Еще нет. Она к этому еще не готова.

Мои пальцы скользят внутрь, и тело Рании извивается радом с моим. Большим пальцем я касаюсь ее клитора и чувствую, что она почти потеряла себя, но… еще нет. Она боится. Как же мне помочь ей забыть об этом страхе?

Я целую ее. Боже, как она прекрасная на вкус. Губы Рании безумно заводят меня, и как она прикусывает мою нижнюю губу, как проводит языком по зубам… Я хочу целовать ее вечность, но не могу. Клитор Рании, этот твердый маленький бугорок, такой чувствительный. Когда я сжимаю его, она хнычет. Ее точки G — шероховатый ребристый кусочек кожи, и она стонет, когда я потираю ее пальцами; бедра девушки быстро поднимаются под моей рукой.

Я так напряжен, так чертовски напряжен. Близок к тому, чтобы кончить в штаны от одного прикосновения к ней, просто от звука ее стонов из-за меня. Спасибо чертям, она не пытается коснуться меня, потому что у меня нет столько самоконтроля, чтобы остановить ее. Отчаянно хочу почувствовать, как ее тоненькие маленькие пальчики обхватят мой член, будут ласкать, касаться меня.

Нет, нет. Это для нее. Не для меня.

Рания двигается подо мной, скользя вниз, и поэтому ее колени поднимаются, пятки прижимаются к ягодицам, а бедра поднимаются, пока я довожу ее до безумия пальцами. Из-за ее скольжения вниз, рубашка задирается еще сильнее, и теперь видна нижняя окружность ее груди.

Чертово проклятье. Я не могу сдержаться, не могу отказаться от этого. Хотел поцеловать ее грудь с того самого момента, как она, переодеваясь впервые, случайно обнажилась передо мной. С того момента я видел ее снова, но всегда усилием воли отводил взгляд. Если я на нее смотрел, это значило, что я ее желал. А теперь мои пальцы в ее киске, а соки Рании покрывают мою руку, и я хочу лишь коснуться ее груди. Я нуждаюсь я в этом.

Черт.

Я сдаюсь и подталкиваю край ее рубашки носом так, чтобы грудь обнажилась полностью. Бог мой… как идеально. Упругие шары сладкой шелковистой кожи с широкими темными ореолами и высокими жесткими сосками, стоящими прямо перед моим ртом.

Тяжело сглатываю, работая языком, чтобы выработать слюну. Во рту пересохло, горло сжалось. Я нервничаю, что странно. Не то чтобы я никогда не делал этого. Нет, это не так. Но с Ранией… все каким-то образом иначе.

Смотрю ей в глаза, и она снова наблюдает за мной сквозь полуопущенные веки. Медленно проникаю пальцами внутрь, и ее бедра перестают двигаться так дико. Ее рот открывается, а глаза передают шквал эмоций.

— Пожалуйста, — шепчет она.

Не знаю, чего она просит. Остановиться? Пойти дальше? Сделать так, чтобы она кончила? Не знаю. Я не хочу причинить ей боль или напугать. Я хочу, чтобы она испытала это. Страх в ее глазах говорит мне, что она никогда не чувствовала этого раньше, и я не удивлен. Секс должен быть для нее безликой сделкой. Я и представить не могу, что кто-то тратил время или усилия на попытки доставить ей удовольствие. Это должно ее смущать и пугать, особенно если она думает, что я собираюсь использовать ее так, как она привыкла. И я не могу сказать ей, что не буду этого делать. У меня не хватает слов, и… я хочу. Хочу оказаться внутри нее. Она так близка к оргазму, и я хочу… мне так чертовски сильно нужно… нависнуть над ней, толкнуться в нее, и почувствовать, как она сжимается вокруг меня.

Она такая тугая. С учетом всего я этого не ожидал. От этой мысли во мне разгорелись стыд и вина, но ведь это правда. Я не думал, что она будет тугой, но именно таковой она и является.

— Пожалуйста, — снова шепчет она, касаясь моего лица, чтобы я посмотрел на нее.

Она выгибает спину и покачивает бедрами. Хочет большего. Всматривается мне в глаза, а потом снимает с себя рубашку, обнажая себя выше пояса, оголяя восхитительную грудь для моих прикосновений, для моих губ. На этот раз я позволяю себе увидеть их, потеряться в просторах кожи и выпуклостей ее плоти.

Рания задыхается, и я могу чувствовать натяжение ее мышц. Обнажая себя так, слово это требует определенных усилий и смелости. Я хочу коснуться ее груди. Хотел бы я склониться перед ней так, чтобы обе руки были свободны для прикосновений ко всему ее телу, но мои раны не позволят сделать мне этого, и потом, я не думаю, что она хорошо среагирует на то, что я так над ней навис.

Вытаскиваю из нее пальцы, и в знак протеста она стонет. Щеки Рании стыдливо вспыхивают, когда я подношу пальцы к носу, чтобы вдохнуть ее аромат. Думаю, она стыдится мускусной нотки желания в своих соках. Я кладу пальцы в рот и пробую ее нектар, все это время не отводя от нее взгляда. Глаза Рании расширены от чистейшего шока и неверия, даже, может, от отвращения. Я не могу сдержать смешка из-за выражения ее лица. Вновь касаюсь ее щели, собираю влагу и облизываю пальцы, просто чтобы доказать ей. Она хмурится и качает головой.

