радостно предавался им со своей любовницей м-м де При, очаровательной ведьмой. «Она необычайно умело, — говорит нам Дюкло, — скрывала под маской наивности самую опасную лживость. Добродетель для нее лишь пустой звук, в пороке она чувствовала себя как рыба в воде. Внешне нежная и скромная, на самом деле властная и распутная, она безнаказанно обманывала своего любовника». Эта обворожительная особа взяла над герцогом Бурбоиским такую огромную власть, что стала всемогущей.

М-м де При, снедаемая безграничным тщеславием, была готова на все ради, собственного обогащения: спекулировала пшеницей, совершала не дозволенные законом операции с деньгами, подталкивала герцога к возрождению старой, феодальной платы за высокие должности, получала из Лондона пособие, сорок тысяч фунтов стерлингов, за поддержку английской политики…

В конце 1724 года она в довершение ко всему была занята любопытной задачей — женитьбой своего любовника. Зная, что герцогиня Бурбонская, мать премьер-министра, хочет женить сына, она решила сама найти ему супругу, чтобы не лишиться своего положения… Нужна была застенчивая, бесцветная, нетщеславная девушка из скромной семьи, которая была бы вечно благодарна фаворитке. М-м де При нашла подобную жемчужину. Она жила вдали от посторонних глаз, в большом обветшалом доме в Виссембурге, в Нижнем Эльзасе. Ее отец, избранный в 1704 году королем Польши — благодаря своему шведскому другу Карлу XII, был изгнан с трона и после многочисленных скитаний укрылся во Франции. Он был беден, звали его Станислав Лещински. Его дочери, Марии Лещинская, должно было исполниться двадцать лет. На ней-то и остановила свой выбор м-м де При. В течение нескольких месяцев она тайно переписывалась с бывшим королем Польши, который, естественно, был согласен на то, чтобы его маленькая Манюша стала супругой премьер-министра Франции.

По политическим соображениям это дело тянулось около двух с половиной лет. Вдруг в начале 1725 года переговоры возобновились, и м-м де При отправила художника Пьера Робера в Виссембург, чтобы тот сделал портрет принцессы. В конце марта художник отослал холст во Францию, и вся семья Лещинских с замиранием сердечным стала ожидать приговора герцога Бурбонского. Бесхитростные и добрые, они и предположить не могли, что принесет им этот портрет.

Когда картина прибыла в Версаль, м-м де При едва взглянула на нее — ее мучили другие заботы. Она боялась, что король может умереть. Он по-прежнему самозабвенно охотился. Однажды он мог вернуться больным, лечь в постель и умереть, не оставив потомства. В этом случае корона досталась бы герцогу Орлеанскому, сыну регента.

При этой мысли у м-м де При выступал холодный пот: ведь у герцога Бурбонского из семьи Конде не было злее врагов, чем семья герцога Орлеанского.

Власть, богатство, замки — все испарится, если эта семья завладеет короной…

Избежать подобной катастрофы просто: у короля должны появиться дети. К несчастью, маленькой инфанте Мари-Анн-Виктории, с которой Людовик XV обручился в 1722 году, еще рано выходить замуж — ей всего восемь лет. Тогда м-м де При внушила герцогу мысль расстроить женитьбу короля на инфанте и дать ему более зрелую супругу.

Премьер-министр колебался. Этот разрыв мог иметь серьезные последствия. Маленькая инфанта жила в Версале уже в течение трех лет. Отослать ее назад, в Испанию, значило бы дать пощечину мадридскому двору. Могла даже начаться война.

