Он смотрел на нее, пока она говорила — веселая, яркая, оживленно жестикулирующая. Странно, как сильно он любил эту девочку, которая не являлась его ребенком. И тем не менее, она была его дочерью — его, и ничьей еще. Ничто — ни обстоятельства ее появления на свет, ни холодное бессердечие ее матери, отказавшейся от нее, ни характер Рейчел, порой озадачивающе упрямый и капризный, не могло ослабить его любовь ни на йоту — единственное и самое любимое существо. Никогда в жизни он не испытывал ничего подобного. Гладя на нее, он улыбнулся.

— Я испачкала нос?

Он покачал головой.

— Тогда над чем ты смеешься?

— Над тобой.

Рейчел улыбнулась.

— По крайней мере, сказано честно и без уверток. Можно, я возьму еще кусочек?

— Можешь съесть хоть весь торт.

— Не соблазняй. Иначе я закончу тем, что стану самой толстой на Петтикоут Лейн. — Она причмокивала, облизывая пальцы. — Не забывай, за этот титул на рынке идет борьба. Между прочим, ты слышал о Филиппе и Хьюго? Кажется, они победили всех драконов. Они собираются пожениться и уехать на Мадейру. Недурно, а?

— Я слышал. — Бен подождал, пока она не подняла на него глаза, и добавил: — Филиппа навещает меня время от времени.

Рейчел скорчила гримасу.

— Ну, папа, не заставляй меня чувствовать себя виноватой перед тобой. Филиппа ко всем ходит в гости. — Ее губы сложились в ироничной улыбке. — Она всегда была таким занудным ребенком. — Тем не менее, Рейчел отвела взгляд. Помолчав, она вновь потянулась за чашкой. Ее лицо стало задумчивым. — Флип… — она помедлила, — …случайно ничего тебе не объяснила?

— Объяснила? А что нужно объяснять?

Рейчел покачала головой.

— О, папа, не будь таким наивным. Все-таки в этом есть что-то странное, тебе не кажется? То они не могут пожениться, потому что все против, то неожиданно — бац! — узел развязан, и они на пути к своему вожделенному острову. Я заинтригована, вот и все.

— Любопытно, — заметил отец.

— И это тоже. А, Бог с ними. Я не думаю, что когда-нибудь мы узнаем правду. Да это не так уж и важно. Главное, чтобы они были счастливы.

— Ты думаешь, они будут счастливы?

— Кто знает? — Веселость исчезла из ее голоса. Во всяком случае, он уже не казался таким беззаботным, как ей хотелось бы. — Да и кто может сказать заранее?

Он покачал головой, огорченный едва заметной переменой в ее настроении.

— Вряд ли я — тот человек, который может ответить на этот вопрос.

Рейчел изобразила на лице преувеличенно жизнерадостную улыбку.

— Я думаю, все это ничто иное как притворство. Мне кажется, Хьюго бросит Филиппу. А она выходит за него замуж ради его денег. И все эти игры в любовь — дешевое шоу. Тоже мне Ромео и Джульетта! Пожалуй, я съем еще один кусочек торта…

Уходя, она поцеловала отца, сжав ладонями его лицо.

— Ты ведь понимаешь, что я приходила к тебе не ради денег, да?

Он улыбнулся, приняв ее игру.

— В самом деле? Почему ты так считаешь?

— Потому что ты умный. Потому, что знаешь меня. И потому, что я люблю тебя.

— Последние слова мне нравятся больше всего.

Она поцеловала его еще раз.

— Скоро я приду к тебе опять. Прости. У меня была черная полоса. Ты не мог мне помочь. Понимаешь?

— Нет. Но это неважно.

Она сбежала вниз по ступеням. Полдень был мрачным и холодным. Но улыбка отца согрела ее своим теплом, когда, подняв руку, она помахала ему на прощание. Он махнул ей рукой в ответ.

По дороге к станции метро она приняла несколько серьезных решений и почувствовала себя лучше.


К тому времени, когда она добралась до дома, почти совсем стемнело. Она заскочила в магазин за продуктами и теперь несла в руках полную сумку. От сильного порыва ветра ее шляпа съехала набок. Она спиной открыла дверь в подъезд, радуясь, что укрылась от непогоды, стянула с себя сползающую шляпу, смахнула со лба волосы, повернулась к лестнице и замерла. Ни разу в жизни ей не приходилось испытывать ничего подобного. В ней замерло все — и дыхание, и сердце, и не было сил пошевелиться.

Гидеон, сидевший на верхней ступеньке темной лестницы, тоже не шелохнулся. По одну сторону от него лежал неряшливый узел. По другую виднелся прижавшийся к ноге светлый комочек с высунутым языком и блестящими испуганными глазами, которые настороженно следили за ней.

— Боже правый! — сказала Рейчел едва слышно и прислонилась к стене, вновь потеряв дар речи.

В темноте она не могла разобрать выражение его лица, но выглядел он неважно. Поношенные ботинки были заляпаны грязью. На вельветовых штанах выделялись заплатки. Поверх рубашки была наброшена куртка, плохо сочетавшаяся с брюками. Все тот же яркий жилет, который она видела на нем в последний раз. Плоская кепка сдвинута на затылок. Он снял шейный платок, и тот свисал с его смуглой ладони, спокойно лежавшей на колене. Другой рукой он потянулся к карману жилета, вынул оттуда надорванный, замусоленный, мятый конверт. И показал ей.

