— Здра-ас-сте, — протяжно здоровается она, недовольно упирая руки в бока. — Виноградова, где ты шатаешься?

— А ты… почему не позвонила? И… знакомься, это Егор.

— Очень приятно, — хитро сузив глаза, Егор протягивает Снежке руку.

— Снежана. Давно хотела познакомиться с вами. Ну что, Лиза, идем в дом? Я задубела сидеть тут и тебя ждать. Захожу сегодня в твой магазин, а мне девчонки говорят, мол уехала наша начальница, вся такая красивая и нарядная с импозантным мужчиной. Высоким, представительным. А что это за платье, Лизунь? Шикарное! Та-ак подчеркивает твою фигуру! Это Эльза или Флора?

— Тихо ты, — шиплю я, подозревая, что Снежок специально меня смущает.

— Хотела выбрать платье для коктейля, а моей Виноградовой и след простыл…

— Выбрала? — шепчу я, поглядывая назад, на идущих за нами Егора и Даньку. По-моему, они над нами посмеиваются. Во всяком случае их хитрые мордахи говорят об этом. Нет, кричат!

— Д-да.

Вставляю ключ и, провернув его, распахиваю дверь. Включаю свет и придирчиво оглядываю прихожую в поисках, валяющихся на полу, вещей сыночка. Странное дело, их нет, а дома чистота.

— Сюрпри-из. — Данил целует меня в щеку и довольно лыбится. — Я убрался, мам.

— Спасибо, родной. Проходите, — киваю застывшим в дверях гостям. — Вот так я и живу. — Виновато сложив пальцы в замок, перевожу взгляд на Егора.

— У тебя очень уютно, Лиз. — Егор ободряюще сжимает мои плечи и смотрит так нежно, что становится жарко. — Напоишь чаем? А то дома как-то не выдалось… Надо было брать с собой торт.

Снежка расталкивает нас и энергично топает на кухню. По-хозяйски включает чайник, достает чашки и деловито садится во главе стола.

— Чего замерли? Проходите. Что бы вы делали без Снежаны? — С изяществом фокусника она выуживает из сумки бутылку вина и коробку конфет. — Сейчас чай будем пить. Вернее, наша будущая мамаша его будет пить, а мы с Егором по бокальчику, да?

— О нет, — Егор протестующе взмахивает руками. — Мне завтра в прокуратуру идти. И… я за рулем.

Ну вот… Попытка Снежки напоить Егора и насильно оставить его у меня не увенчалась успехом. На секунду мне становится неловко за подругу, это же надо — выдумать такую чепуху! В такой неподходящий момент — прокуратура, операция Марго, Илоночка с Матвеем, Галина Николаевна! Не жизнь, а сюжет бразильской мелодрамы.

— Снежка, не смущай моего гостя. Давайте пить чай.

Знаете, как звучит уют? Это удивительная мелодия, состоящая из голосов и смеха, звона посуды и столовых приборов, шелеста конфетных оберток… А как он пахнет? Травяным чаем и конфетами, миндальным печеньем, чудом завалявшимся на полке. 

« — Эльза, знаешь на кого ты похожа? На мужскую мечту.

  — И о чем же она?

  — О доме».

То, что я вижу сейчас в глазах Егора — тепло, забота, нежность. Сбывшаяся мечта… И впервые за этот день его глаза улыбаются, источая невидимое, но ощутимое электричество. Как же хочется стереть одним махом препятствия, ставшие у нас на пути! Переписать жизненный сценарий набело, выстроить людей, живущих вокруг нас, как шахматных фигурок, по местам. Чтобы не мешались… Ужасные мысли, пугающие, неправильные… Прогоняю их, как назойливых комаров и возвращаюсь в реальность.

— Лиза, проводишь меня? — прерывая поток Снежкиных рассказов о находках патологоанатома, произносит Егор.

— Да. — Набрасываю на плечи шерстяной кардиган и снимаю домашние тапочки.

— До свидания, Снежана. Я рад, что у Лизы такая чудесная, заботливая подруга.

Снежка краснеет и улыбается, по достоинству оценив воспитание Егора. — Пока, Данил. Звони и приезжай в гости.

Запах мокрой пыли ударяет в нос, когда я распахиваю входную дверь и ступаю в темноту подъезда. Зябко кутаюсь в полы кардигана и бесшумно спускаюсь по ступенькам вниз.

— Лиз, постой. На улице дождь. — Рука Егора касается моего плеча. — Постой…

— Расскажи, что случилось с Инной? — вглядываюсь в его скрытое полумраком лицо.

— Лиза, я… — Егор притягивает меня к себе и тянется к губам. — Я мечтал это сделать весь вечер.

Его губы, мягкие и теплые, накрывают мои — дрожащие от его близости, руки гладят плечи, спину, перебирают тяжелые пряди. Мы, как бедные студенты или школьники, прячемся по углам и бессовестно целуемся. Детский сад, честное слово!

— Пригласи меня к себе. — Шепчет он, на секунду оторвавшись от меня. — Черт, я забыл про Даньку.

— Дело не в нем, Егор. — Задыхаюсь я. — Сейчас столько всего… Я… Твоя сестра и Марго, и мама… Они…

— Лизка… Лизонька…

Господи, у меня земля из-под ног уплывает, когда его губы касаются моей шеи, ласкают скулы, веки, губы. Невыносимо… Одновременно сладко, больно и мучительно.

— Остановись. Егор!