Целыми днями м-м де При с изуверской изворотливостью описывала герцогу Бурбонскому коронование герцога Орлеанского, опалу, унижение, разорение…

Однажды Людовик XV заболел. Колеблющийся герцог пережил страшные часы. «Так как он спал как раз под апартаментами короля, — говорит нам Дюкло, — ему послышался необычный шум и возня. Он быстро встал и прямо в ночной рубахе поднялся наверх. Маршал, первый хирург, который спал в прихожей, встал, удивившись его появлению в столь ранний час. Он подошел и спросил о причине его беспокойства. Герцог, будучи вне себя, отвечал несвязно, едва выговаривая слова: „Я услышал шум… король болен… чем я могу помочь?“ Маршал с трудом успокоил его и проводил в спальню. Герцог; казалось, говорил сам с собой:

«Я больше не попадусь… Если он оправится, надо его женить!» Планы м-м де При осуществились. Через несколько дней герцог провел через совет решение об отправке инфанты домой. Он послал милое письмо в Мадрид, чтобы известить Филиппа V о только что принятом решении.

Правители Испании никак не ожидали такой новости, они пришли в неописуемую ярость. Немедленно были высланы французские послы, так же как и две дочери Филиппа Орлеанского — вдова Людовика I и м-ль де Божоле, которая должна была выйти замуж за дона Карлоса. Все французские консулы получили приказ покинуть испанские порты в течение 24 часов; из Франции были отозваны мадридские министры. Испания, оскорбленная м-м де При, готова была надолго возненавидеть Францию и объединиться с австрийским домом…

Плачевный результат подобного разрыва не особенно опечалил любовницу премьер-министра, занятую в то время поисками жены для Людовика XV. Герцог спешно подписал указ о высылке инфанты. Король не выказал по этому поводу ни малейшего неудовольствия. Инфанта уехала 5 апреля 1725 года, еще до того, как была найдена новая будущая королева Франции.

Был составлен список европейских незамужних принцесс, с именами, домами, возрастом и вероисповеданием. Выяснилось, что из ста принцесс, которые могли бы претендовать на французский престол, сорок восемь — старше двадцати четырех лет и не подходят, десять — из младшей ветви или слишком бедны, двадцати девяти — меньше двенадцати лет и, стало быть, они не брачного возраста. Оставалось семнадцать принцесс, из которых предстояло сделать выбор. Во глазе списка — принцесса Английская. Но пришел отказ от ее отца, принца Гальского, из-за разницы в вероисповедании. Тогда герцог Бурбонский попытался сделать претенденткой свою сестру, м-ль де Вермандуа. Быть может, ее бы и выбрали, если бы однажды вечером она не совершила непростительную ошибку-она оскорбила м-м де При. Фаворитка не смогла этого перенести. Она посмотрела ей прямо в глаза и ответила:

— Ты никогда не станешь королевой.

На следующий день она убедила своего любовника, что Европа возмутится подобным выбором, «в котором проявится его эгоистическая власть над молодым монархом». Герцог отказался от своего предложения. Поиски невесты, которая не внушала бы опасений м-м де При, продолжались. Многие могли бы подойти, но были не без изъянов: принцессу Португальскую отвергли из-за сумасшедшего отца; принцессу Хессе-Ринфельд — из-за странных слухов о ее матери: говорили, она родила сперва дочь, а потом кролика… Кто знает? Это могло отразиться на потомстве Бурбонов. Короче, дело затянулось, европейские дворы принялись уже злословить.

Тогда-то м-м де При и пришла в голову мысль… В списке принцесс на выданье на первом листе стояло имя, сразу вычеркнутое в свое время по причине бедности невесты — этой Золушки, дочери Станислава Лещински. Фаворитка сама и внушила тогда герцогу:

польской невестой следует пренебречь. Теперь же она вспомнила свой прежний замысел — извлечь для себя выгоду из того факта, что королева именно ей обязана будет своим высоким положением… Портрет Марии, написанный Пьером Гобером, был представлен королю.

Людовик XV был очарован и объявил Совету, что согласен жениться на Марии Лещинска. В этот же вечер в Виссембург отправили письмо. Кардинал де Роан передал его экс-королю Польши. Прочитав послание, тот в смятении бросился со всех ног в комнату, где жена его и дочь занимались шитьем.

— Встанем на колени, — вбегая, воскликнул он, — и возблагодарим Бога!

— О отец мой, — воскликнула Мария, — вас снова призывают занять польский трон?