«Мадам де Помпадур заметила, что Людовик XV всегда носил при себе золотой ключик от элегантного секретера, что стоял в его личных апартаментах. Фаворитка никогда, даже во времена наибольшего своего влияния, не могла добиться, чтобы король открыл его. Это было что-то вроде святилища, где обитала воля монарха. Людовик XV управлял лишь этим секретером, он оставался королем лишь этой мебели. Это была единственная часть его владений, не захваченная и не оскверненная куртизанкой.

«В нем государственные бумаги», — так отвечал он на все ее расспросы. Эти бумаги были не что иное, как наша переписка с графом де Брогли. Маркиза стала догадываться. Однажды вечером, во время ужина со своим монаршим возлюбленным, она вдруг сделалась предупредительной, любезной, обворожительной — как никогда… Продажная, давно уже утратившая женскую честь, супруга эта, бывшая супруга Ле Нормана д'Этиоля, призвала на помощь все свои ловушки и чары — между нами говоря, порядком уже поблекшие, — чтобы подчинить себе монарха. Для пущего эффекта она принялась его подпаивать, что должно было разгорячить не только глаза, но и голову его величества.

После всех этих излишеств, этой оргии, когда потерявшая всякий стыд куртизанка хладнокровно выполняла все желания старика, ею же разожженные, обессиленный монарх забылся глубоким летаргическим сном. Этого только и ждала коварная вакханка. Пока король, разомлевший от действия вина и бурных ласк, был погружен в сон уставшего животного, она вытащила у него заветный ключ, открыла шкафчик и нашла там полное подтверждение своих домыслов. С этого дня мое падение было предрешено».

Эту историю подтверждает депеша мсье Терсье кавалеру от 10 июня 1763 года: «Король сегодня утром вызвал меня к себе. Бледный и возбужденный, с тревогой в голосе он поделился со мной своими опасениями, что тайна нашей переписки раскрыта. Он рассказал, что, поужинав несколько дней назад наедине с м-м де Помпадур, не без ее помощи в результате некоторого изящества заснул. Маркиза скорее всего воспользовалась этим, чтобы завладеть ключом от заветного секретера который его величество держит от всех закрытым, и узнала о ваших отношениях с графом де Брогли. Его величеству дал повод для этих подозрений тот небольшой беспорядок, в котором оказались бумаги. Вследствие чего монарх поручает мне посоветовать вам соблюдать величайшую осторожность и сдержанность по отношению к его послу, отправляющемуся в Лондон. Он считает его преданным герцогу де Праслеку и м-м де Помпадур».

Людовик не зря опасался мести своей фаворитки…

* * *

В течение нескольких дней маркиза с хмурым видим прогуливалась по Версальскому дворцу, что заставляло дрожать министров и придворных. Глаза ее пожелтели, рот дрожал, подбородок перекашивался от тика. Короче, как сказал один мемуарист того времени, «она казалась жертвой зверски скверного настроения, которое поднималось откуда-то снизу к лицу и страшно его изменило».

Английское дело, по правде говоря, было не единственным поводом к неудовольствию фаворитки. Вот уже некоторое время Людовик XV был в постоянной любовной связи с девушкой из Гренобля м-ль де Роман. Он поселил эту красотку в доме на улице Пасси и проводил с ней бурные ночи, о которых говорил весь Париж. «Иногда по вечерам, — пишет современник, — их игры становились такими шумными, что напуганные соседские собаки начинали лаять». Людовик XV, очарованный такой страстностью, вскоре оставил своих содержанок из Парка-с-Оленями и полностью посвятил свое время м-ль де Роман. Он так был ею увлечен, что многие придворные видели уже в ней будущую официальную фаворитку: уважительно здоровались, посылали поэмы, прошения…

Появление соперницы вызвало у м-м де Помпадур болезненную ревность. Она лишилась сна, высохла и стала похожа на затравленное животное. В конце 1763 года страхи ее подтвердились: тщеславная м-ль де Роман предпринимала усилия, чтобы узаконить своего сына от Людовика XV. Она уже добилась, что кюре в своем приходе представил его под именем Людовика Бурбонского; требовала, чтобы его называли «монсеньер».

Однажды чуть ли не потерявшая рассудок от ревности и тревоги м-м де Помпадур вознамерилась посмотреть на ребенка, который мог стать причиной ее опалы. Вместе с верной м-м дю Оссэ отправилась она в Булонский лес и, хорошо осведомленная благодаря своему другу Беррье, лейтенанту полиции, остановила карету недалеко от тропинки, где обычно прогуливалась юная мать. Спрятав лицо под вуалью и накинув платок, маркиза вышла из кареты. Послушаем, что об этой сцене рассказывает м-м дю Оссэ — ее доверенное лицо:

«Мы гуляли по тропинке и увидели молодую даму, которая кормила ребенка. Ее иссиня-черные волосы были заколоты гребенкой, украшенной бриллиантами. Она пристально на нас посмотрела. Мадам любезно ее приветствовала и, тихонько касаясь моего локтя, прошептала:

— Поговорите с ней…

Я приблизилась и взглянула на малыша.

— Какой прелестный ребенок!

— Благодарю вас, мадам, как мать я могу это подтвердить.

Маркиза держала меня под руку, она дрожала. Я была в замешательстве. М-ль де Роман спросила меня:

— Вы живете неподалеку?

— Да, мадам, в Отей, вместе с этой дамой, страдающей сейчас от страшной зубной боли.

