«Ты, вероятно, не видела мою записку?» Как же, не видела. Я держала ее в руках, как чёртову реликвию или купюру, ценностью в миллион долларов.

Хорошо, что Анфиска с Иваном не увязались провожать меня! Хватило их многозначительных переглядываний и расспросов «зачем Егору Вадимовичу понадобился твой номер?» Знала бы я, зачем женатому мужчине мой номер?

Летнее безоблачное небо остужает мою пылающую негодованием душу. Позвонил и позвонил… Забыли. Надеюсь, Егору не потребуется повторять. Самолет готовится к взлету, а я, беспомощно вздохнув, выбираю из электронной библиотеки подходящий роман. Хочется чего-то остросюжетного, кровавого и запутанного, но… Выбираю любовный роман, самый слезливый из всех предложенных сервисом (судя по аннотации). Время в пути пролетает незаметно, как последний месяц лета. Не успеваю оторвать голову от чтения, капитан объявляет посадку. Ну вот я и дома. Сейчас вернусь в свою маленькую квартирку, обниму Данила, а вечером поеду к Снежке. И все станет по-прежнему… А что, скажете у меня неинтересная жизнь? Творческая профессия, возможность карьерного роста, международные выставки… Да и сын у меня замечательный. И подруга, и мама. Кажется, мои размышления напоминают уговоры, не находите? Равнодушно снимаю чемодан с крутящейся ленты и уныло бреду к выходу. Займусь уборкой, перестираю пропахшие морем и солнцем вещи. Если бы и с головой можно было поступить также — вытряхнуть от воспоминаний, как пыльный ковер…

— Лиза, привет. — Вздрагиваю от знакомого голоса за спиной.

Матвей?! Ей-богу, сегодня я пользуюсь у мужчин повышенным спросом. Колесики застревают в ямке асфальта, и я неловко тяну чемодан за рукоять, хмурясь и не реагируя на Матвея.

— Давай я помогу, — услужливо шепчет мой бывший и сует под нос свои цветы. Судя по всему, облитые блестками синие розы выбирала Илоночка. Вот за что так издеваться над растениями? — За постой же ты, Лиза.

— Матвей, что ты здесь делаешь? И где Илона? Отошла в туалет?

Мужчина мнется, оставляя меня без ответа, а потом, грустно вздохнув, произносит:

— Поехали домой, Лиз.

И всучивает уродливые цветы.

— Что происходит, Матвей? Где Илона?

— Лиза, поехали в наш дом. Прошу тебя. Мы расстались с Илоной, она в прошлом… — Матвей строит обреченную, умоляющую мину, а мне становится смешно. Как тогда, когда я впервые застукала наглую девицу у нас в спальне. Неужели я произвожу впечатление непробиваемой дуры, готовой забыть о предательстве и раскрыть объятия для мужа по его первому щелчку?

— Уходи, Матвей. — Брезгливо морщусь и качаю головой. — Я сделаю вид, что ничего не слышала. — Вырываю ручку чемодана из рук бывшего и устремляюсь к стоянке такси.

— Лиза, выслушай меня! Лиза! Я люблю тебя, пожалуйста, прости. Я жестоко ошибся. Но ведь любой, даже самый отпетый преступник заслуживает, чтобы его выслушали. — Пальцы Матвея сжимаются на моем плече.

— Тебе напомнить, что мы развелись? У меня давно своя жизнь, Матвей. В ней нет места предателям. — Шиплю я, чувствуя, как внутри разгорается пожар ярости.

— Я хочу тебя вернуть…

Видели бы вы, сколько в его глазах мольбы. Показного покаяния, жалости к себе. Не верю! Ни единому слову!

— Мне неинтересно… твое предложение.

Прыгаю в первое попавшееся такси и приказываю водителю немедленно трогаться. Как же меня все достало! Почему меня считают безмозглой тряпкой? Ничего не стоящей вещью, которую можно убрать на чердак, чтобы не мешала, а потом достать и стряхнуть пыль?

Сколько слез я пролила, как мечтала, что Матвей одумается и вернется ко мне. Да-да, все так и было. Я даже домой ездила под разными предлогами — вещи забрать или занавески из Данькиной детской снять (нужны они были триста лет!) Сейчас и вспомнить стыдно.

Я терпела высокомерие Илоны и как мазохистка перлась в свое бывшее семейное гнездышко, которое обустраивала с любовью к семье. Смотрела, как любовница мужа выбрасывает ценные мне вещи — подушечки, статуэтки, декоративные коврики, комнатные цветы. Задыхалась от боли, спазмом сковывающей горло, и все равно ехала домой, возвращалась туда, как преступник на место преступления.

— Илона, вроде Матвей хорошо зарабатывает, неужели нельзя нанять домработницу? — я брезгливо окинула взглядом немытую кухню, гору посуды в раковине.

— А может ты и помоешь? — Илона элегантно поправила короткие шортики на идеальной попе и потянулась к сумочке. Выудила оттуда смятую тысячную купюру и бросила мне в лицо. — Какая же ты скучная. Клуша! Только это ты и умеешь — посуду мыть и цветочки свои дурацкие поливать. Ты хоть знаешь, что мужику надо? По-настоящему? Судя по тому, какой Матвей сумасшедший в постели, ты там полный ноль.

Не лезь в нашу жизнь, забудь, смирись… А сейчас он приезжает, чтобы вернуться. Потому что ЕМУ так удобно. Черта с два я позволю этому случиться!

— С вами все в порядке? Может, аптечку достать? — водитель такси взволнованно косится в зеркало заднего вида.

