Выпроваживаю Клавдию Викторовну, рассеянно отвечая на ее вопросы, пока мы идем к остановке. Снежка обиженно фыркает и убегает в отделение патанатомии, к своим любимым, как она выражается «жмурикам».

Наконец, я остаюсь одна, пытаясь оттолкнуть от себя звуки приносящей мимо суеты: шелест автобусных шин, гудки трамвая, звук триммера. Они сплетаются в ровный, похожий на вычурное кружево, гул — я свыкаюсь с ним и перестаю замечать.

Сажусь на лавочку сквера. Кручу в руках телефон, тупо пялясь в экран и раздумывая, как поступить. 

«Егор, мне нужны деньги…  Егор, ты предлагал свою помощь. Сейчас как раз тот случай, когда она мне нужна…  Егор, мне нужно купить ребенку коляску…» 

Нет, это полный бред. Я не буду просить у него деньги. Предложит — не откажусь, а просить самой… Моих собственных скромных запасов хватит только на билеты. Жить в Париже, покупать образцы тканей, коллекционные платья и костюмы я не смогу. И все, между прочим, из-за отпуска в Сочи. (Будь он неладен! Каюсь, я уже так не думаю). Может, попросить у Матвея? Не-ет, после вероломного предательства Илоны он не готов жертвовать деньги.

Что делать, придется отказываться от поездки. Мои мысли мечутся в голове, изображая странный, некрасивый танец — мучительный для танцора и окружающей его публики. Мне бы отпустить их, выгнать и наполниться спокойствием, как и подобает беременной женщине.

— Доминик, — виновато протягиваю в динамик. — Боюсь, я не смогу прилететь в Париж.

— Элли, что случится? Я забронировать тебе секцию. — Расстроенно отвечает Доминик. — Ты разве не представишь модели на суд европейских модников?

Чего-чего? На суд модников? Мои модели? Я была убеждена, что это я еду, чтобы перенимать их опыт? Стоп, мне нужно повторить — беременность совершенно точно делает меня рассеянной и глуповатой.

— Мои модели? Я не ослышалась, Доминик? Считаешь, Grape fasion готов к показам такого уровня?

— Элиса, не скромний… скромность… Черт!

— Не скромничать, Доминик? — улыбаюсь я.

— Да я в восторге от твоей летней коллекции! Женственность, вкус, высший класс, шик…

Воображение рисует Доминика, сидящего за маленьким круглым столиком уличного парижского кафе. Витиеватый дымок из кофейной чашки подхватывается порывами летнего ветра и смешивается с уличными запахами. На круглом блестящем блюдце тяжело вздыхает пухлый свежеиспеченный круассан, а из динамиков льется Non, je ne regrette rien Edite Piaf или что-то из популярных песен Joe Dassin.

— Ты где сейчас, Доминик?

— Элли, я неспешно прохаживаюсь по набережной Сены и уговаривать тебя приехать. Нужно десять моделей осенней коллекции. Заключить договор на поставку за рубеж — заработать кучу, как русские говорить, бабки. Успеешь за три недели отшить?

— Доминик, у меня нет денег на жизнь в Париже. — Бормочу я, потирая в раздумьях лоб.

— Считай меня своим первым заказчиком, Элли. Деньги за поставку осенней коллекции оплатить вечером. Высылай реквизиты.

Со стороны я напоминаю выброшенную на берег счастливую рыбу. Я даже ответить ничего не могу — хватаю воздух ртом и раскачиваюсь взад-вперед, походя не на беременную, а на пациентку психоневрологического отделения.

— Ты… ты же не видел ее? Я не рисовала даже…

Вот так, свяжись со всякими там красавчиками, и забудешь обо всем!

— Элли, я уверен в тебе. Мне нравится все, что ты создавать. Красиво, по-русски практично и женственно. Ты делать для женщин, Элли, а не для моделей с подиума. Реальных, простых женщин. Дома моды забыли, для кого они шить! — возмущается Доминик. — Ждать реквизиты и чертежи вечером. Все, мой френд, мне пора на встречу с Жаком.

Отбиваю вызов и, наконец, выдыхаю. Как же легко дышится! Я будто закрываю веер из сомнений и мрачных мыслей и прячу его в сумочку — до следующего раза…

Глава 29

Егор 

Похоже, с начальником тендерного комитета Лунева у нас разное понятие о срочности. Разоблачение Чистякова вызвало существенный для его репутации общественный резонанс. Ему потребовалась «помощь зала» перед разговором со мной — вот и вся причина отсрочки.

Несмотря на нервные метания Василькова, я чувствовал себя спокойно — просто не привык ни за кем бегать. Мне с лихвой хватало жизненных испытаний, чтобы добавлять новые: допросы следователей, ожидание вызова в Гамбург, неопределенные отношения с Лизой… Я бы очень хотел, чтобы этой встречи вообще не было… Но… Лунев позвонил сам. Сухо назначил время и место встречи и, не дождавшись моего согласия, сбросил вызов.

Как Лилечка ни пыталась сыграть на струнах моей души и пробудить страх перед возможным киллером «Зря вы не боитесь, Егор Вадимович! Вы перепутали карты таким людям, просто так они это не оставят!», я поехал в тендерный комитет на собственной машине и без охраны.