Она стояла, вцепившись руками в сумку, слегка откинув голову, чтобы лучше видеть его. Глаза ее впились в испачканный, неопрятный лист бумаги.

— Ты ждала меня? — спросил он.

В тишине было слышно, как ветер стучал в дверь. В квартире верхнего этажа послышался чей-то голос. Ему ответил другой.

— Да, — ответила она. — Ждала. То есть, жду. Почему ты не приходил так долго? Я почти перестала надеяться. Думала, ты не придешь. — К своему удивлению Рейчел обнаружила, что дрожит. Возможно, от холода, подумала она.

— Я тоже.

Потом оба замолчали. Рейчел показалось, они молчали необычайно долго.

— И ты? — спросила она. — Но ты здесь. Значит, ты тоже думал обо мне? Я написала, чтобы ты не приезжал до тех пор, пока… — Ее голос постепенно затих.

Он засунул письмо обратно в карман, встал, легко перебросил через плечо свой узел, спустился и взял сумку из ее рук.

Внимание собаки отвлеклось от Рейчел. Она следила за каждым движением своего хозяина.

В каком-то оцепенении Рейчел протиснулась мимо него в узком парадном и поднялась по лестнице. Потом порылась в сумочке, нашла ключ, открыла дверь и включила свет.

Он вошел вслед за ней и щелкнул пальцами, дав понять собаке, чтобы она следовала за ним.

— Надо разжечь огонь, — сказала она, как ей показалось, своим обычным, ровным голосом.

Он с глухим стуком опустил сумку на стол, бросил узел на пол и нащупал в кармане жилета коробок. Рейчел услышала чирканье спички и увидела вспышку пламени.

Выпрямившись во весь рост, он повернулся, глядя на нее.

Неожиданно Рейчел почувствовала, как в ней поднимается волна почти истерического смеха. Если мужчина приходит в дом как возлюбленный — а именно такое приглашение предполагало ее незамысловатое письмо, — то Гидеон вряд ли подходил для этой роли. Он еще ни разу не улыбнулся с тех пор, как увидел ее. Его темное, непривычно чужое лицо было замкнутым, будто он пытался отгородиться от нее.

Взволнованная Кили стояла у двери. Она ринулась было к хозяину, но Гидеон, не глядя на нее, сделал резкий жест, и она неохотно подчинилась. Потом легла, положив нос на лапы. Широко открытые глаза не моргая смотрели на него.

— Ты со всеми своими женщинами так обращаешься? — Это был далеко не кокетливый, а прямой, откровенный вопрос; возможно, даже немного резкий — в нем можно было уловить желание обидеть.

Рейчел увидела едва заметную вспышку изумления в его глазах. Он покачал головой.

— Ты сама знаешь.

Что-то в голосе Гидеона привлекло ее внимание. Нерешительность? Смутная неуверенность? Она не могла понять. Замерзнув на холодном ветру, она еще не сняла тяжелое шерстяное пальто. Рейчел сунула руки в карманы и подошла поближе к огню. Поближе к нему. Он потянулся к ней, взял за руку и привлек к себе, повернув ее лицо так, чтобы свет от огня падал на него.

И тут она все поняла. Его глаза рассказали ей о многом. В них скрывались неуверенность, сомнение, страх оказаться оскорбленным, боязнь быть отвергнутым. Гидеон Бест больше не был сверхчеловеком. Он был уязвим, как и любой другой. И только один Бог знал, чего ему стоило прийти к ней. И теперь, когда жребий был брошен, он испытывал страх.

Она обвила его шею руками, прижалась к нему.

— Гидеон, — тихо сказала она, касаясь губами его губ. — Гидеон, Гидеон, Гидеон.

В какой-то миг он как будто был готов оттолкнуть ее. Но потом его руки крепко обняли Рейчел, и он поцеловал ее. Их подхватила волна, яростная, оглушающая. И не было сил сопротивляться ей. Пальто соскользнуло с ее плеч на пол, но они не заметили этого.

В спальне было темно и холодно, как в склепе.

— Включи свет, — сказала она. — Маленькую лампу у кровати. Я хочу видеть тебя.

Свет заиграл на экзотических шелках, создавая иллюзию тепла.

— Я замерзла, — сказала она, неожиданно засмеявшись.

Он любил ее неистово, яростно, забыв о нежности, все еще испытывая страх. Когда страсти улеглись, они лежали обнявшись. Им уже не было холодно. Она пошевелилась, устраиваясь поудобнее. Его руки сомкнулись вокруг нее, и он крепко прижал ее к себе. В камине тихо потрескивал огонь.

Она положила голову ему на плечо и провела пальцем по его губам.

— Что ты говорил? — спросила она. — Только что? Когда мы занимались любовью?

Он молчал.

Теперь палец коснулся складок на его лбу.

— Диковинный язык. Тебе придется научить меня. Я не намерена слушать, как ты будешь разговаривать на языке, который я не понимаю. — Она тихонько засмеялась. — Осмелюсь напомнить, мы вполне могли бы обойтись английским.

Его рука, привыкшая к тяжелой физической работе, мозолистая и сильная, была нежной, как у женщины, когда он ласкал ее, поглаживая по голове.