– Боюсь не справиться с задачей, – пробормотал он. – Возможно, будет лучше, если вы меня подстрахуете?

Только озвучив это предложение, бедняга понял, что это тоже не вариант. Когда два тела тесно соприкасаются, нет большой разницы, кто кого обнимает. Он вздернул подбородок, чтобы показать, что нисколько не смущен.

– Сделаем так. Вы мне дадите нужную тряпку и инструкции, я выполню их буквально.

– Но…

– Прошу вас! Я все же мужчина и не имею права подвергать вашу жизнь опасности.

– Та… Ну добре, только переоденьтесь.

Макс сообразил, что предлагает услуги мойщика окон, будучи облачен в один из лучших своих костюмов, и изумился. Он всегда придавал большое значение своему внешнему виду, любил хорошие вещи и умел их носить, и в обычное время мысль, что хоть одна капля воды попадет на английскую шерсть, привела бы его в панику. Если бы на месте Христины оказался, например, Руслан, он мгновенно ретировался бы и не вернулся до завершения процесса.


А сейчас… Если бы умница Христина не сделала замечание, он так бы и полез на окно в костюме. Может быть, пиджак снял бы, потому что мешает, и всё. Макс вышел и в ванной переоделся в джинсы и футболку, наряд, который позволял себе только дома. Ему не очень нравилось, что Христина увидит его в таком простом виде, но он утешился, что первое впечатление о нем девушка составила, когда он выглядел весьма прилично.

Пройдя по квартире, Макс снова удивился, как стало хорошо. Тетя Аня с Русланом, конечно, всегда держали дом в порядке. Макс про себя знал неприятную правду, что он педант и в отличие от большинства мужчин замечает, если живут нечисто, – так вот у родственников ничего такого не было, он чувствовал себя комфортно и спокойно. Может быть, потому, что здесь давным-давно ничего не меняли, и обстановка осталась той же, что он помнил с детства. В ванной тот же белый кафель на полу с черными ромбиками по углам, стены не выложены плиткой, а покрашены, чего почти уже нигде не встретишь. Сохранилось и загадочное окошко между кухней и ванной, смысл которого так и остался Максу неясен, сколько он ни ломал над этим голову. И сама ванна совсем старая, хоть и очень большая. Эмаль потускнела, потрескалась, образуя на дне диковинные узоры. Понятно, что обстоятельства не позволяли Волчеткиным украсить быт, какой уж ремонт, если в доме душевнобольная, но упадок компенсировался порядком. А сейчас чистота была такая, что упадок и вовсе исчез. Непонятно, как Христине удалось проделать этот фокус, но даже жуткий цвет стен вдруг показался Максу симпатичным, да и сам он в зеркале вдруг отразился мужчиной хоть куда.

– Вы знаете, – сказал он, вернувшись, – я никогда еще не видел, чтобы женщина переделала столько работы сразу.

Христина только отмахнулась и, подождав, пока он влезет на подоконник, протянула тряпку.

Максу вдруг очень понравилось стоять, подставив лицо мягким лучам осеннего солнца, смотреть на стены соседних домов, близко подступивших к нему, слушать шум города, долетающий сюда даже сквозь лабиринты петербургских дворов, и вдыхать чуть горьковатый аромат палой листвы.

Он встал поосновательнее, так, чтобы если падать, то в комнату, и в строгом соответствии с инструкцией начал протирать стекло.

Это было непросто: предстать перед Христиной ловким и компетентным работником и в то же время не свалиться с окна.

Наконец стекло приятно заскрипело под комком старой газеты, Христина сказала: «Чистюсенько, прямо радость посмотреть!» – и работа была кончена.

Он спрыгнул, и, кажется, ноги еще не успели коснуться пола, как Христина уже навела порядок.

На улице было тепло и солнечно, окно закрывать не стали, а, наоборот, высунули головы на улицу, облокотившись на подоконник. Над бурыми крышами домов видно было голубое небо, неожиданно яркое для сентябрьского дня, внизу, на каменном пятачке двора, ребенок в красной курточке с диким грохотом возил игрушечный самосвал, а на ржавом навесике над входом в подвал лежал и щурился дворовый кот, и блаженство на его морде ясно читалось даже с высоты третьего этажа.

– Бывают такие дни, – начал Макс и осекся. Он хотел сказать, такие дни, когда не так грустно жить и не так обидно умирать, но понял, что это будет звучать слишком пафосно, и передумал.

Христина улыбнулась и сказала:

– Да, бывают.

Он посмотрел вверх. Где-то высоко над крышами висели маленькие круглые облака, белые и плотные, почему-то с плоским дном.

– Похоже на инопланетное вторжение, правда?

– Да? А по мне так на пампушки. Они ж на кухне и настоящие есть к борщу. Будете?

Макс засмеялся:

– Пожалуй. Уверен, что вкус у них тоже небесный.

– Почекайте![5] – и Христина убежала.

Он еще постоял, улыбаясь, а солнце гладило его лицо своими невидимыми ладошками. В жизни Макса редко бывали такие дни, свободные от сожалений о прошлом и от тревог за будущее, когда он понимал, что если в жизни и есть тайный смысл, то очень простой и ясный.


На кухне он заметил, что Христина выглядит иначе. Длинные густые волосы, по цвету напомнившие ему старый коньяк, она убрала в высокую прическу и сменила рабочее одеяние, вид которого Макс так и не сумел вспомнить, на светлые джинсы и блузку в нежный цветочек.

Он был воспитан в убеждении, что джинсы – это рабочая одежда, и надевать их с какими-то другими целями крайне вульгарно. Но сейчас это не имело никакого значения.

Христина поставила перед ним тарелку с борщом, а в центр стола блюдо с пампушками. Они были такие легкие и крепенькие, действительно как облачка, и упоительно пахли травами и немножко чесноком. В тарелке обнаружился вовсе не очередной вариант жижи разных оттенков красного цвета, от кирпичного до неестественно розового, которую ему приходилось едать раньше в качестве борща, а удивительная композиция, где каждый элемент находился как бы отдельно и в то же время на своем месте.

Сметану Христина налила в старую соусницу толстого фаянса с аляповатым рисунком в виде райских птиц. Вспомнив, как в детстве восхищался этими птицами, Макс улыбнулся и попробовал суп.

– Как вкусно! – воскликнул он искренне.

– Кушайте, кушайте, а то вон вы какой худышка! Пампушечку не забудьте.

Макс обещал, что не забудет. Девушка не садилась за стол сама, а он стеснялся попросить ее. В самом деле, он тут не хозяин, а угощать Христину ею же приготовленным обедом просто верх невоспитанности. Поэтому он просто наслаждался великолепным борщом и в один прекрасный момент почувствовал, что ситуация, когда он сидит за столом на манер барина, а девушка хлопочет тут же по каким-то мелким хозяйственным делам, его совершенно не конфузит. Кажется, от непривычно вкусной, сытной и горячей еды он немного опьянел.

– Я вас, наверное, сильно напугал, когда подкрался?

– Само собою! – засмеялась Христина. – Я ж в наушниках, не слышу! Чуть не сверзилась…

– Простите меня. Но я был крайне удивлен, обнаружив у себя на окне совершенно незнакомого человека.

Девушка вдруг нахмурилась и погрустнела, будто вспомнила что-то плохое:

– А как вы думаете, почему мне Анна Спиридоновна ничего про вас не сказала?

– Вероятно, забыла, – предположил Макс.

– Та верно… Кто я ей, чтобы мне рапортовать?

– Ну что вы! Это я не та фигура. Не уверен, что Анна Спиридоновна помнит, что я у нее гощу, когда меня не видит. Просто она чтит обязательства перед семьей, вот и все.

– Не-не-не! Вы главнее, бо вы родич! – Христина энергично покачала головой. – Даже не думайте иначе.

– Хорошо, не буду, – улыбнулся Макс, – я в принципе стараюсь не думать, какого мнения обо мне люди. Сколько ни предполагай, а все равно ошибешься.

– Отож! – Христина засмеялась. – Но ваша тетя самая лучшая, она по-злому ни о ком не думает, уж это я точно говорю.

– Да, тут вы совершенно правы. Анна Спиридоновна всегда судит по-справедливости, в этом на нее можно положиться.

Христина ловким движением приняла у него пустую тарелку и предложила добавки, от которой Макс решительно отказался.

– Тю! Как говорит мой деда Коля, вас хорошо за харчи нанимать. Чай?

Не дожидаясь ответа, она захлопотала, и Макс снова удивился, как это у нее получается делать все так быстро и словно само собой.

– Знаете, от меня недавно перевелась сестра, с которой я вел амбулаторный прием. Хорошая сестра, всегда вежливая, доброжелательная, я был убежден, что она мне искренне симпатизирует, а перевелась сугубо из меркантильных соображений. А потом случайно узнал, как она всем говорит, что ей понадобится двадцать лет, чтобы прийти в себя после работы с этим… – Макс запнулся, – в присутствии дам скажем, чудаком.

– Может, она влюблена в вас была?

– Это крайне маловероятно, поверьте. Я просто хотел сказать, что если трудно составить правильное мнение о человеке, то понять, какое мнение он составил о вас, попросту невозможно. Поэтому давайте не будем гадать, почему Анна Спиридоновна не рассказала нам друг о друге, уверен, есть объяснение, не обидное ни для вас, ни для меня.

– Да какие обиды, что вы! А вы врач?

– Некоторым образом, – почему-то ему не захотелось называть свою специальность. Многие люди думают, что психиатры сами не совсем нормальны, даже прибаутка есть: кто первым халат надел, тот и врач. А бывало и наоборот: собеседник приписывал Максу необычайную проницательность, умение в самых невинных вещах распознать признаки душевного расстройства – и замыкался, начинал осторожно подбирать слова, следить за своими жестами, и в результате беседа затухала. Максу очень не хотелось, чтобы так произошло сейчас. Пусть девушка думает, что он хирург, как Руслан. – а у вас какая специальность?

– Я бренд-менеджер, прямо и сказать-то стыдно.

– Почему?

– Ну здрасьте! Вы доктора, а я макаронами торгую!

Макс горячо заверил девушку, что снабжение населения продуктами питания не менее важное дело, чем лечение этого самого населения.