— Присаживайтесь, Егор Вадимович. — Приветствие Ильи Олеговича звучит неожиданно тепло.

— Здравствуйте. — Я, напротив, отвечаю напряженно.

— Фирму Чистякова исключили из списка кандидатов, как и подставные фирмы-участники. — Деловито складывая пальцы в замок, произносит Лунев. Его голубые блекловатые глаза источают сомнение, а в голосе сквозит неискренность.

Черт, не верю! Его ободряющему взгляду и елею в голосе. Скорее всего, Чистяков хорошо заплатил за неудобства или выставил на торги другие подставные фирмы.

— Илья Олегович, давайте начистоту, — устало вздыхаю и перевожу взгляд на подвижную картинку в окне — качающиеся на ветру деревья и плывущие бело-розовые облака, слегка подсвеченные закатными лучами. — Говорите, что вам нужно?

— Егор Вадимович, давайте сохраним инцидент с Чистяковым в тайне? Зачем связываться с ФАСом, если мы разобрались с нарушителями своими силами? Если хотите знать, я склоняюсь к тому, чтобы отдать победу вам.

Лунев смотрит на меня, как на идиота — глуповато улыбается и хлопает глазами. Послать бы его сейчас далеко и надолго! Но… У него на счету мои деньги — депозит для обеспечения заявки.

— Илья Олегович, раз уж я вывел преступника на чистую воду, позвольте довести это дело до конца. — Возражаю, непринужденно поигрывая пальцами по столу. — Чистяков опытный мошенник с многолетним стажем. Вы уверены, что он не проворачивает подобные схемы где-то еще?

Господи, ну что я говорю? Детский сад, честное слово! Конечно, Лунев обо всем знает, он благополучно получает откаты от Чистякова и подобных ему. Куда я полез со своими экологически чистыми удобрениями? Ведь это не нужно никому! Все, о чем они заботятся — состричь побольше бабла и усидеть на насиженном месте. Лилечка была права — они не оставят в покое меня и моих близких. Страшная мысль пробуждает в душе волну омерзительного, липкого, как паутина, страха — я боюсь за бывшую жену, дочь и… Лизу. Возможно, в том, что о ней пока никто не знает, есть смысл?

— Я же сказал вам, что фирму Чистякова сняли с торгов. Обновленная информация уже на сайте. — Чеканит Илья Олегович. — Вам не стоит геройствовать, Егор Вадимович. Поверьте, у вас не выйдет противостоять… этой махине. Останетесь у разбитого корыта и не у дел. И это в лучшем случае, — его губ касается снисходительная улыбочка. — В худшем…

— Что же вы замолчали?

— Лучше вам не знать, как могут мстить конкуренты. Я сделаю так, чтобы вас объявили победителем, а вы… забудете о Чистякове и заявлении в ФАС.

— До свидания, Илья Олегович.

Забываю обменяться с Луневым рукопожатием и направляюсь к двери. Ну зачем я полез в это? С легкой руки Василькова собственноручно утопил себя в дерьме. Ежу понятно, что Лунев ждет от меня «благодарности» за возможную победу. Об этом кричат его швейцарские часы и костюм от Армани.

— Так что вы решили? — бросает мне в спину Илья Олегович.

— Вы узнаете о моем решении первым. — Цежу сквозь зубы избитую фразу и хлопаю дверью.

*** 

Есть во мне одна противная черта — я всегда довожу все до конца, читаю ли книгу, или берусь за какое-либо дело. В детстве это помогало завоевать авторитет сверстников и добиться… Чего только я не добивался своей упертостью! Научиться подтягиваться на турнике десять раз всего за неделю — пожалуйста! Набрать недостающие пять килограммов, чтобы пройти отбор в секцию — да легко. Азарт, спор, стремление доказать что-то себе и окружающим — тогда это казалось приключением, заманчивой авантюрой. Они заставляли сердце биться чаще, а кровь быстрее бежать по венам. По логике с возрастом я должен был повзрослеть и стать более осмотрительным, научиться гибкости и толерантности. Да ни черта это не толерантность — то, что предлагает Лунев. Трусость, малодушие, низость.

Пойти против всех? А, почему, собственно, нет? Лучше попробовать и жалеть, о том, что не вышло, так говорят? Чем презирать себя за бездействие?

Гнилая нить страха, связывающая неуверенность и сомнения в причудливое кружево, рассыпается в прах. Становится сразу легче дышать. Сажусь в машину и без промедления набираю телефонный номер следователя Алексея Николаевича. Из динамика вырываются звуки кипучей деятельности — щелканье клавиш, шелест бумаги, голоса, шаги. Однако, голос следователя, ворвавшийся в эту какофонию, звучит громко и твердо. Запускаю двигатель и без промедления еду в управление.

— Проходите, Егор Вадимович, — кивает он в ответ на мое «можно». — Подумали?

— Я готов идти до конца.

— Решили написать заявление в ФАС? Могу я поинтересоваться, что повлияло на ваш выбор?

— Встреча с начальником тендерного комитета. — Брезгливо морщусь я.

— Понятно, — вздыхает Алексей. — Дайте, угадаю: он предлагал вам победу в обмен на молчание? Клялся, что Чистякова сняли с торгов, так?

— Да.

— По нашим данным, на месте старых подставных фирм образовались новые…