В молчании они ждут еще минут десять. Вокруг, словно туши каких-то животных, покачиваются огромные безжизненные лодки, а дальше за ними еще более плотные, чем тучи, сгустки мрака, в которых угадываются дома и горы на берегу. Они ждут, неподвижные и безмолвные, словно призрачные перевозчики у ворот мертвого города.
Понемногу напряжение спадает, на них наваливаются усталость, желание спать – и они бы заснули прямо здесь, под ледяным дождем, если бы место не было таким опасным.
Ичуа и двое самых старших тихо по-баскски обсуждают ситуацию и принимают дерзкое решение. Раз те не пришли, тем хуже! Нужно попытаться самим отнести в дом контрабандные ящики. Это чертовски рискованно, но, раз уж это им втемяшилось в голову, ничто их не остановит.
– Ты, – говорит Ичуа Рамунчо, – ты, малыш, останешься караулить лодку, потому что ты не знаешь дороги. Закрепи ее у самого берега, но легонько, чтобы можно было бесшумно отчалить, если появятся карабинеры.
И вот, сгибаясь под тяжестью ящиков, они уходят. Звук их едва слышных шагов тотчас же сливается с монотонным шумом дождя, ударяющегося о пустую черную пристань. Оставшись один, Рамунчо, чтобы быть совсем незаметным, забивается в угол лодки и снова замирает под монотонными ритмичными струями непрекращающегося дождя.
Товарищи все не возвращаются, и он чувствует, как в этом бездействии и тишине его постепенно сковывает неодолимое сонное оцепенение.
Но вот что-то длинное и еще более темное, чем окружающий мрак, скользит мимо него, стремительно и бесшумно, как бесшумен и весь этот ночной поход: одна из больших испанских лодок! Но ведь они все стоят на якоре, на них нет ни парусов, ни гребцов… Так в чем же дело?.. А дело в том, что двигаюсь я!.. Он понял: узел каната был затянут слишком слабо, и довольно быстрое здесь течение увлекло его и теперь несет к устью Бидассоа, к подводным скалам, к морю…
Его охватило смятение, почти смертельный ужас… Что же делать? И самое скверное, что нельзя никого позвать на помощь, все нужно делать молча; ведь вдоль всего побережья, которое кажется краем мрака и пустоты, расставлены цепи карабинеров, охраняющие Испанию, словно какой-то заповедный край. Он пытается, оттолкнувшись длинным веслом ото дна, вернуться назад – но дна больше нет, весло встречает лишь сопротивление черной бегучей воды – его уже вынесло на глубину! Ничего не поделаешь, придется грести, а там будь что будет.
С большим трудом, обливаясь потом, он поворачивает тяжелую лодку против течения. Он обмирает от страха при каждом взмахе весла, при малейшем скрипе, который может уловить чуткое ухо карабинера. И совсем ничего не видно, все окутано плотной пеленой дождя; и темно, темно, как в обиталище дьявола. Он не узнает места, где его должны ждать товарищи, которых он, быть может, погубил. Он не знает, что делать дальше, останавливается, прислушивается, кровь стучит у него в висках. Чтобы немножко подумать, он цепляется за одну из больших испанских лодок. Он видит, как что-то осторожно, едва касаясь поверхности воды, движется ему навстречу. Ему кажется, что он видит силуэт стоящего человека. Так бесшумно может передвигаться только контрабандист! Они видят друг друга, и, слава Богу! это Аррошкоа. Аррошкоа отвязал легкую испанскую лодочку, чтобы пойти ему навстречу… Они встретились, а стало быть, и на этот раз они наверное спасены!
Но, едва приблизившись, Аррошкоа, сжав свои хищные зубы, яростным шепотом изливает на Рамунчо поток ругательств, который звучит как приглашение к бою и требует немедленного ответа. Это так неожиданно, что Рамунчо даже не сразу понимает смысл сказанного. Но через мгновение кровь бросается ему в лицо. Неужели эти немыслимо оскорбительные слова произнес его друг?
– Что ты сказал?
– Черт тебя побери! – чуть спокойнее отвечает Аррошкоа, внимательно следя, однако, за жестами Рамунчо. – Черт тебя побери, мы из-за тебя чуть было все не попались, раззява ты этакий.
В это время на соседней лодке они увидели силуэты своих товарищей.
– А вот и они, – добавил он, – бери весло и греби им навстречу.
Рамунчо берется за весло, но в висках у него стучит от ярости, руки дрожат… Нет, нельзя… ведь это брат Грациозы: все погибнет, если он начнет с ним драку; только ради нее он стиснет зубы и ничего не ответит.
Но вот наконец все в лодке, и мощные удары весел уносят их от испанского берега; дело кончено. И очень вовремя: в темноте на берегу слышится испанская речь, плеск весел разбудил двух карабинеров, которые дремали, закутавшись в свои шинели. Они что-то кричат вслед этой убегающей лодке без фонаря, которую они скорее угадали, чем увидели, и которая тотчас же растворилась в окутывающей все ночной мгле.
– Опоздали, приятели! – посмеивается Ичуа, изо всех сил налегая на весла. – Орите сколько хотите, и пусть дьявол откликается на ваши вопли!
Течение помогает им, и они, как рыбы, несутся в непроглядной темноте.
