— Это тебе Ракель сказала?! — закричал он. — Она?! Господи…

Он запрокинул голову и зашипел, будто от боли.

— Я знал, что она ведьма, но не до такой же степени, черт возьми! Такая ложь! У нее есть все поводы оговаривать меня — из мести за то, что я порвал с ней. Действительно, как-то среди нас — музыкантов — зашел разговор о том, что для записи диска нам нужны деньги. Это было давно, когда мы еще только-только начинали. Но ни слова о том, что я бы женился корысти ради! Даже в шутку такое не говорилось!

— И все же деньги вам нужны — для записи диска.

— О господи… Да нет же! — воскликнул он, теряя терпение. — Диск мы и так скоро запишем: выиграли местный конкурс, главным призом которого была запись в студии! А что касается тебя, то я и слова не сказал о том, что ты можешь стать наследницей земли, на которой располагается фабрика! Не знаю, откуда пошли эти слухи… Я действительно недавно наводил справки о фабрике, но только потому, что хотел рассказать тебе как можно больше о ней!

— Чертова фабрика. Сдалась она мне! — закричала я.

Пережитый накануне ужас вновь накатил удушливой волной. Не нужно мне такое проклятое «наследство».

— Анна, послушай… — тихо сказал Рауль, беря мое лицо в ладони и сверху вниз заглядывая мне в глаза. — Ракель тебя обманула. Придумала все, чтобы окончательно рассорить нас. Ты ее не знаешь. Я не встречал девушки лживей и коварней ее…

— То же самое она сказала и о тебе. Я тебя совершенно не знаю, Рауль. А верить Ракель у меня есть основания: не думаю, что она стала бы лгать человеку, который только что вытащил ее из довольно серьезной передряги!

— Что у вас там произошло? — нахмурился он, опуская руки.

Я машинально тронула горевшую от прикосновения пальцев Рауля кожу щек.

— Неважно, что произошло. Главное то, что я верю Ракель.

— Хорошо! — хлопнул Рауль ладонями по бедрам. — Я приведу ее к тебе, и пусть она повторит все, глядя тебе и мне в глаза! Я докажу тебе, что не обманываю. Мне плевать на то, сколько там у тебя в кошельке! Проклятая фабрика, ты права! Если честно, от всего сердца желаю, чтобы не ты стала ее наследницей! Я помогал тебе не из корысти. Жди, я приведу Ракель, и пусть эта милая девушка еще раз при нас повторит свою ложь!

— Рауль, у меня нет времени ждать, через полчаса такси.

— Я приду через четверть часа!

Он решительным шагом направился к двери и вышел на улицу.

Его слова, а вернее, та ярость, которая плескалась в его потемневших до бутылочного цвета глазах, заронила зерна сомнений. Я и вправду не знала, кому теперь верить. И, стараясь убедить себя в том, что мне совсем неинтересно, придет ли сейчас Рауль, приведет ли Ракель, тем не менее поглядывала на часы. А когда прошло четверть часа, и он не вернулся, я и вовсе села напротив часов и безотрывочно стала следить за стрелкой. Мое сердце стучало в такт часам: тик-так, тик-так, придет-не придет, придет-не придет.

Не пришел. Ни через пятнадцать минут, ни через полчаса, ни тогда, когда такси уже выезжало со двора. Я утешала себя надеждой, что Рауль приедет в аэропорт. Без Ракель. Один. Но приедет. Для меня было очень важно то, чтобы он приехал. Никаких других доказательств и не требовалось — только его появление.

Я специально медлила с регистрацией — подошла к окну одной из самых последних пассажиров. И, прежде чем отправиться за ленту, отделяющую зал ожидания от зала контроля, долго оглядывалась, высматривая среди толпы уезжающих и провожающих Рауля. Я не двигалась с места, надеясь, что хотя бы в последнюю минуту он прибежит, выкрикнет мое имя. Но… так бывает только в сериалах. Я дотянула до самой последней минуты и с большим сожалением зашла за ленту, отсекающую, нет, не меня — от зала ожидания, а мои надежды на счастье.

Не пришел.

Как бы мне ни хотелось сдержать свои эмоции, слезы все же потекли по щекам. Я старательно прятала их, отвернувшись к иллюминатору и глядя на то, как удаляется расчерченная на квадраты земля, как плещется внизу море. Воспоминания о наших счастливых днях вломились непрошеными гостями, и я что есть силы зажмурилась, чтобы не расплакаться еще больше.

Не пришел.

Еще одна надежда, открытка с летним пейзажем, оказалась втоптанной в грязь. У женщин моей семьи короткое счастье.


Самолет приземлился в Москве точно по расписанию. Я быстро прошла контроль, получила багаж и вышла в зал ожидания. Остановившись, завертела головой в поисках невысокого мужчины с завязанными в хвост волосами — так его описал провидец Савелий. Я все еще не могла избавиться от ощущения нереальности, будто та «сериальная» жизнь, из которой я только что вернулась, и была моей настоящей жизнью, а подделкой оказались как раз привычные мне московские будни.

— Анна? — раздалось рядом со мной.

