Мне не важно, кем она была. Знаю, некоторые мужчины не смогут оставить в прошлом тот факт, что она была проституткой, но для меня это не имеет значения. Важно лишь то, что она так сильно любит меня, не сдерживается и не прячет свою любовь.

Я думал, что умру от чистейшего экстаза, когда она скользнула по моему телу и толкнула мой член в свою влажную горячую киску. Думаю, я на самом деле умер. И вознесся на небеса. Оставаться неподвижным, пока она искала себя и училась позволять себе чувствовать, было самым сложным.

За всю мою жизнь.

Я хотел погрузиться в нее жестко, дико и отчаянно, но не мог. И я очень рад, что не сделал этого. Казалось бы, у Рании ушла вечность на понимание удовольствия от любви, на то, чтобы открыть сердце, разум и тело и позволить мне действительно ее любить. Она сделала это, сокрушив мой мир.

А сейчас я хочу все повторить.

Мои ладони сами собой скользят вверх по ее бедрам и животу к груди. Из окна льется приглушенный серый свет, даруя нам мягкое свечение рассвета. Я сжимаю ее грудь, нежно играя с соском. Рания стонет во сне и ерзает. Скольжу ладонью вниз к ее бедрам и к треугольнику между ними, она снова немного двигается, расслабляя сжатые ноги.

Не уверен, что должен это продолжать, но не могу прекратить касаться ее, желать ее. Средний палец находит ее щель и скользит внутрь. Рания просыпается, ее веки трепещут, открывая мне блеск глаз цвета шоколада.

— Хантер? — Ее голос слабый и сонный.

— Прости, — говорю я. — Просто ты так сексуальна, когда спишь, что я не могу удержаться от прикосновений к тебе.

Рания улыбается, поднимает руки над головой, стонет, изгибается и томно потягивается, как кошка. Ее грудь поднимается, и я скольжу по ней ладонью. Когда она на пике своих потягушек, я наклоняюсь, чтобы взять сосок в рот, щелкнув по нему языком.

Она невероятно эротично стонет. Я скольжу пальцем к ее влажной киске и внезапно, без предупреждения, проникаю внутрь. Рания хихикает и извивается, притягивая меня ближе. Звук ее смеха, правдивого, невинного хихиканья… Самый удивительный звук из всех, что я слышал.

Нависаю над ней, устраиваясь между ее бедер и смещая свой вес на локти. Мои губы замирают в сантиметре от губ Хантера, и ее смех угасает. Я не хотел возвышаться над ней, это произошло случайно. Мой член толкается к ее входу, и мне приходится сжать каждый мускул моего тела, чтобы не войти в нее.

Она распахивает глаза, ее смех исчезает, но руки на моих плечах спокойны и не дрожат. Я двигаюсь, чтобы слезть с нее, но Рания качает головой.

— Нет, прошу. Просто подожди. — У нее такой нежный, неуверенный, невинный голос.

Я жду. И целую ее. Кажется, в моих поцелуях она находит смелость и утешение. Начинаю с изгиба ее плеча, потом двигаюсь к ключице, к впадинке под горлом. Рания хнычет, но не двигается и ничего не говорит. Я рискую, поочередно целуя ее грудь. Обхватываю губами один сосок и щелкаю по нему языком. То же самое с другим.

Рания обхватывает мою шею, пока я целую ее грудь. Потом поднимаюсь, чтобы поцеловать ее в губы, и пальцы Рании мягко, словно призраки, скользят вниз, чтобы схватить меня за зад.

— Посмотри на меня, — говорит она.

Я смотрю ей в глаза. Она снова боится, но в выражении ее лица я вижу решимость.

— Рания, ты не должна мне ничего доказывать.

Она качает головой.

— Не тебе. Себе. — Она выводит на моем заду маленькие неуверенные круги. — Это место на спине принадлежало Сабах. А я хочу сделать его своим, Рании. Нашим. Я не хочу позволять Сабах красть свое удовольствие.

Между нами на долгие мгновения воцаряется тишина, а потом она тянет меня на себя, мягко прижимаясь ко мне. Ее маленькие теплые руки на моей заднице подталкивают меня к ней. Я останавливаюсь, прежде чем войти.

— Уверена? — спрашиваю я.

Она кивает:

— Да. Просто… медленно. И поцелуй меня. — Она касается своими губами моих и продолжает. — Мне нужно, чтобы твои поцелуи стерли воспоминания.

На этот раз в них буду я. Нужно сделать все идеально, сделать все правильно.

Я вдыхаю ее запах и целую эти сладкие губы со всей нежностью, пробирающей до костей любовью и потрясающей душу страстью к моей женщине. Так много всего. Я и чертова понятия не имел, что могу так много всего чувствовать. Словно внутри открылся глубокий колодец, и теперь вся любовь мира льется через меня в нее.

Теперь Рания настойчиво сжимает мой зад, переношу свой вес, приседая на колени, и вхожу в нее. Медленно и восхитительно мучительно. Так медленно, что это и за движение считать трудно. Рания снова хнычет, и когда я погружаюсь глубже, еще всхлипы превращаются в стоны.

Наши тела встречаются, и ее спина выгибается, пока я хороню себя в ней по самые яйца, из-за чего стону сам.