Мы прижимаемся лбами и часто дышим, как кролики, убегающие от охотников. Ну за что мне такие муки, а?

— Прости, не сдержался. Ты просто… ты роскошная, шикарная, красивая. И я хочу тебя съесть.

— Ну тебя, Иволгин.

— Все будет хорошо, Лиз, веришь? — отступая от меня на шаг, шепчет Егор.

— Не знаю. — Поправляю взлохмаченные волосы и плотнее запахиваю кардиган.

— Я предложил Инне оформить маму в специальный пансионат. Она подумала, что инициатор моего решения ты.

— Черт, мне бы в голову такое не пришло. — Недоуменно потираю виски. — Почему ты так решил?

Мимо нас подозрительно косясь, проносится парочка, на первом этаже грохочет лифт, а через приоткрытое окно противно воет ветер.

— Потому что она становится опасной для себя и окружающих. И дело вовсе не в тебе, я давно склонялся к этому. Просто Инна… Считает это предательством, что ли. — Не обращая внимания на окружающую суету, отвечает Егор. — Ладно, Лиз, пойду я. — Его горячие ладони ложатся на мои плечи. — Спасибо за все. Ты понравилась Раде, а с Инной я разберусь. Береги себя, хорошо? И нашего сына.

— Пока… — провожаю взглядом широкую мужскую спину. Егор уходит, забирая с собой тепло и уют. 

Егор 

Над головой вертится вертолетный винт, а спину приятно оттягивает рюкзак. Мы поднимаемся все выше, наблюдая за игрушечными домами, деревьями, похожими на травинки и людьми, больше смахивающими на муравьев. Крепко сжимаю ладонь Лизы, любуясь ее румянцем, утопая в расплавленной карамели нежного взгляда… Кажется, она совсем не боится прыгать с парашютом в тандеме со мной. Безгранично доверяет мне и любит…

— Папуля…

Так, а что с нами делает Рада? Она тоже будет прыгать? Ну уж нет! Одна, и без подготовки. Нужно немедленно ее отговорить.

— Папа! Просыпайся.

Падение с летящего вертолета оказывается слишком стремительным — туман перед глазами рассеивается, и взору является повисшая прямо над головой телефонная трубка.

— Папа, ты ответишь? Дядя Вася звонит. — Рада хмурится и протягивает телефон.

Черт, такой сон испортили! Потираю глаза и медленно поднимаюсь с кровати.

— Да, Вася.

— Егор, склады горят. Срочно звони следователю, с которым ты имел дело. И дуй сюда! Прораб уже вызвал пожарных.

— Ч-черт! — опускаю голову и тру затылок. — Все-таки успели нагадить, мрази!

— Успокойся. Главное, что никто не пострадал. Жду тебя на стройке.

Отбиваю вызов и неуклюже вкладываю трубку в ладошки растерянной дочери. Васильков так орал, что услышал бы глухой!

— Папочка, как же так? Мне молчать об этом или… — в голосе Рады сплетаются нотки страха и сочувствия.

— Молчать, дочка. Хорошо? Поджог — дело рук моих конкурентов. Никому не рассказывай и оставайся дома. — Прижимаю Раду к груди и глажу по голове. — Будь дома, ладно?

— Я поняла, папуль. Помогу бабушкиной сиделке.

— Вот и умница. Свари, пожалуйста, кофе, мне нужно убегать.

Рада неохотно покидает мою спальню, сжимая в руке трубку стационарного телефона. Ее шаги кажутся неестественно тяжелыми и медленными, а ссутуленная спина и опущенная голова выдают беспокойство лучше всяких слов. Черт! Мне бы успокоить дочь, но вместо этого я выуживаю из-под подушки айфон и звоню следователю:

— Алексей Николаевич, вы говорили, что мне ничего не угрожает! Как это понимать? — набрасываюсь на него вместо приветствия.

— Что случилось, Егор Вадимович?

— Мои склады горят! Вот что! — ору в трубку. — Догадайтесь, кто к этому причастен?

— Антимонопольная служба временно отстранила Лунева от занимаемой должности. Они подняли архив за последние пять лет. Ему светит срок и он… не вылезает из допросных.

— Но он успел отомстить мне! Вы нашли Чистякова и Илону?

— Илона в бегах, а Чистяков и не прятался. Он был уверен, что Лунев договорится с вами. Егор Вадимович, мы теряем время. Говорите адрес склада, я пришлю следственно-оперативную группу.

Не помню, чтобы раньше я проявлял чудеса армейской скорости — душ занимает не более пяти минут, а завтрак и того меньше. Радуся не выпустила меня из дома без глотка кофе и бутерброда.

Прыгаю в машину и мчусь туда, где горит мое детище. И, знаете, мне страшно… Нужно что-то решать, отвечать на нескончаемые вопросы, проявлять мужество и стойкость, черт бы их побрал! Быть сильным, когда хочется выть. Наверное, меня способен понять только тот, кто что-то создал. Изготовил, сшил, смастерил, написал книгу... По крупицам сделал из себя человека, из букв — цепляющий душу текст, а из груды строительных материалов — дом. Творение — ребенок, не иначе.

На месте возгорания теснятся легковые и пожарные машины, снуют люди в спецодежде. В воздухе клубится черное облако, нарушая своим уродством гармоничный летний пейзаж. Дым моментально вбивается в ноздри и горло, оседает мелкой черной пылью на волосах и одежде. Уверен, на моем сердце такой же отвратительный налет сгоревших надежд, упущенных возможностей и боли…