Она прикусила губу, сердитая и на себя, и на него.

Через несколько минут они были на опушке леса. В кромешной темноте Рейчел скорее угадала, чем увидела край широкого поля. Впереди обозначилась квадратная тень. Без особых церемоний Гидеон поставил ее на землю. Рейчел осторожно попрыгала на одной ноге. Порезанная пятка теперь прямо-таки горела и стала липкой от крови. Открыв дверь, Гидеон обнял ее талию сильной рукой и почти перенес Рейчел через порог.

— Постой здесь. Сейчас зажгу свет.

Она ждала, подняв пораненную ногу и держась за дверной косяк. Вспыхнула спичка, немного рассеяв темноту. Гидеон склонился над лампой. Она наблюдала, как он зажег ее и водрузил над пламенем закопченный стеклянный колпак. В ровном устойчивом свете обозначились грубые и до странности необычные черты его угловатого лица: ястребиный нос, мощная линия челюстей, четкий профиль. Она с внезапно возникшим беспокоящим возбуждением подумала, что так должен выглядеть дикарь, экзотическое и непредсказуемое дитя природы. Тем временем он, поднявшись на ноги, повернулся, и его смуглое лицо оказалось в темноте. Но перед этим свет лампы выхватил на мгновение из мрака настороженный взгляд иссиня-черных глаз, замкнутый и упрямый.

— Садись, — отрывисто сказал он Рейчел, а собаке резким жестом указал на ее угол. Кили послушно затрусила на место и свернулась на истрепанном одеяле с удовлетворенным ворчанием.

Морщась от боли и сдерживая ни с того ни с сего возникшее у нее желание разразиться тихим истерическим смехом, Рейчел допрыгала до неудобного на вид деревянного кресла и уселась в него. Пока Гидеон наливал воду из кувшина в эмалированный тазик, рылся в маленьком шкафчике и доставал оттуда сомнительного вида склянку с мазью, она осмотрелась вокруг. Скудностью обстановки комната напоминала монашескую келью; все свидетельствовало о холостяцкой жизни ее обитателя. Ни одной безделушки, ни малейших признаков комфорта, никакого уюта.

Гидеон принес таз, моток бинта, мазь и лоскуток чистого полотна. Его загорелые руки двигались умело и точно. Он приподнял ее ногу. Дело оборачивалось достаточно скверно — края ранки разошлись, кровь продолжала медленно сочиться, падая черными каплями.

— Прошу прощения, но, похоже, я испачкаю твой прекрасный чистый пол.

Он небрежно махнул рукой, не глядя на Рейчел, его глаза были устремлены на рану. Промывал он ее, надо сказать, без особой нежности.

— Это всего лишь кровь. — Рейчел сделала театральный жест, обращаясь к невидимым зрителям: — Это только кровь, — повторила она, — моя кровь. Нет проблем.

Гидеон, безмолвно пошевелив губами, глянул на нее своими необыкновенными темными, отливающими золотом глазами. Затем встал и подошел к шкафчику на стене.

При виде бутылки виски лицо Рейчел расплылось в одной из самых чарующих ее улыбок.

— О, это лучшая твоя идея с момента кашей сегодняшней встречи… — Фраза закончилась коротким визгом, до непристойности похожим на собачий, поскольку он без предупреждения плеснул неразведекный жгучий напиток прямо на рану. — Черт, — сказала она, щурясь от слез и от боли, когда чуть опомнилась, — какое ужасное применение для такого хорошего напитка! — И наконец увидела, как он улыбнулся — едва заметно, скупо, почти неохотно.

— Ты когда-нибудь смеешься? — спросила Рейчел, придав своему голосу уж совсем легкомысленные интонации, поскольку чувствовала себя так, словно в ногу ее вцепился тигр.

— Когда есть что-то, над чем можно смеяться. — Он открыл банку с мазью и — теперь с большей осторожностью, чем раньше — начал возиться с ее раной.

— Налей мне…

Ей не понравилось, что эти слова прозвучали не столь легко, как она хотела бы. Подвижные твердые пальцы остановились, затем вновь задвигались над раной. К своему смущению и ужасу Рейчел почувствовала унизительный прилив слез к глазам.

Наступило молчание. Переполнившись жалостью к себе, она исподлобья взглянула на него, когда он, закончив бинтовать ее ногу, встал, выпрямившись во весь рост и возвышаясь над ней словно башня. Потом откинулась на спинку кресла с абсолютно бесстрастным лицом, устремив пустой взгляд в потолок.

Гидеон бесшумно отошел в сторону. В памяти Рейчел всплыло жалкое выражение на лице бедняги Хьюго, угловатая некрасивая фигура Дафни, которой она желчно завидовала, припомнилось ей и бесстрастное лицо красавца Тоби, их разговор: «Ты и правда женишься? — Ну да, конечно».

— Вот, — налитый до половины стакан возник перед ней. Гидеон уселся на соломенный тюфяк в углу как можно дальше от нее, наклонился вперед, уперев локти в колени. В руках его появилась кружка.

Рейчел пригубила виски. Крепкий терпкий напиток обжег ей горло. Она подавила кашель.

Гидеон откинул голову назад и тоже отпил, привычно и, как ей показалось, с большим облегчением. Потом налил еще виски в кружку.

— Надо подобрать пару моих ботинок, чтобы тебе было в чем дойти до дома.