— Боже, Рания… так невероятно… Я обожаю быть внутри тебя.

— Пожалуйста, больше, — шепчет она. — Больше, больше.

Я даю ей больше, но медленно, мягко. Пытаюсь заниматься с ней любовью так же нежно, как и целую. Так, будто она не хрупкая, просто чувствительная. Вхожу в нее так медленно, что каждое движение кажется вечностью, небесной бесконечностью.

Рания сжимает мой зад и прижимает к себе, поэтому я двигаюсь немного быстрее, проникая глубже. Чуть меняю ритм своих движений: толкаюсь в нее медленно, а выхожу быстро. Рания стонет и дышит все чаще и чаще. Чувствую, как пот скользит по ее телу, смешиваясь с моим.

— Хантер, — выдыхает Рания. — Мне так нравится это с тобой. Не останавливайся. Это чувствуется так хорошо, так правильно. Прошу, дай мне больше, еще немного больше.

Что-то в ее словах кажется мне странным, и я понимаю лишь через несколько толчков: она начала говорить намного лучше.

Я и не пытаюсь сказать, что не смогу остановиться, даже если захочу. Могу лишь двигаться вместе с ней, чувствуя, как ее сладкое мягкое тело скользит подо мной, словно самый нежный шелк, пробовать ее губы и ее дыхание. Боже, я люблю ее. Люблю так чертовски сильно, как, наверно, невозможно. Люблю ее еще больше с каждым своим вдохом, с каждым погружением моего члена в блаженство ее киски.

Я люблю ее все больше и больше. Интересно, как сильно я смогу любить ее через десять-двадцать лет. От попытки представить это — кружится голова.

Ногти Рании впиваются в мою спину, и она хнычет, кричит. Ее ноги обхватывают меня за талию и притягивают ближе и ближе, жестче и жестче. Блаженство. Сладкое восхитительное совершенство. Ангел любви создал плоть женщины, имя которой — Рания.

Ее грудь прижимается к моей, упругая, но податливая. Рания тяжело дышит и эротично стонет рядом с моим ухом — песня секса и любви. Ее внутренние мышцы сжимаются вокруг меня, когда я вхожу в нее, и разжимаются, когда отстраняюсь. Проклятье. Не знал, что девушки могут так. Такое ощущение, словно ее киска притягивает меня к себе, а потом отпускает. Самое горячее из всего, что я когда-либо чувствовал.

Обхватываю руками ее шею и целую Ранию в ее бездыханном забвении; целую, пока она не задыхается и не набрасывается на меня — страсть подталкивает к дикости. Внезапно, Рания становится животным, выгибает спину, цепляется за меня руками и ногами — всем своим телом — и выкрикивает мое имя, кончая. Я больше не могу сдерживаться, могу ишь только кончить вместе с ней, и, гребаный господь, это самое интенсивное освобождение из всех, что я испытал в жизни. Все мое тело объято огнем удовольствия.

— Рания, — я выдыхаю ее имя.

Сейчас ее имя — единственное известное мне слово. Я знаю лишь ее. Ее имя, ее тело, ее любовь. Ничто другое не существует.

Война, проклятые воспоминания, полные ужаса, смерть, предательство Лани… все это исчезает, уходит, смывается рекой любви Рании.

Она все еще крепко держит меня, цепляясь так, словно потерпела кораблекрушение, а я — ее спасательный круг. Рания медленно глубоко дышит, ее грудь поднимается у меня под боком. Ее ладонь лежит ниже моего живота в миллиметрах от моего члена. Наши ноги переплетены. Рания пальцем выводит круги на моей коже, потом протягивает руку, чтобы коснуться моего члена, водит ладонью по его длине и поигрывает кончиком.

Мы ничего не говорим. Рания дразнит меня, и я снова твердею. Она садится на меня верхом и объезжает. Сама направляет меня внутрь и садится так, что я оказываюсь глубоко внутри ее прекрасного тела. Рания поднимается и опускается, ее длинные светлые волосы прилипают к ее лицу, плечам и задевают соски. Я сжимаю ее бедра и начинаю сам поднимать и опускать ее. Целую живот и грудь Рании.

Напрягаюсь и сдерживаюсь до тех пор, пока она не кончит в первый раз, а потом сажусь лицом к лицу с ней, делаю так, чтобы она обернула ноги вокруг моей талии, и целую ее. Мы обнимаемся и скользим друг напротив друга, и я чувствую, как река расширяется и становится глубже, как меня наполняет ее любовь, из-за чего я люблю ее еще больше.

ЭПИЛОГ

КРАСКА

Де-Мойн, Айова, 2005


Перед мутным от пара зеркалом стоит женщина. Вокруг ее груди обернуто голубое полотенце. Хрупкой ладонью она вытирает зеркало, чтобы видеть свое отражение. Улыбается сладким изгибом красных губ. Разворачивает полотенце и вытирает оставшийся пар с зеркала.

Она снова удивленно улыбается своему отражению, будто видит кого-то знакомого, кого-то, кого не видела вот уже много лет. Пропускает обрезанные до плеч волосы сквозь пальцы.

В ванную заходит мужчина, что-то бормоча о красоте ее обнаженного тела. Он скользит ладонями по ее бедрам, потом по слегка округлившемуся животу и вверх к ее груди, мягко сжимая ее.