Я повернулась на голос и увидела мужчину в летней светлой рубашке и темно-синих джинсах классического кроя. Лет ему на вид было около пятидесяти, хотя мне почему-то представлялось, что Петру тридцать — тридцать пять. Роста он оказался высокого. Длинные, до плеч, волосы распущены, а не собраны в хвост.

— Я Петр, — представился он, хоть я и так догадалась. — Давайте ваши вещи, я отнесу их в машину. Пойдемте? Или вас кто-то еще должен встречать?

— Нет-нет. Я так и не собщила родителям о своем приезде.

Показалось ли мне или он действительно расслабился, услышав эту фразу?

— Ваш дедушка уже ждет вас, — сказал Петр, усаживая меня в видавший и лучшие времена «Пежо».

— Как его зовут?

— Хорхе Луис.

Я улыбнулась: испанское имя пролилось на мое раненое сердце лечебным бальзамом. Отрешенно глядя в окно на березовые пейзажи, я думала о том, что чувствую себя так, будто мне вырвали внутренности: мне было пусто и больно. Еще утром я ехала по развязкам другой автострады, наблюдая иные места, казавшиеся мне куда более родными, чем подмосковные. Тогда в сердце еще пульсировала робкая надежда на то, что случится чудо: Рауль приедет в аэропорт и попросит меня остаться. И я бы осталась. Та яркая жизнь, казавшаяся в сравнении с московской сериальной, придуманной, казалась мне куда ближе этой. То было мое море, сейчас же я, морская рыба, оказалась в маленьком стоячем пруду с протухшей водой.

Плохо. Очень. Не радует даже предстоящая встреча с моим настоящим дедушкой. Тоскует ли он так же по Испании, как я сейчас? Ведь он родился там, его выдернули из счастливой жизни насильно. Растоптали ее, разрушили. Кто знает, что пережил мой дедушка, ребенком оказавшись без родителей в чужой стране? Я читала про детей войны, и, помню, меня до слез впечатлило то, что потом, после войны, родители на свои просьбы вернуть им детей не получили ответа. Прошли годы и годы, прежде чем советские испанцы смогли поехать на родину.

— Анна, вы плакали? — спросил, оглянувшись на меня, Петр.

— Немного, — призналась я. — Просто… мне было грустно уезжать оттуда.

— Там что-то произошло?

— Нет. В общем, да. Но это так, уже прошло… Правда, — я улыбнулась. — Сейчас я думала о дедушке, о его судьбе, и мне вновь стало грустно.

— Да, судьба у него была нелегкая. Но он желает рассказать вам сам. Простите, Анна, за то, что я вас бросил на какое-то время. Возникли некоторые… э-э-э… затруднения.

— Петр, а зачем вообще понадобилась эта поездка? — задала я тот вопрос, который с самого начала не давал мне покоя. — Не просто же на каникулы вы меня отправили? Или целью было то, чтобы я сама разгадала семейную тайну? Но проще же было просто привезти меня к дедушке…

— Он сам вам все расскажет — таково его пожелание, — уклончиво ответил мой спутник. — Бедный старик сегодня ночь почти не спал — из-за волнения, вызванного предвкушениями встречи с вами.

— Петр, а вы кто? — задала я следующий вопрос. Так лучше — задавать вопросы, поддерживать беседу, так лучше, потому что тогда я не думаю о том, что осталось в другой стране. — Детектив, нанятый дедушкой?

— Нет, — усмехнулся Петр. — Я — сын вашего дедушки. Ваш дядя.

— Опа! — воскликнула я. — Я не знала, что у моего настоящего отца был брат… Значит, вы и о нем, о моем папе, рассказать можете…

— Могу, — кивнул Петр. — Но давайте, Анна, позже. Пусть право первого рассказа о нашей семье останется за вашим дедушкой.

— Хорошо.

За разговорами я не заметила, как мы подъехали к небольшому дачному участку с покосившимся недостроенным домом.

— Не обращайте внимания на то, что на первый взгляд тут — запустение, — словно прочитал мои мысли Петр. — Ваш дедушка очень любит свежий воздух, поэтому летом больше времени проводит на даче. Пойдемте?

Я вышла из машины и отправилась следом за Петром к крылечку из трех деревянных ступеней.

— Прошу! — распахнул передо мной дверь Петр.

И хоть на улице еще было светло, я шагнула в абсолютно темное, как мне показалось со света, помещение. Дедушка настолько любит темноту, что предпочитает закрывать окна ставнями?

— Где-то тут был выключатель, — раздался рядом со мной голос Петра. И в это мгновение что-то мокрое и остро пахнущее крепко прижалось к моему носу и рту.

«Конец», — подумалось мне.

— Папа, что ты делаешь?! — услышала я пронзительный испуганный голос перед тем, как окончательно отключиться.


— Э-э-э, она точно не того? — рассек абсолютную тишину в моей голове незнакомый мужской голос, вызвавший неприятное и острое, как изжога, чувство опасности. От этого ощущения нависшей беды я и очнулась. Открыла глаза и зажмурилась, так как ударивший в них свет оказался слишком ярким. Уже чуть позже я поняла, что свет идет от фонаря, направленного мне в лицо.

— Очнулась! — с облегчением объявил тот же голос.

Я же поморщилась: добро пожаловать в ад, кошмары продолжаются…

— Слава богу, — выдохнул другой голос, женский.