— Вы его поймали, майор? — Бенсон вскочил с земли и в замешательстве уставился на беспорядок в мундире своего командира.

Их открытые рты заставили Гарнера опустить взгляд, и он поспешно застегнул китель.

— Я узнал все, что нужно. А его необходимо допросить! — Он указал на Чарли, который, приходя в себя после схватки, потряхивал головой. — Поставьте его на ноги и отведите к отряду. Я хочу до темноты найти это проклятое поселение и разбить там бивуак.

— Есть, сэр.

Лексоулт и Бенсон поставили Чарли на ноги и подтолкнули своими мушкетами. Следуя за своим хмурым командиром, они обменялись понимающими взглядами, и Бенсон осмелился тихо подсказать Таунсенду, что у него в волосах застрял лист папоротника.

Глава 3

Уитни добралась до широкой, окруженной деревьями фермы отца, подбежала к амбару и прижалась к нему спиной. Она тяжело дышала, легкие жгло, в голове стучало, а перед глазами плыли зловещие темные круги. Чтобы не упасть, она уперлась в землю широко расставленными ногами.

Наконец ее дыхание выровнялось, и она подкралась к углу сарая. Осматривая двор, сад и огород, окружавшие двухэтажный бревенчатый дом, она искала тетушку Кейт и наконец заметила ее чепчик, мелькающий между шестами для бобов в огороде.

Было не так уж трудно незаметно проскользнуть из амбара к двери кухни, выходившей на заднюю сторону дома; она проделывала это десятки раз. Скоро она уже пробиралась через темную, насыщенную вкусными запахами кухню с каменным очагом, крепким дубовым столом и полками, заставленными глиняными мисками, кувшинами и котелками, затем пересекла гостиную, где наряду с привычной в этих пограничных областях примитивной мебелью красовались некоторые предметы обстановки явно французского происхождения. Цепляясь за перила, она тащилась наверх по грубо сколоченной лестнице, радуясь, что живет в единственном в Рэпчер-Вэлли доме, в котором имеется второй этаж.

С трудом она добралась до своей комнаты и, вконец обессиленная, прислонилась к двери. Пот стекал у нее по спине, волосы прилипли к шее и ко лбу. Она сняла рубашку и расправила ее перед собой дрожащими руками, чтобы осмотреть компрометирующий разрыв. Чарли. Собственными зубами… как какой-нибудь варвар!

Она сползла на пол, вдруг в полной мере осознав, что с ней произошло. Боже, ее едва не… И дважды за один день! Уитни с ужасом вспоминала сегодняшние события. Но по правде говоря, перед ней встало не налитое кровью лицо Чарли и его распахнутая на груди рубашка, а лицо того, второго преследователя, солдата.

Солдаты! Уитни внезапно выпрямилась. Значит, правда, что федералы послали войска, чтобы принудить население выполнять тот проклятый «акт». А отец с другими мужчинами из их долины еще находятся вдали от дома, на тех переговорах. Милостивый Иосафат! Пусть все кончится только переговорами, только не войной! Папа, наверное, еще не скоро вернется домой, а может быть, его не будет… очень, очень долго…

«Нет, — твердо заявила она себе, — он вернется!» Она обвела взглядом свою маленькую надежную комнатку под самой крышей, страстно желая, чтобы отец оказался рядом. Но у нее были обязанности, а теперь, когда появились эти солдаты…

Она вытащила из сундука чистую рубашку и налила воды в фарфоровый тазик. Сняла с себя испачканные в траве штаны и бросила их на груду белья на полу.

Но, ожесточенно натирая лицо и шею грубой намыленной тряпкой, она обнаружила, что ее губы странно покалывает. Она недоуменно нахмурилась и потрогала их. Там, где она чувствовала покалывание, губы слегка припухли, и когда Уитни коснулась этого места, у нее возникло странно приятное ощущение. Она попробовала нажать посильнее, и ее лицо вдруг удивительно загорелось. Глаза изумленно распахнулись, затем сощурились.

Из-под таинственных ощущений прорывались искры ее пылкого темперамента, унаследованного от шотландских и ирландских предков. Она еще не понимала, что именно поэтому ее так волновали поцелуи солдата.

Уитни с досадой застонала и старательно облизнула губы. Это не помогло. Встревоженная, она вонзила в них зубы, но стало только хуже. Малейшее прикосновение к губам вызывало в ней прилив острого, непонятного возбуждения. Она с силой потерла губы тыльной стороной ладони, пытаясь стереть пугающие ее ощущения.

Снова намылив тряпку, она стала энергично растирать все тело. Но когда густая пена коснулась сосков, ее пронзил поразительный всплеск удовольствия. Она замерла, удивленно посмотрела вниз и увидела, что прямо на глазах ее соски напрягаются, приподнимаясь. Что с ними случилось, что случилось с ней самой? Тяжело дыша, она неуверенно провела куском мыла по соскам. Мыло выскользнуло и со стуком упало на деревянный пол. То же самое мучительное и сладкое ощущение, которое она испытала в губах, теперь покалывало ее груди.