Уф! Теперь они во французских водах и в полной безопасности, наверное, уже недалеко от болотистого берега.
– Отдохнем немного, – предлагает Ичуа.
И они поднимают весла, задыхающиеся, мокрые от дождя и пота. Холодный дождь хлещет по их неподвижным спинам, но они, похоже, не замечают его. В глубокой тишине ночи слышится лишь их понемногу успокаивающееся дыхание да музыка падающих и стекающих легкими ручейками капель воды.
И вдруг с этой спокойной лодки, казавшейся не более чем бесплотной тенью в безграничности ночи, раздается чудовищный пронзительный крик; он растет, заполняет пустоту и, затихая, обрывается где-то вдали. Он начинается с высоких, доступных обычно лишь женскому голосу нот, но в нем есть что-то хриплое и могущественное – так может кричать только дикий самец; но в то же время в нем слышно нечто человеческое, отчего мороз подирает по коже. Мучительно хочется, чтобы он закончился, а он все длится и длится, подавляя своей необъяснимой продолжительностью… Он начался как отчаянный предсмертный крик оленя, и вот, затихая, он переходит в подобие смеха, жуткого шутовского смеха безумцев…
Однако этот крик человека, сидевшего на носу лодки, никого не удивил, никто даже не пошевелился. Несколько секунд безмятежной тишины, и вот с кормы раздается такой же крик, словно отвечающий первому, с точно такими же модуляциями, каких требует уходящая в древность традиция.
Это просто irrintzina, торжествующий крик басков, дошедший из глубины веков до наших дней, который является одной из удивительных особенностей этого народа, чье происхождение окутано глубокой тайной. Он напоминает воинственный клич краснокожих в лесах Южной Америки. Но среди ночного безмолвия Старого света этот вопль, словно вырвавшийся не из человеческой, а из обезьяньей глотки, потрясает первобытным ужасом.
Этот крик звучит на праздниках, так перекликаются вечером путники в горах, так возвещают о каком-нибудь радостном событии или неожиданной удаче на охоте или на рыбалке.
И вот контрабандисты забавляются этой древней игрой; они кричат, радуясь благополучному завершению похода, кричат просто из физической потребности вознаградить себя за вынужденное долгое молчание.
Только Рамунчо молчит, печально глядя вдаль. Эти первобытные вопли, которые он, конечно, слышал и раньше, леденят ему душу; они снова погружают его в тревожные и неясные мечтания, из которых он не находит выхода.
И потом, этим вечером он вновь почувствовал, как слаба и ненадежна поддержка его единственного друга Аррошкоа, в котором он хотел бы быть уверенным, как в родном брате. Конечно, его блистательные победы в лапте вернут ему благосклонность друга, но малейшая оплошность, пустяк могут в любую минуту все погубить. И тогда ему кажется, что почва уходит у него из-под ног, а надежда тает и исчезает, словно бесплотная химера.[27]
9
Вечер 31 декабря. Праздник святого Сильвестра. Как это часто бывает в стране басков, небо весь день было затянуто мрачными тучами, которые, впрочем, идут и этим суровым горам, и грозно шумящему морю там, внизу, в глубине Бискайского залива.[28]
На закате этого последнего дня года, когда люди собираются у очага, где весело потрескивают поленья, когда так сладостно укрыться в доме от непогоды, Рамунчо и его мать, уже собравшиеся сесть ужинать, услышали легкий стук в дверь.
Сначала этот ночной путешественник показался им незнакомым. Только когда он назвал себя (Хосе Бидгаррэ из Аспарица), они узнали матроса, который несколько лет назад отправился в плавание к берегам Южной Америки.
– Ну так вот, – сказал он, усевшись на предложенный ему стул, – меня просили кое-что передать вам. Как-то раз, это было в Розарио в Уругвае, когда я разговаривал в порту с другими эмигрантами-басками, какой-то мужчина лет пятидесяти, услышав, что я говорю об Эчезаре, подошел ко мне.
– А вы сами-то оттуда, из Эчезара? – спросил он.
– Нет, я из Аспарица, но это же совсем рядом.
Тогда он стал расспрашивать меня обо всей вашей семье. Я ответил:
– Старики умерли, старший брат попался на контрабанде и убит карабинерами, второй сгинул где-то в Южной Америке. Остались только Франкита и ее сын Рамунчо, красивый парень, ему сейчас, должно быть, лет восемнадцать.
Он задумчиво меня слушал.
– Ну что ж, – сказал он наконец, – когда вы туда вернетесь, передайте им привет от Игнацио.
Франкита, вся дрожа, встала, еще более бледная, чем обычно. Игнацио, самый отчаянный из всей семьи, ее брат, пропавший без вести десять лет назад!
– Каким он стал? Как выглядел? Как был одет? Он выглядел счастливым или был в лохмотьях?
– О, он еще очень недурен, хотя волосы уже седые, а судя по костюму, он человек зажиточный, на поясе у него золотая цепочка.
Вот и все, что мог сообщить этот простодушный и грубоватый матрос, принесший весточку от изгнанника. И возможно, до самой смерти Франкита так ничего больше и не узнает об этом словно бы и не существующем, призрачном брате.
"Рамунчо" отзывы
Отзывы читателей о книге "Рамунчо". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Рамунчо" друзьям в соцсетях.