— Все хорошо, — утираю слезы и лезу в сумку за зеркалом. Ну вот, нос раскраснелся, веки опухли. Как сейчас показываться Даньке на глаза? Не хочу расстраивать сына и меняю маршрут в приложении… Сегодня роль жилетки сыграет мамуля…

Глава 17

Лиза

— Лизонька, может, коньячку или наливочки? — испуганно шепчет Клавдия Викторовна — нотариус на пенсии, а для меня просто мама.

— Мам, ну какой наливочки? Скажешь тоже… Посиди со мной рядом, мамуль.

Сижу на старом диване, поджав ноги, как в детстве, и плачу… Вдыхаю аромат ландыша и старого клетчатого пледа, понимая, что ничего так не успокаивает меня, как родные объятия. Маленькие морщинистые руки — самые ласковые на свете и добрые карие глаза, из которых струится неподдельная забота. Мама наивно думает, что причина моих слез — Матвей. А я и не хочу расстраивать ее, поэтому всхлипываю и молча киваю.

— Дурёха ты Лизочек, — размешивая в чашке сахар, произносит мама. — Простила бы его, и делу конец. Ты знаешь, мне ведь сразу было понятно, что Илона эта ненадолго. Ну, погулял мужик, с кем не бывает? Не верю я в вечную верность, Лиз. Хоть убей меня, не верю. — Качает головой строгая старушка-нотариус.

— Мам! И поэтому ты развелась с папой? Выгнала его из-за интрижки?

— Разлюбила, вот и выгнала. — Бурчит мама и отхлебывает чай. Чтобы продлить молчание, отламывает щедрый кусок от лимонного пирога.

— Вот и я разлюбила.

— Колись, Лизка, по кому плачешь, дочка?

— Так заметно?

Вытираю слезы и отхожу к окну, распахиваю шторы, любуясь открывающимся видом — аккуратными аллеями Михеевского парка, ясным синим небом, палисадниками, пестрящими разноцветными пионами. Слышу за спиной тихие мамины шаги, чувствую заботливые руки, опустившиеся на плечи…

— Заметно, Лизонька. По Матвею ты отплакала уже. Тут другое… Влюбилась?

— Мама, я познакомилась с мужчиной в отпуске, а он оказался женатым. Он сейчас звонит мне… хочет что-то объяснить, но…

— Нечего тут объяснять. Ты не Илонка у меня с женатиками крутить. Не ведись на его уговоры, заблокируй номер и забудь. — Отрезает мама. — Стыдоба-то какая, Лиза… Как же ты решилась?

— Я живой человек, мама! Женщина из крови и плоти, а не старуха, — мама удивленно вскидывает седые брови и обиженно хмурится. — Извини. Он ухаживал, на яхте катал… Я дура, мамуль?

— Все мы дуры. — Улыбается она. — Считай, отомстила мужу за измену. Теперь вы квиты, можешь его простить и вернуться из ужасной квартирки в свой дом. Только ремонт сделай. Полную дезинфекцию после этой… гулящей вертихвостки.

Мама неправа — после развода Матвей купил нам с Данечкой хорошую двухкомнатную квартиру в новостройке, но в сравнении с домом она явно проигрывает в удобстве и функциональности.

— Мне и без него хорошо. Хочу пряники ем, хочу халву. Спасибо, мамочка. Поеду я, а то Данька волнуется, забросал меня сообщениями. — Встаю и, обняв хрупкую Клавдию Викторовну, бреду в прихожую. Рыжий старый кот Джексон трется о мои ноги и противно мурлычет.

— Ой, Лизонька, тут и у меня куча неотвеченных вызовов… от Матвея. — Вздрагивает мама, откапывая свой андроид из-под декоративных подушек, разбросанных на диване. — Ты напомнила, а я проверить решила. — Клавдия Викторовна цепляет на нос очки и впивается взглядом в горящий экран.

— Эх, мама. Вот и я так буду звонить, а ты…

— Не бурчи. — Мама вытягивает вверх указательный палец. — Постой рядом, а я позвоню этому подлецу. Чего он там хотел?

Несложно догадаться, что понадобилось Матвею. Он обладает редкостным обаянием и поразительным влиянием на женщин, а уж на Клавдию Викторовну его чары действуют безотказно. Раньше действовали… Я не желаю выслушивать мамулины уговоры и, пока она болтает с бывшим зятем, вызываю такси.

— Ох, хитрец. — Сбросив звонок, мама выходит из кухни. Я сижу на пуфике в прихожей — уже обутая и с суровой миной на лице. — Дай Матвею шанс, дочка. Он плакал, не поверишь. Он все осознал, раскаялся… Так же нельзя, Лизонька.

— Как нельзя, мам?

— Чтобы без единого шанса. Нельзя… — сложив руки на груди, протягивает мама.

— Пока, мамуль. Обещаю подумать. 

Ей-богу, я выгоню Снежку и поругаюсь с Данькой, если они станут уговаривать меня помириться с Матвеем. Знаете, как я злюсь от всеобщего внимания к моей жизни? Почему они считают, что вправе указывать, как поступать? Хорошо, возможно, я перегибаю, и советчики преследуют благие цели? Только для кого благие? Для меня или для общества, в котором принято, чтобы женщина была замужем и терпела «заскоки» мужа? Ты разведена? О, ужас, это же почти как прокаженная? Разведена? Значит, ты «не такая» и мудрости в тебе маловато, раз не смогла удержать мужа. Бесит!