— Мне так ее жаль, я прекрасно понимаю ее — сама часто страдала от этого.

Оглядываясь по сторонам — я все боялась, что нас узнают, я осмелилась спросить, хорош ли собой отец.

— О да, он очень красив. Если бы я назвала его, вы сказали то же самое.

— Так я имею честь его знать, мадам?

— Думаю, что да.

Мадам, так же как и я, не желавшая кого-нибудь здесь встретить, пробормотала извинения за то, что помешала, и мы откланялись. Никем не замеченные, мы вернулись в карету».

Маркиза, потрясенная увиденным, вернулась в Версаль. Эта встреча подтвердила ее опасения: м-ль де Роман была очередной королевской прихотью, — Людовик XV любит ее: у нее вполне счастливый вид, и она так уверена в себе… При мысли о возможной немилости после восемнадцати лет славы у маркизы закружилась голова… Но она подумала о своей власти, которая пока еще была всемогуща, и невольно утешилась…

— Пусть король не любит меня больше… что ж… он ценит мое мнение, мои советы и политическое чутье, — так выразила она овладевшие ею чувства, поверив их м-м дю Оссэ.

Обнаруженная ею тайная переписка д'Эона и Людовика XV, доказывающая недоверие к ней монарха, еще больше расстроила бедняжку. Она почувствовала себя на краю пропасти и, желая вернуть прежнее положение и доказать свою власть тем, кто уже откровенно над ней насмехался, решила взять реванш, уничтожив д'Эона…

* * *

Уже через несколько дней один из ее хороших друзей, граф де Герий, выехал из Версаля и отправился в Лондон, куда его назначили послом Франции. Сразу после приезда он обратился к д'Эону:

— Вам больше нечего здесь делать. Передайте мне доверенные вам королем бумаги и возвращайтесь во Францию.

Это было сделано столь неловко, что д'Эон наотрез отказался уезжать из Англии:

— Я уеду лишь по приказу короля.

Тогда де Прослен, министр иностранных дел, преданный друг маркизы, прислал ему подписанное Людовиком XV письмо, которым отзывали его во Францию. Кавалер ослушался — и оказался прав: вечером того же дня он получил тайное послание:

«Должен предупредить вас, что король скрепил сегодня приказ о вашем возвращении во Францию грифом, а не собственноручно. Предписываю оставаться Вам в Англии со всеми документами впредь до последующих моих распоряжений.

Вы в опасности в вашей гостинице, и здесь, на родине, Вас ждут сильные недруги.

Людовик»

Итак, д'Эон остался в Лондоне. Сильно разгневанная м-м де Помпадур догадалась о личном вмешательстве короля и решила с этим покончить. Она поручила де Герию подослать к кавалеру юного Трейссака де Вержи, мелкого служащего, прозябающего в Англии, с заданием во чтобы не стало завладеть тайными бумагами короля. Де Вержи сразу же приступил к «работе», подсыпав д'Эону снотворное, когда он ужинал в компании знакомых. Вот свидетельство самого д'Эона: «Сразу, после ужина графиня с дочерью отправились в город с визитами. Некоторое время спустя я почувствовал недомогание и усталость. Когда я вышел из гостиницы, передо мною оказалось кресло с носильщиками, но я предпочел идти домой пешком. Устроившись в кресле у огня, я не в силах с собою справиться, так прямо и уснул, а когда проснулся, почувствовал себя еще хуже — внутренности мои словно горели. Пришлось улечься в постель. Проспал я до полудня следующего дня, когда де ла Розьер разбудил меня ударами ног в дверь. Это было тем более странно, что обычно я просыпался в шесть-семь утра. Впоследствии я узнал, что де Герий, у которого здесь свой хирург, подсыпал мне в вино по меньшей мере опиум, — он рассчитывал, что после ужина я крепко усну, и носильщики доставят меня не домой, а к Темзе, где скорее всего поджидал бы корабль, который увез бы меня в неизвестном направлении».

После этой неудавшейся попытки заполучить бумаги Вержи взломал дверь квартиры д'Эона, но так ничего и не нашел. Возмущенный кавалер написал тогда одному из своих преданных версальских друзей следующее письмо: «Помпадур воображает, что Людовик XV не в состоянии мыслить без ее позволения. Все эти напыщенные версальские министры, считающие, что король без них ничего сделать не может, были бы сильно удивлены, если бы узнали, что на самом деле король нисколько им не доверяет и считает их бандой воров и шпионов. Он позволяет им преследовать мелкую сошку вроде меня, а сам пытается тайно все исправить». М-м де Помпадур, естественно, была оповещена тайной полицией об этом письме.

В припадке ярости она приказала де Вержи заманить кавалера в ловушку и убить его. Но молодой авантюрист отказался: ему претили методы посланника и фаворитки. В конце концов он поведал обо всем д'Эону, и тот скрылся у надежных друзей.

М-м Помпадур, разумеется, не испытала удовольствия, узнав о предательстве де Вержи, но заменить неверного у нее не оставалось уже времени… Весной 1764 года она серьезно заболела — прошел слух, что это горячка. Несмотря на заботы Людовика XV, состояние ее здоровья ухудшилось настолько, что она перестала интересоваться политикой и полностью посвятила себя жизни душевной. Порядком перепуганная, эта непримиримая атеистка вызвала королевского духовника. Священник, не шелохнувшись, выслушал все тайны этой жизни и, дав ей последнее причастие, собрался было уходить… Маркиза с улыбкой остановила его: