Однако соблазн станцевать с ним был слишком велик, да и сам он очень соблазнителен. Она подала ему руку и вышла с ним на середину зала. Заиграла музыка. Шарлотта объяснила гостям правила. Гордон начал не спеша, но очень скоро стал вертеть партнершей изо всех сил. Публика бешено зааплодировала великолепной паре. Выступление выглядело вполне профессионально. У Гордона был такой вид, словно он вот-вот умрет от радости. Таня увлеченно кружилась вокруг него. По завершении танца он заключил ее в объятия.

– Настоящая техасская индюшка! – грубоватым шепотом пошутил он, улыбаясь до ушей. – Ты заткнула меня за пояс! Можешь больше не твердить, что никогда прежде не танцевала этот танец.

– Почти никогда, – ответила она ему также шепотом. Танец возобновился, их примеру последовали другие пары.

У остальных получалось не в пример хуже, многие отчаянно сбивались. Таня и Гордон станцевали еще четыре раза, после чего он стал менять партнерш, превратившись в опытного наставника. Под конец он вернулся к ней, и они исполнили заключительный танец. И танцоры, и публика получили огромное удовольствие. Зрители были без ума от Тани, но не решались к ней приставать. Большее, на что они отваживались в ее присутствии, – это восторженный шепот. К ней привыкли, и она чувствовала себя на ранчо, как дома, даже лучше, особенно в обществе Гордона.

Когда отыграла музыка, ковбои, в том числе Гордон, стали запросто общаться с гостями. После пяти дней отдыха все успели подружиться; кое у кого возникла не просто дружба, а сильная привязанность, хотя никто, кроме Тани и Гордона, не мог бы похвастаться настоящим романом. К их облегчению, никто вокруг не подозревал о силе их чувств.

– Я отлично позабавился, – произнес он с улыбкой. Она смотрела на него глазами, полными восторга и веселья.

– И я. Вы прекрасный танцор, мистер Уошбоу!

– Благодарю, мэм, – сказал он с техасским акцентом и отвесил низкий поклон.

На их смех поспешила Шарлотта Коллинз.

– Вам самое место на конкурсе на ярмарке штата! – сообщила она с широкой улыбкой. – Этот танец надо танцевать либо хорошо, либо вообще никак.

– Боюсь, я неважно двигаюсь, – скромно молвила Таня.

В действительности они с Бобби Джо когда-то не пропускали ни одного танцевального конкурса и во всех выходили победителями.

– Все в порядке? – спросила Шарлотта, имея в виду Зоино здоровье. Джон Кронер не открыл ей, чем больна рыжая гостья, ограничившись сообщением, что состояние тяжелое. Хозяйка не находила себе места от волнения. – Сегодня доктор Филлипс выглядит гораздо лучше.

Конечно, Зоя еще оставалась бледной и, несмотря на свое оживление, была очень слаба.

– Сегодня вечером она буквально ожила, – ответила Таня.

Ее беспокойство несколько ослабло, хотя Зоя продолжала вызывать у нее огромную жалость. Стоило отойти чуть в сторону – и становилось особенно заметно, как подруга худа и бледна, правда, при разговоре Зоя проявляла такую живость, что ее болезнь была почти незаметна.

– Как я погляжу, завтра вы снова отправляетесь на родео, – сказала Шарлотта Тане. (Перед ужином подруги заказали себе билеты.) – Опять собираетесь петь? После прошлого раза только о вас и говорят.

– Я бы не отказалась. – Таня, откидывая назад длинные волосы, уголком глаза заметила, что Гордон хмурится, услышав ее слова. – Посмотрим, попросят ли меня спеть еще раз, а самое главное – каким будет настроение публики.

– Попросят, вот увидите! Ваше выступление в Джексон-Хоуле стало событием года, а то и целого десятилетия. Вы такая молодец, что согласились! – Хозяйка, улыбаясь, двинулась к другим гостям.

Гордон по-прежнему хмурился.

– Не хочу, чтобы ты выступала, – прошептал он. – Не нравится мне, что делается с людьми, когда рядом оказываешься ты. Сцена – другое дело: там есть служба безопасности, там до тебя не дотянутся.

– Еще как дотянутся! – Она знала, что опасность существует всегда. Как-то на Филиппинах она выступала в пуленепробиваемом жилете и потом дала себе слово, что это в первый и последний раз. На протяжении всего концерта певица дрожала с головы до ног и боялась, что ее вырвет. – Потому я и ухватилась за предложение петь из седла. В случае чего я смогла бы ускакать.

– Мне не нравится, когда ты так рискуешь, – гнул он свое. Ему не хотелось навязываться, просто он сильно за нее волновался.

– А мне не нравится, когда ты садишься верхом на мустангов и бычков! – парировала Таня, глядя ему в глаза.

Она хорошо знала, что собой представляет жизнь ковбоя – недаром вышла из той же самой среды, – и понимала, с какими опасностями все это сопряжено.

– Значит, так, – продолжал он. – Мы заключим соглашение: ты перестаешь рисковать, а я больше не смотрю на мустангов и бычков.

– Ловлю тебя на слове, – сказала она, но тут же оговорилась, желая оставаться с ним до конца честной: – От концертов я все равно не откажусь, Гордон. Ими я зарабатываю на жизнь.

– Знаю. Этого я бы и не стал от тебя требовать. Просто не хочу, чтобы ты шла у них на поводу и подвергала себя опасности. Они того не стоят, а ты этого не заслуживаешь.

– Понятно! – вздохнула она, не сводя с него взгляда. Ей трудно было поверить, что они действительно обсуждают свое будущее. Впрочем, взаимные обязательства не сулят вреда обоим. – Но иногда так хочется попеть просто так, без импресарио, контрактов, рекламы и шумихи. Ради собственного удовольствия.

– Тогда пой для меня, – с улыбкой предложил он.

– С радостью!..

Таня вспомнила старую техасскую песню, которую исполнила бы для него хоть сейчас. В детстве она пела ее на школьных вечерах. С той поры песенка приобрела популярность, но про себя певица продолжала называть ее своей.

– Подожди, еще спою.

– Я тоже ловлю тебя на слове. – Они не колеблясь давали друг другу гору обещаний.

Наговорившись, Мэри Стюарт и Таня отвели Зою домой. Гордон дал слово заглянуть попозже, если у него выдастся свободная минутка. О своем появлении он оповестит стуком в окно. Таня подсказала ему, в которое стучаться, после чего Гордон отправился по своим делам. Хартли проводил женщин до дому, а затем предложил Мэри Стюарт немного прогуляться. Таня с Зоей скрылись в доме, не переставая болтать.

Мэри Стюарт поведала Хартли о звонке Билла. Он задумчиво выслушал ее.

– Наверное, муж спохватился, что много потерял и теперь потерянного не вернуть, – проговорил он, глядя на нее. – Как ты поступишь, если он захочет восстановить отношения?

– Ума не приложу, – искренне ответила она. – Но во время разговора с ним я кое-что поняла. Не хочу ничего восстанавливать, не хочу возвращаться назад. Последний год был так гадок, что его не зачеркнуть. Тодда не оживишь. По-моему, я не сумею простить мужу его поведение. Можешь считать меня злопамятной и вредной, но, честно говоря, он сам похоронил наш брак.

– А если нет? Если он вернется и признается тебе в любви? Если скажет, что был кругом не прав? Что тогда?

Он посоветовал ей хорошенько обо всем поразмыслить и не наделать второпях ошибок. Их сильно влекло друг к другу, но они помнили об осторожности. Хартли не хотелось, чтобы и его отправили в отставку.

– Не знаю, Хартли... Не уверена. По-моему, я знаю. Кажется, для меня все кончено, хотя до тех пор, пока мы с ним не увидимся, не могу дать никаких гарантий. Уверенность возникнет только после встречи.

– Зачем же ждать сентября?

В последнее время она тоже задавала себе этот вопрос. Сначала считала, что ей понадобится время для того, чтобы принять решение, и радовалась, что в ее распоряжении целое лето. Но, приехав в Вайоминг, поняла, что уже готова к ответственному решению. Ей даже пришло в голову, что можно слетать в Англию для разговора с Биллом, о чем она и сообщила Хартли.

– Думаю, это правильно, – одобрил он ее намерение, – если ты, конечно, готова. Не хочу тебя подталкивать.

Они знакомы всего пять дней, и это стало для обоих огромным событием. Однако оба боялись, как бы это не оказалось сном, иллюзией. Ответ могло дать только время. Существовала, впрочем, проблема, с которой требовалось разобраться в первую очередь, – муж Мэри Стюарт. До тех пор пока она не будет решена, оба не хотели ничего предпринимать. Как ни заманчиво им сблизиться и физически, она знала, что с этим не стоит торопиться.

– Отсюда я направлюсь в Лос-Анджелес, к Тане. Я бы хотела побыть с ней неделю, но она слишком занята. – Мэри Стюарт размышляла вслух. – Сокращу-ка я визит до нескольких дней, а затем полечу в Лондон. Сюда я приехала, чтобы хорошенько поразмыслить и решить, чего же мне хочется. Стоило мне здесь оказаться, как ответ стал ясен. Наверное, он был готов заранее.

Уже покидая свою нью-йоркскую квартиру, она знала, что никогда не станет вести там прежнюю жизнь. Мэри Стюарт простилась со своим прошлым и сейчас не стала скрывать этого от Хартли.

– В этих горах есть нечто такое, дающее ответ на многие вопросы, – ответил Хартли. – После смерти Мег мне их очень недоставало. – Улыбаясь, он взял Мэри Стюарт за руку. – Это судьба, если окажется, что здесь меня поджидала новая жизнь и я приехал сюда, чтобы обрести тебя. – Его взгляд стал печален. – Но даже если из этого ничего не выйдет, даже если ты к нему вернешься, знай: ты сделала меня счастливым. Ты показала мне, что я не так одинок, как раньше думал, и еще может найтись человек, способный вызвать у меня любовь. Ты – прекрасный дар, какого я не смел ждать, видение жизни, какую могли бы вести два счастливых человека...

То же самое она могла бы сказать и о себе. Он живое доказательство, что она не всем безразлична и ее еще можно любить. Обретя его, она не желала с ним расставаться. Он не говорил об этом, но Мэри Стюарт чувствовала, что он хочет от нее уверенности в отношении мужа. Она почти приняла решение...

– Вряд ли, увидевшись с ним, я передумаю, – ласково проговорила она, поднося руку Хартли к губам. Он стал ей очень дорог, ей понадобился короткий срок, чтобы его полюбить. В то же время она обязана доказать себе, что утратила к Биллу всякое чувство. Хартли не собирался торопить, поспешить ей необходимо самой.