— Когда?

— После того... как все потерял.

Он глубоко вздохнул и положил руки ей на талию, чтобы отодвинуть ее от себя и встать.

— Тебе не нужно об этом знать.

Она подтянулась повыше и уперлась руками ему в грудь, не дав сдвинуть себя с места.

— А что тебе уже известно?

— Я знаю, что ты потерял все во время игры.

Она была так близко, ее голубые глаза смотрели так напряженно. Его охватило сожаление. Ужасно, что она знает о его ошибках. О его позоре. Ради нее ему хотелось быть кем-нибудь другим. Кем-нибудь новым. Кем-нибудь, достойным ее.

Но может быть, если рассказать ей свою историю, если она будет знать все, то это поможет не подпускать ее слишком близко? А он не влюбится в нее слишком сильно. И он решился.

— Я проиграл все. Все, что не входило в майорат. Все, что не было приковано к титулу поколениями. Как последний дурак. — Он ждал, что она согласится. Но Пенелопа промолчала, и он продолжил: — Лэнгфорд подталкивал меня ставить еще и еще, подстрекал, насмехался до тех пор, пока на столе не оказалось все, чем я владел. А я не сомневался, что выиграю.

Она покачала головой.

— Как же ты мог это знать?

— Никак, верно? Но тем вечером я уже так распалился — выигрывал партию за партией. Когда тебе выпадает полоса выигрышей, возникает ощущение... эйфории. Наступает момент, когда все меняется, все здравые мысли исчезают, и кажется, что проиграть невозможно. — Теперь слова лились из него потоком — вместе с воспоминаниями, которые он так долго прятал от всех и даже от себя. — Для некоторых игра — это болезнь. Вот я и болел. Лекарством был выигрыш. Той ночью я просто не мог перестать выигрывать. До той минуты, когда это закончилось и я потерял все. — Она смотрела на него с сосредоточенным вниманием. — Он ввел меня в соблазн, убеждая ставить на кон все больше и больше...

— Но почему тебя? — Между ее бровей появилась складка, в голосе прозвучал гнев. Майкл протянул руку и разгладил наморщенный лоб. — Ты был так молод!

— Так быстро кинулась защищать меня, хотя ничего не знаешь. — Он провел пальцем по ее переносице. — Все это создал он. Земли, деньги — все. Мой отец был хорошим человеком, но когда он умер, имение было довольно запущенным. Но в нем всего хватало, чтобы Лэнгфорд, усердно трудясь, сделан его процветающим. И ему это удаюсь. К тому времени, как я все унаследовал, маркизат стоил намного дороже, чем его собственные владения, и он не хотел от него отказываться.

— Он сказал, что в конце концов я поблагодарю его за то, что он все у меня отнял, — произнес Майкл, не в силах справиться с издевкой в голосе.

Пенелопа долго молчала, глядя на него серьезными голубыми глазами.

— Возможно, он был прав.

— Нет!

Не прошло ни единого дня, когда бы он не возмущался, что приходится дышать одним воздухом с Лэнгфордом.

— Ну, вероятно, благодарность — это чересчур. Но только подумай, как высоко ты поднялся, несмотря на все препоны. Подумай, как храбро встретил невозможное. И победил!

Голос Пенелопы звучал настойчиво, она тяжело дышала. Майкл восторгался этим и в то же время негодовал.

— Я уже советовал тебе однажды, Пенелопа, не делай из меня героя. Ни в моих поступках... ни во мне самом... нет ничего героического!

Она помотала головой:

— Ты ошибаешься. На самом деле ты гораздо лучше, чем тебе кажется.

Он подумал о бумагах, лежащих в кармане сюртука, о плане, который привел в действие сегодня утром. О мести, которой дожидался столько лет. Очень скоро она увидит, что никакой он не герой.

— Мне бы хотелось, чтобы это было правдой.

Ради тебя.

Эта мысль его преследовала.

Она наклонилась к нему, глядя серьезно и решительно.

— Разве ты не видишь, Майкл? Разве не понимаешь, каким ты стал по сравнению с тем, каким был когда-то? Насколько сильнее? Насколько могущественнее? Если бы не тот случай, полностью изменивший тебя и твою жизнь... ты бы никогда не оказался здесь! — И договорила шепотом: — И я тоже.

Он крепче обнял ее.

— Ну хоть что-то.

Они еще долго лежали так, погрузившись каждый в свои мысли, а затем Пенелопа сменила тему:

— А после игры? Что случилось потом?

Майкл посмотрел на потолок, вспоминая.

— Он оставил мне гинею.

Она подняла голову.

— Твой залог.

Его умница жена.

— Я не стал ее тратить. Решил, что ничего у него не возьму — до тех пор, пока не заберу все.

Она внимательно смотрела на него.

— Месть.

— Все, что у меня оставалось, — это одежда, бывшая на мне, и горсть монет в кармане. Меня нашел Темпл. В школе мы с ним дружили, и он дрался с любым, кто платил ему за боксерский матч. По ночам, когда он не дрался, мы играли в кости на улицах у Темпл-Бара.

Она наморщила лоб.

— Разве это не опасно?

Он увидел тревогу в ее глазах, и какая-то его часть потянулась к ее мягкости, к ее нежности. То, что Пенелопа здесь, в его объятиях, и он может поведать ей свою историю, само по себе благословение свыше. Словно она может своей тревогой и любовью спасти его.

