Джереми качает головой.

- Нет, не так. Хью никогда не был чудовищем. Это я был чудовищем. Я стал чудовищем, когда обращался так с тобой. Хью был просто...злым. Отец не мог быть чудовищем, потому что он никогда не обладал физическими чертами, чтобы запугать её. Возможно, то, что он сделал с матерью, было его способом добиться своего господства.

Джереми замолкает. Его глаза темнеют.

- Может быть..., - говорит он. - Мы с ним похожи больше, чем я думал.

Я не знаю, что сказать. Могу ли я убедить его, что он не похож на отца? Не могу. Это правда: есть много параллелей между двумя мужчинами. Но потом я заметила одну потрясающую разницу.

- Ты любил свою мать, - говорю я. - Как и она тебя. Не думаю, что это можно сказать о Хью.

Джереми выглядит удивленным. Затем его взгляд снова теплеет.

- Ты права, - говорит он. - Да, Лилли. Ты абсолютно права.

Он улыбается.

- Спасибо, что напомнила.

- Думаю, ты более достоен этой похвалы, - говорю я, несмотря на чувство самодовольного удовлетворения, услышав его слова. - Ты заслуживаешь благодарности за то, что поделился этим со мной. Я ничего не делала.

- Ты - недостающая часть, - говорит Джереми. Он пристально смотрит на меня, изучает, как будто видит меня в новом свете. - Ты делаешь все это возможным. Я бы никогда не вернулся к этим воспоминаниям, если бы не ты.

- Ну, по крайней мере, я рада, что гожусь хоть для чего-то, - говорю я, наполовину шутя.

Джереми улыбается.

- Ты годишься для гораздо большего, чем это. Но вернемся к истории. В тот день, когда я наткнулся на свою мать на полу кабинета отца, я стал ее единственным другом, с которым она могла поговорить. Хотя мы никогда не говорили о том, что произошло между ней и Хью, даже когда я был постарше, мы разделяли своего рода скрытое понимание того, что делать после этого. Я приходил к ней. Она читала мне книги. Это было не просто отвлечение, это стало ее способом справляться с болью. Это сблизило нас. У нас была особенная  связь. Мои братья были любимчиками отца, а я был ее. У меня не было другого пути. Конечно, возможно, часть любви, которую она испытывала ко мне, была вызвана потерей других ее сыновей. Мой отец был ответственным за это, хотя по какой причине, я до сих пор не знаю. Вот так, Лилли. Это то, кем она была. Вот почему она была важна для меня. Эти вещи..., - Джереми закрывает глаза. - ...Я и подумать не мог, что когда-нибудь заговорю о них с другим человеком. Все это было так  давно. Они вызывают воспоминания, будь то хорошие или плохие. Я так сильно изменился по сравнению с тем, кем я был в детстве, что мне кажется, будто я рассказываю тебе о начале жизни другого человека. Я дистанцировался от всего этого. И все же, все это обращается к тебе. Это ты, Лилли. Ты единственная, кто имеет право учиться на этих вещах. Ты заставляешь меня делиться такими вещами. Ты заслуживаешь этого, в некотором смысле. Но не поэтому я рассказываю это тебе. Я рассказываю это тебе, потому что хочу этого. Сегодня вечером, увидев портрет матери, вернувшись в ее комнату впервые с тех пор, как она умерла...сегодня ночь для размышлений.

Джереми внезапно встает.

- Завтра мы вернемся в Калифорнию, - говорит он. - Больше здесь делать нечего. Возможно, это было эгоистично, но мне нужно было убежать от всего, как и тебе. Я просто не понимал этого до сих пор. Спокойной ночи, Лилли. Я не буду ложиться спать. Есть еще несколько вещей, о которых мне нужно позаботиться. Вещи, которые мне нужно увидеть и сделать. Одному.

Подчеркивает он.

- Я понимаю, - говорю я. Я целую его щеку. - Спасибо, что поделился всем этим со мной. Знаю, это было нелегко.

Я отворачиваюсь.

- Лилли, - Джереми хватает меня за руку.      - Подожди.

Я оглядываюсь назад.

- Это было легко, - говорит он мне. - Потому что я сделал это для тебя.

Глава 4

Полет домой снова пробуждает мой разум ко всем вопросам, которые остались без ответа.

Первое - и самое главное - это мое здоровье. Насколько я доверяю словам Джереми о произошедшем? Я не знаю. Поскольку он не будет уточнять, самое большее, что я могу сделать на данный момент, это быть на чеку, что что-то может быть неправильным, и следить за дальнейшими проявлениями симптомов.

Далее Роза. Поскольку я впервые увижу ее за долгое время, я хочу попытаться понять глубину влияния Джереми на нее... и откуда она взялась.

Работа. Первичное размещение акций закончилось, какова сейчас моя позиция в Стоунхарт Индастриз? Я не хочу получать зарплату как благотворительность. Я хочу сделать что-нибудь полезное.

Но эти вещи больше похожи на работу по дому, чем что-то серьёзное. Разработка моего плана на будущее является насущной проблемой. С Фей и Робином, ушедших с дороги, нет никаких шансов на то, что они будут вмешиваться и испортят все для меня. Никто больше не знает о моей ситуации...если только они не поделились ею… Но нет. Учитывая, как мы расстались. Уверена, какое-то время они не будут меня вспоминать. Несмотря на записку Робина.