Я скольжу ладонью по ее ребрам, и выражение лица Рании смягчается желанием, когда я сжимаю ее полную грудь. Рания наблюдает, как я опускаю лицо к ее коже, целую ложбинку между грудей, разогревая ее. Потираю пальцем сосок, и Рания задыхается. Когда я перекатываю ее сосок между пальцев, она закусывает губу, чтоб сдержать рвущийся наужу стон. Хотел бы я иметь возможность сказать ей, как сильно мне нравятся те звуки, что она издает из-за меня. Я не могу, и пытаться не буду. Слова меня подведут. Ее красота пленила меня, уничтожив способность подбирать слова. Я могу лишь поклоняться храму ее тела. Снова сжимаю ее сосок, наслаждаясь вырвавшимся из нее стоном, а потом всасываю его в рот и чувствую удовольствие от того, что она стонет громче, почти кричит.

Понимаю, что мне интересно: насколько безумной от удовольствия я смогу ее сделать, если бы спустился ниже. Боже, она так прекрасно отзовется на это. Я уже почти чувствую, как ее бедра сжимают мое лицо, пока она содрогается под моим ртом. Почти чувствую, как ее пальцы тянут меня за волосы, и слышу, как ее голос становится выше от удовольствия.

Не знаю, готова ли она к этому.

Я лижу ее кожу, щелкаю языком по соскам, поочередо по каждому и возвращаю пальцы к ее киске, медленно скольжу по ее клитору, мягко вывожу круги, помня о ее чувствительности.

Рания задыхается, стонет и хнычет, и весь контроль над ее голосом катится к чертям. Мне так это нравится.

Черт. Я должен выбросить это слово из головы. Оно невозможно.

Она так чертовски прекрасна. Ее кожа пылает, грудь кажется мягче самого нежного шелка, бедра поднимаются и извиваются под моими пальцами. Мне приходится бороться с собой за то, чтобы остаться сверху, чтобы не позволить себе слишком сильно на нее надавить. Она все еще напугана. Но проклятье, как же я хочу попробовать ее на вкус. Знаю, ей это понравится, как только она преодолеет шок.

Мне действительно не стоит этого делать. Ее это взбесит. Но я хочу сделать так, чтобы она кончила, хочу попробовать ее, когда она будет кончать для меня.


РАНИЯ


Аллах, я настолько потеряна в пустыне желаний, которые вселял в меня Хантер, что не контролирую свои действия. Слышу, как с моих губ срываются просто шокирующие звуки, на этот раз не фальшивые, а реальные. Колени поднимаются, пятки прижимаются к ягодицам, а бедра двигаются так, словно живут своей жизнью, когда Хантер поглаживает меня пальцами.

Его губы неистово скользят по моей груди от одного полушария к другому, сжимая, целуя, облизывая. Время от времени он кусает меня за сосок достаточно сильно, чтобы я обезумела, чтобы внутри закрутился водоворот желания.

Я чувствую, как он двигается, но не могу это осмыслить. Не могу думать, не могу формировать логичные идеи. Я знаю лишь о его пальцах во мне и о его губах на моей груди. Его пальцы двигаются без остановки, и я так близка к взрыву… но не могу. Еще нет. Не знаю, почему, но я не могу упасть в эту пропасть. Меня страшит то, что лежит на дне, как это чувствуется, но еще я хочу этого больше, чем когда-либо что-либо хотела.

Я чувствую, как он медленно двигается, устраиваясь удобнее, но мои глаза закрыты очень крепко из-за его пальцев, наполняющих меня, двигающихся то быстро, то медленно. Чувствую, как его плечи касаются моих коленей, знаю, что сейчас нависнет надо мной, и даже не боюсь, особенно если это дарует мне облегчение от этого давления внутри.

Но он не спускается ниже. Его губы касаются моей груди, а его обтянутая майкой грудь трется о мой живот. И потом — невозможно, пугающе — он спускается ниже. Прямо к моей женственности. Нет. Нет. Я напрягаюсь, застываю, но его пальцы на клиторе управляют мной, и я снова двигаюсь, пока страх не исчезает.

Когда он облизал пальцы, которые были во мне, я почти умерла от стыда. Уже запах меня смущал, но когда он у меня на глазах слизал с пальцев влагу, это было унизительно. А сейчас… сейчас он двигается так, словно собирается прикоснуться губами к моей вагине. Конечно, я об этом слышала. Солдаты — распутные монстры, и они шутят распутными шутками, предлагают распутные вещи. Они и это мне предлагали, но, придя ко мне с засаленными сложенными динарами, они не спешили к этому приступить. Не то, чтобы я им это бы позволила. Мне нужно сохранить некоторое чувство власти, если я хочу выжить. Я указываю, что им можно делать, и позволить мужчине сделать то, что собирается сделать Хантер, — значит, отдать тот остаток власти, что у меня еще есть. Из-за этого я стану уязвимой.

Однако я позволяю этому случиться. Его губы покидают мою грудь, я чувствую его дыхание на своем животе, а потом и на моей женственности, обжигая меня. Знаю, я паникую, теперь уже паникую по-настоящему. Я задыхаюсь, а сердце гремит, словно копыта тысячи лошадей. Его пальцы продолжают двигаться, и удовольствие, мощно сосредоточенное в моей сердцевине, отвлекает меня насколько, что я совсем схожу с ума.