Да только его уже давно не спасти, а она не заслуживает такой жизни, полной греха и порока. Она заслуживает лучшего. Куда лучшего.

Майкл пожал плечом:

— Мы быстро поняли, когда нужно драться, а когда бежать.

Она протянула руку и нежно прикоснулась к его разбитой губе.

— Ты до сих пор дерешься.

Он усмехнулся, и голос его зазвучал мрачно:

— Я давным-давно ни от кого не убегаю.

Ее взгляд метнулся к окну. На улице стояла глухая темная ночь, и свечи в комнате уже почти догорели.

— А «Ангел»?

Он взял один ее длинный белокурый локон, пропустил его между пальцами, наслаждаясь шелковистостью.

— Четыре с половиной года спустя мы с Темплом усовершенствовали наш бизнес... перемещали игру в кости с места на место в зависимости от игроков, и как-то ночью нас окружили двадцать или тридцать мужчин, делавших ставки. В карманах у нас была куча денег, и мы оба понимали, что нам очень скоро придется прекращать игру, иначе нас ограбят. — Он отпустил локон и провел большим пальцем по ее щеке. — Я никогда не умел вовремя остановиться. Всегда хотел сыграть еще разочек, еще раз бросить кости.

— Ты тоже делал ставки?

Он посмотрел ей в глаза, желая, чтобы она хорошо его услышала.

— За девять лет я не поставил ни единой монеты.

В ее взгляде вспыхнуло понимание. И гордость.

— С тех пор как проиграл Лэнгфорду.

— Но игровые столы по-прежнему взывают ко мне, тут ничего не изменилось. Кости не утратили своего соблазна. А когда крутится колесо рулетки... я всегда мысленно угадываю, где оно остановится.

— Но ставки больше не делаешь.

— Нет. Но обожаю смотреть, как это делают другие. Той ночью Темпл сказал несколько раз, что нам нора уходить. Что пахнет жареным. Но я хотел поиграть еще часок. Или два. Еще раз бросить кости. Собрать ставки. Услышать, сколько должно выпасть очков. — Он погрузился в воспоминания. — Они явились неизвестно откуда, и нам следует сказать спасибо, что у них были дубинки, а не пистолеты. Игроки разбежались, как только запахло жареным, но их бы все равно никто не тронул.

— Им нужны были вы, — произнесла Пенелопа едва слышным шепотом. Майкл кивнул:

— Им нужна была наша выручка. Тысяча фунтов. Может, даже больше.

Больше, чем следует иметь с собой, выходя на улицы.

— Мы дрались изо всех сил, но нас было двое против шестерых... а казалось, что против девятерых. — Он едва слышно засмеялся. — Скорее даже против девятнадцати.

Пенелопу это не рассмешило.

— Следовало просто отдать им деньги. Жизнь дороже.

— Моя умная жена. Жаль, что тебя там не было. — Ее лицо побелело. Майкл быстро чмокнул ее. — Я здесь. Живой и здоровый, к несчастью для тебя.

Она замотала головой. Ее настойчивость делала с ним что-то странное.

— Не смей этим шутить. Что случилось дальше?

— Я думал, с нами уже покончено, как вдруг непонятно откуда вылетела карета, а из нее выскочил чуть не батальон мужчин, сложением напоминавших Темпла. Они приняли нашу сторону, победили наших противников, а когда негодяи кинулись прочь, поджав хвосты, нас с Темплом швырнули в карету и повезли к нашему спасителю.

Пенелопа соображала очень быстро.

— К Чейзу.

— Владельцу «Падшего ангела».

— Чего он хотел?

— Деловых партнеров. Кого-то, кто может управлять играми. Кого-то, кто будет заниматься охраной. Людей, разбирающихся как в блеске, так и в вульгарности аристократии.

Пенелопа шумно выдохнула.

— Он спас тебе жизнь.

Майкл погрузился в воспоминания о той первой встрече, когда он понял, что получил шанс вернуть утраченное.

— Именно так.

Она наклонилась и поцеловала его распухшую губу, а потом лизнула ее язычком. Чего он определенно не заслуживал.

Сжав кулак, он оторвался от ее губ, безнадежно мечтая целовать ее и дальше. Но он не мог позволить ей — не мог позволить себе — и дальше забывать, кто он такой на самом деле... что он такое.

— Я потерял все, Пенелопа. Все. Деньги, земли, содержимое моих домов... домов моего отца. Потерял все, что напоминало мне о них. — Наступило долгое молчание. Затем он тихо добавил: — Я потерял тебя.

Она склонила голову набок, пригвоздив его взглядом к месту.

— Ты восстановил все это, Майкл. Удвоил. И даже больше.

Он покачал головой:

— Только не самое главное. Уважение. Место в обществе. Все то, что я должен дать жене. То, что должен дать тебе.

— Майкл...

Он услышал осуждение в ее голосе, но проигнорировал его.

— Ты меня не слушаешь. Я не тот человек, который тебе нужен. И никогда им не был. Ты заслуживаешь того, кто не совершил моих ошибок. Того, кто обеспечит тебе титулы, респектабельность, благопристойность и совершенство. — Он помолчал, почти с ненавистью ощущая, что она оцепенела в его объятиях, не желая признавать правду. А затем посмотрел ей в глаза, заставив себя произнести остальное: — Мне жаль, что я не тот человек, Шестипенсовик. Но я не он. Разве ты не видишь? У меня ничего этого нет. Нет ничего, достойного тебя. Ничего, что сделает тебя счастливой.