Кроме того, у них есть более неотложные дела: выпускной.      Свадьба. Уверена, мое приглашение было аннулировано. Я вздыхаю. Это то, чего я хотела. Это к лучшему. Но все же...я хотела бы быть там. То, что я отстранилась от них, не значит, что Фей с Робином не важны для меня. Но, надеюсь, они не подозревают об этом.

Мой план, каким бы он ни был, как бы он ни разворачивался, это то, что мне действительно нужно рассмотреть. У меня есть все, что мне нужно, чтобы, как я думаю, наконец-то все исправить. Или, скорее, расставить всё по местам, чтобы это принесло плоды в будущем. Есть только эта мучительная, раздражающая проблема "любви".

Как я могу зарабатывать у Стоунхарта и одновременно любить Джереми. Могу ли я быть жестокой, бессердечной, чтобы нанести ему удар после того, как он открылся и сейчас полностью уязвим?

Это я задумала в самом начале. Я хотела проникнуть в разум, сердце и душу Джереми. Я хотела, чтобы он открылся мне, чтобы я могла использовать эту информацию, чтобы найти его слабость.

Я просто никогда не думала, что в процессе влюблюсь. Было бы проще, если бы Джереми оставался Стоунхартом. Даже если бы ошейник остался. Даже если бы контракт не был сожжен. Черт, даже если бы мне приходилось проводить больше времени в темноте. Это привело бы к росту моей ненависти. Это укрепило бы мою решимость отомстить ему, как это было в те первые ужасные недели, когда я оставалась голодной у столба.

Тогда бы я сыграла свою роль в совершенстве. Всё изменилось, когда Джереми изменил свое отношение ко мне. Какой бы результат он ни ожидал, когда впервые накачал меня наркотиками в ресторане, это было не так. Вся его жизнь прошла точно так, как он планировал раньше. Он преупевает в контроле.

Но сжечь контракт, снять ошейник? Это были отклонения от плана. Очень реальные отклонения. Они повлияли не только на него, но и на его отношение ко мне, и на меня. Я бы никогда не подумала, что все сложится так, как произошло. Это меняет мою точку зрения достаточно, чтобы заставить меня пересмотреть мою первоначальную позицию.

Было время, когда я не хотела ничего, кроме как кастрировать Джереми и поставить его на колени передо мной. Это время прошло. Так вот, я не могу себе представить, что буду делать что-то добровольно, чтобы причинить вред человеку.

Назовите это женской слабостью. Назовите это тем, что я поддалась чувствам, которых у меня никогда не должно было быть. Называйте это как хотите. Но не смейте называть меня слабой. Не слабость заставляет меня сдаваться. Это сила, смелость и перспектива. Я не настолько глупа, чтобы отказаться от всего, что мы с Джереми построили, из-за обещания, которое я дала себе, прежде чем я получила полное понимание событий.

Это почти похоже на вопрос, который Джереми задал мне, когда он услышал, как Фей раскрыла мне причину: после этого ты ненавидишь меня? Я сказала нет. Это ничего не изменило между нами. Я сказала нет, потому что все это случилось в прошлом. Я сказала нет, больше всего, потому что я не смогла влиять на вещи раньше. Теперь да. Вендетта Джереми против меня и моей семьи - это не пустая ярость, направленная против безликого существа. Когда я вошла в его жизнь самой собой - не как идея дочери Пола...когда я сделала это, и он увидел меня такой, какой я есть, его взгляд изменился.

Если человека, столь же бескомпромиссного, как Джереми Стоунхарта, можно было убедить измениться, неужели я тоже не могу измениться? В конце концов, мой гнев и ненависть к нему были такими же неосведомленными, такими же порочными, глухими, слепыми и немыми, как и его гнев ко мне. Это произошло до того, как мы узнали друг друга. Он был Стоунхартом, монстром в темноте, садистским богатым магнатом, который, казалось, взял меня в плен и сделал своим рабом только потому, что он мог. Просто потому, что, как он метко выразился, он человек, который может и, следовательно, делает.

Только это не вся правда. Это была всего лишь одна из его масок. В то время это было чертовски хорошо. Но теперь, когда он показал человека, находящегося под этой маской? Я стала его больше понимать. Он не такой целеустремленный, хладнокровный ублюдок, каким я его себе представляла. Он не тот человек, каким казался. Он даже не тот человек, за которого себя выдает.

Стоунхарт не его имя, как и его персона. И да, он мастер щелкать переключателем и переходить от одной крайности к другой. Это то, чему он научился сам. Это не тот, кто он есть на самом деле.

Мое озарение наступает в подходящий момент. В тот момент, когда я действительно могу нанести удар, в тот момент, когда он оставил своего короля уязвимым...я смотрю в сторону. Я смотрю в сторону и ищу человека за маской. Отчаянно желая, чтобы он показал мне больше себя с этой стороны. Не потому что мне это нужно для рычагов. Не потому, что мне это нужно для мести.