Словно оглушенная громом, Уитни медленно подняла руки и кончиками пальцев потерла напряженные, ожидающие ласки соски. Целый вихрь ощущений пронзил ее, коснувшись неизвестного центра наслаждения, расположенного в глубине ее тела. Она накрыла груди ладонями и сжала их. Ее словно окатило с головы до ног горячей волной. Она изумленно уставилась на свои груди. Внезапно ее руки стали руками того федерала, и смелое, оглушающее ощущение наслаждения пронзило Уитни, когда слились воедино настоящие ощущения и воспоминание о них. Точно такие же ощущения волновали ее, когда тот солдат…

Негодяй! Он околдовал ее, сделал с ней что-то, отчего эти пугающие ощущения не оставляют ее тело!

Уитни стиснула зубы и стала с яростью намыливаться, пытаясь изгнать странные накатывающие волны возбуждения.

Это все из-за Чарли, из-за него все началось, из-за него и из-за его сделки!

Но на самом деле Уитни бесило не то, что Чарли нагло вздумал выторговывать ее невинность. Она выросла в сознании, что все вокруг было предметом для честной сделки, включая даже самые личные и интимные отношения. В конце концов, брак тоже представлял собой честную сделку, в которой и парень, и девушка отдавали и получали то, что каждому требовалось. И все браки в Рэп-чер-Вэлли начинались с таких же жарких переговоров.

Нет, ее разозлил и озадачил сам факт, что Чарли хочет заполучить ее невинность. Видимо, с того самого момента, как он вернулся из армии, он все время изучал изменения, которые независимо от ее воли произошли в ней за время его отсутствия. И когда теперь смотрит на нее, только и видит все эти выпуклости и округлости, про которые говорил и которые делали ее безнадежно женственной… и уязвимой в особом и даже в унизительном смысле.

До сегодняшнего дня с поистине детской логикой Уитни надеялась, что если будет игнорировать изменения в своем теле, они как-нибудь пройдут сами собой. Но природа и так уже достаточно надолго продлевала ее детство и сейчас как будто наверстывала упущенное время, с некоей мстительностью превращая ее в настоящую женщину.

В четырнадцать лет, когда большинство девушек в их долине уже приобрели женственные формы и бросали на парней заигрывающие взгляды, Уитни была еще похожа на мальчика: широкие плечи, длинные резвые ноги, узкие бедра и плоская грудь. Она по-прежнему не отставала от местных ребят в основных развлечениях, которые были распространены на границе: езда верхом, погоня друг за другом, борьба — и чаще всего одерживала над ними победу. Затем на пятнадцатом году она стала «разбухать», как Уитни с отвращением это называла. А тетушка Кейт говорила, что она расцветает. Как это ни называй, но у нее стала округло натягиваться рубашка на груди, штаны связывали движения, а ребята теперь изгоняли ее из своей компании, как будто она была вшивой.

Теперь у нее развилась довольно высокая грудь, что она поняла, исподволь сравнивая себя с другими девушками. Ее талия вдруг стала тоньше, а бедра округлились, что Уитни тревожило. И ранее мальчишеская походка тоже странно изменилась: ягодицы Уитни слегка подпрыгивали и раздражающе покачивались при ходьбе. Все эти изменения приводили девушку в замешательство, и она старалась игнорировала их, насколько могла… до сегодняшнего дня.

— Зажарить тебя мало, Чарли Данбер! — пробормотала Уитни себе под нос, словно обвиняя приятеля в том, что все ее тело так изменилось.

Уитни вдруг опустила тазик, из которого ополаскивала тело и подумала: «Нет… не Чарли». Она не испытывала ничего, кроме ярости и злости, когда Чарли придавил ее к земле и прижался к ее губам, пытаясь раскрыть ей рот своим языком. И когда он сунул руку в разрыв рубашки и коснулся груди, ее захлестнуло чувство унижения от того, что мужчина демонстрирует свою силу таким наглым и глупым способом. В этом не было ничего общего с теми приятными ощущениями, которые она испытала, когда ее касался солдат. В ее жизни не происходило ничего подобного… и Уитни отчаянно молилась, чтобы и дальше этого с ней не случалось.

Мытье волос заняло гораздо больше времени, чем она думала. Обернув мокрую голову полотенцем, Уитни влезла в чистые штаны и уже застегивала рубашку, когда в дверь три раза резко постучали.

— Уитни?! — повелительно крикнула тетушка Кейт, требуя немедленного ответа. — Уитни Дэниелс, ты здесь?

— Да, тетя Кейт. Я только немного освежилась. — Уитни вздрогнула, спохватившись, что своим поспешным честным ответом подвергла себя дальнейшим расспросам.

Кому, как не тетке, знать, что она моется, только когда это становится необходимым, и что в жизни добровольно «не освежалась»? Уитни подбежала к двери и распахнула ее, нарочито ослепительно улыбаясь.

— Силы небесные, я совершенно забыла про время, тетя Кейт! — Уитни проскользнула в узкий коридор и оказалась бы уже в середине лестницы, если бы у тетушки Кейт не было реакции гремучей змеи: она успела схватить ее за руку и загородить ей дорогу.

— Вот и ты, чтобы развести огонь к ужину, а вот и я, которая не успела этого сделать, и мы с тобой буквально умираем от голода…

Уитни оказалась нос к носу с тетушкой, которая с подозрением всматривалась в нее голубыми глазами, и сделала последнюю отважную попытку.