Его речь, акцент и вся его внешность были на редкость чужими для ее мира, во всяком случае, ей в диковинку. К тому же он иногда вставлял в разговор какие-то загадочные слова из своего родного языка.

— Хорошо же я буду в них выглядеть, — заметила она.

Гидеон поднял голову.

— Зачем ты забралась в эту глушь?

Впервые он спросил об этом так, словно они были давно знакомы и его на самом деле интересовало, что же с нею случилось.

— Не знаю, — весело сказала она. — Может быть, ты скажешь мне это? Кто-то ведь должен знать? — Она отпила еще виски, подержала его во рту и проглотила, даже не поморщившись. — Наверное, я напилась…

— Ты не пьяна.

— Теперь уже нет. — Рейчел внезапно почувствовала ужасную, ошеломляющую усталость. Она звякнула своим стаканом об его. — Противно все время притворяться, правда? Но приходится.

— Зачем?

Какое-то время они сидели в молчании. Кили на своей подстилке потянулась и перевернулась на спину в сонном блаженстве.

— Потому что, — Рейчел бросила короткий взгляд на человека, сидящего напротив — чужака, изгоя, неподвижного и молчаливого как каменное изваяние, — потому что я — не такая, как люди обо мне думают.

На лице его мелькнуло подобие улыбки.

— А какая же?

Она слегка усмехнулась, все еще думая о Тоби.

— Другая.

Они выпили. Молчание, вновь повисшее в комнате, уже не было тяжелым и давящим. Что-то изменилось. Правда, нога Рейчел все еще ныла от боли.

— А ты, — спросила она. Гидеон вопросительно поднял бровь. — Ты на самом деле такой, как о тебе думают люди?

— Кто знает?.. Кто знает, что они думают про меня.

— И кому охота думать? — подсказала она тихо.

На этот раз его улыбка сверкнула словно солнечный луч на воде.

— Ты счастливый, — сказала она.

Он пожал плечами, лицо его вновь стало замкнутым. Рейчел осушила стакан.

— Я должна идти. Если они меня хватятся, поднимется переполох.

— Да.

Никто из них не сдвинулся с места.

— Извини за такое беспокойство.

— Это не беспокойство.

Она усмехнулась:

— Не могу припомнить, когда я последний раз извинялась перед кем-либо. Это не в моих правилах. — Поставив стакан на стол, она встала. — Я в самом деле должна идти домой.

— Подожди.

Он достал из-под шкафа пару ботинок, чересчур больших и тяжелых, которые придали ей клоунский вид. Со смехом встав в них, она слегка качнулась вперед, к нему, отлично понимая, зачем это делает. Он подхватил ее, восстановил равновесие и отступил, так и не дав прикоснуться к себе. Она сделала пару неуклюжих шагов, раскинув в стороны руки, но повторять попытку не стала.

— Лежать, — сказал он Кили, которая при звуках движения вскочила и встала в стойку. Собака с упреком посмотрела на него и опять свернулась на подстилке.

Выйдя из хижины, они пошли по натоптанной тропе в сторону имения. Вскоре показался дом, все еще светящийся огнями. Хлопали дверцы машин, отдаленное эхо прощаний доносилось в неподвижном холодном воздухе.

— Спасибо, — сказала Рейчел, — теперь я пойду сама. Она вылезла из неуклюжих ботинок и вернула их ему. Он взял их, не сказав ни слова, и повернулся спиной.

— Гидеон?

Он остановился, посмотрел через плечо — настороженный, готовый ко всему.

— Спасибо, — сказала она еще раз.

Он поднял руку и растаял в темноте. Рейчел какое-то время постояла там, где он ее оставил, потом двинулась по мягкой траве к каменному крыльцу, ведущему на веранду, к которой примыкал уже опустевший бальный зал.

— Рейчел! — Хьюго бросился к ней, словно комнатная собачка, преисполненная любви к хозяйке. — Где ты была? Мы обыскали абсолютно все!

В темноте, за газоном, недвижно чернела тень. Несколько минут Гидеон Бест смотрел в сторону дома, затем, беззвучно повернувшись, растворился во мраке леса.

Глава пятая

— По-моему, зимние свадьбы куда романтичнее, чем летние. Может быть, даже снег пойдет. Тогда это будет просто потрясающе! Боже мой, посмотри только на мои волосы! Что бы мне с ними сделать. Рейчел, подойди, помоги мне. — Рассматривая свое отражение в зеркале, Филиппа тяжело вздохнула и с преувеличенным отчаянием, словно героиня мелодрамы, произнесла:

— Что о них можно сказать?

Рейчел отвернулась от окна.

— Ничего хорошего.

На ней был бледный крепдешиновый халат, составлявший предмет страшной зависти Филиппы, которая в своем шерстяном платье ощущала все прелести невыносимой жары; в маленькой комнате Рейчел огонь в камине так и гудел, и пляшущие языки пламени едва не достигали печной трубы. На дверце гардероба висел кремовый костюм из прекрасной шерсти, отделанный бордовыми полосками кожи. Верхняя часть костюма представляла собой длинный узкий джемпер, назначением широкого бордового кожаного пояса было обтягивать талию, спускаясь на бедра. Костюм этот принадлежал Рейчел и был приготовлен для свадебной церемонии Тоби Смита и Дафни Андерскор.