– Согласен.

Машины, которые арендовал Финч, от переезда к переезду становились все крупнее. Стивен видел в этом дурное предзнаменование. Профессор тратил деньги Крэнстона, пока была такая возможность, и, ерзая взад-вперед по сиденью «паркетника»[57] на каждом повороте, Стивен укреплялся во мнении, что Финч потакает ему, лишь бы не расстраивать.

Финч похлопал по обтянутому кожей рулю и улыбнулся:

– Это все равно что управлять кораблем. Полный привод, сиденья с подогревом, мультимедийная система сзади.

– Может, мне туда пересесть? – спросил Стивен.

– В городе с такой махиной не развернешься. Но здесь мы практически одни на трассе.

– Может, мы просто слишком высоко сидим, чтобы видеть остальные машины.

Финч опасливо на него покосился:

– Эта машина не самое подходящее место для содержимого твоего желудка.

Он нажал на кнопку, и окно со стороны Стивена приоткрылось, наполнив салон холодным, едким воздухом, от которого защекотало в носу.

– Просто высота непривычная, – сказал Стивен. Ему пришлось буквально запрыгивать на переднее сиденье.

– Ты прав. Тут разреженный воздух.

Стивен не помнил, когда его в последний раз окружало столько открытого пространства. Солнце висело в небе багрово-оранжевым диском, нижнюю треть которого будто скальпелем срезало плато столовой горы, а остальную часть подпирали облака в шербетных тонах. Сумеречную синеву гор, поднимавшихся над Санта-Фе, прорезали темные пилы сосен с нижних склонов. Кое-где мелькал мертвенно-бежевый – коврики тусклой травы вдоль трассы. День угасал, и сумерки затуманивали очертания пейзажа, делая его плоским.

Санта-Фе, напротив, оказался сверкающим лабиринтом приземистых зданий и отбрасывающих тени фонарей. Город тонул в бледном золоте. Оно мерцало рядами бумажных пакетов, отмечающих крыши домов, стены и границы подъездных аллей; оно посверкивало на ветвях деревьев и под карнизами, подмигивало Стивену клубками, разбросанными по живой изгороди, подобно неводам в темной воде. Атмосфера создавалась волшебная и чарующая, и Стивену подумалось, что все еще может сложиться хорошо.

Ресторан тоже был уютным и мерцающим, согретым пламенем свечей. Они с Финчем ели, пили и в свое удовольствие дискутировали на отвлеченные темы. Ни слова о картине, Кесслерах, письмах и ребенке. Такую беседу Стивен с удовольствием бы вел с отцом, но не помнил, чтобы при жизни Дилана им это удавалось.

У него в кармане зажужжал телефон, и Финч нахмурился. Профессор недолюбливал это чудо техники, в душе оплакивая медленное отмирание бумажных писем, Почтовой службы США и проводных телефонов, которые, как он говорил, хоть иногда позволяли насладиться благословенной тишиной. Стивен опустил телефон под скатерть и посмотрел на экран.

– Это Лидия, – сказал он, и негодующий взгляд Финча тут же потеплел. – Она пишет мне сообщение, спрашивает, почему у вас выключен телефон.

– У нее все хорошо? В чем дело?

– С пальцами, по крайней мере, у нее все в порядке, – ответил Стивен. – Мне, конечно, лестна роль посредника, но почему бы вам не включить телефон и не спросить у нее самому?

Финч встал и бросил салфетку на стол.

– Дома уже начало двенадцатого. Обычно она так поздно не звонит. Подпишешь чек, Стивен? Попытаюсь перезвонить ей из номера. Там кнопки больше.


На утро Стивен проснулся с мерзкой болью в затылке и проглотил аспирин с водой, которые нашел на прикроватном столике. Высота, спиртное и дурные предчувствия не обещали продуктивного дня. Стивен принял горячий душ, вылив на себя содержимое целой бутылки эвкалиптового геля, которую нашел в ванной. В голове прояснилось, и, благоухая, как лес, Стивен спустился на первый этаж, чтобы встретиться с Финчем в ресторане.

Финч выглядел так, будто всю ночь не сомкнул глаз. Его лицо приобрело цвет молочной пенки, на подбородке наметилась щетина.

– Лидия не заболела? – с некоторым беспокойством спросил Стивен.

– В каком-то смысле, – с рассеянным видом проговорил Финч. – Она беременна.

– О, – выдохнул Стивен. Такой поворот событий был явно не в его пользу. Теперь она, конечно, души не чает в этом Кельвине. – Вы рады?

Финч кивнул, и по нижней части его лица расплылась нелепая улыбка. Он уже вовсю походил на любящего дедушку. Стивен опасался, что профессор ищет, кого бы обнять.

– Мальчик или девочка?

– Не знаю. То есть они не хотят знать заранее.

У профессора буквально голова шла кругом от счастья. Стивен никогда не слышал стольких довольных вздохов подряд и боялся, как бы Финч не заработал себе гипервентиляцию легких. Но профессор коротко обнял его, по-дружески похлопал по спине и наморщил нос, учуяв запах эвкалипта, который до сих пор не выветрился. Финч заказал шампанское и прервал процесс его поглощения Стивеном несколькими тостами: сначала за Лидию, потом за внука, потом за себя любимого, при этом как можно чаще употребляя слово «дедушка».

– Финч, все это прекрасно, и я рад за вас, но нас ждет важное дело. Вы не забыли?

– Конечно, нет.

Однако на лице профессора была написана рассеянность. Стивен покачал головой и заставил себя доесть остатки гренок.

После завтрака они вышли в вестибюль и сели рядом в твердые кожаные кресла, по обе стороны столика с внутренним телефоном.

– Не вижу смысла ждать, – сказал Стивен.

– Да. Лучше покончить с этим.

Стивен поднял трубку:

– Соедините, пожалуйста, с номером постояльца. Я хотел бы поговорить с Элис Кесслер.

Последовала пауза, в течение которой администратор, видимо, просматривал список.

– Прошу прощения, сэр. У нас нет постояльцев с таким именем.

Стивен положил трубку и покачал головой.

– Набрать остальные?

– А что, если прогуляться к ним пешком? Сегодня чудесное утро. Заглянем в пару галерей по пути. Ты ведь говорил, что остальные гостиницы расположены на той же площади или по соседству, верно?

Финчу нельзя было отказать в такте. В конце концов, их поиски перестали быть для него главной заботой. Он вернется в свою уютную квартиру, к восхитительной округляющейся Лидии, а после каникул – к студентам. Его ждала семья в истинном смысле этого слова. Стивен вспомнил о пыльной искусственной елке в доме матери, о согнутых под вычурными углами ветках и металле, который проглядывал в тех местах, где иголки выпали, как старые зубы, из‑за того что их много лет подряд таскали туда-сюда внутри одной и той же маленькой коробки.

Меньше, чем за час они обошли оставшиеся четыре гостиницы. Элис Кесслер ни в одной из них не оказалось, и никто не вызвался добавить, что она действительно останавливалась, но уже съехала. «Мы не предоставляем такой информации», – в один голос твердили администраторы. Стивену пришлось признать, что у них нет иного выбора, кроме как вернуться в Орион и положиться на великодушие Финея. Он уже чувствовал, как вокруг него смыкаются стены крошечного кабинета в «Мерчисон и Данн», и проезжающий мимо лифт скрипит и заставляет дребезжать канцелярскую мелочь на его столе. Продержит ли его Крэнстон до конца праздников или разделается с ним без промедления, пустив его жалкую зарплату на компенсацию расходов, которых потребовала эта охота за химерами? Он остановился, приложил руку ко лбу и налег спиной на фонарный столб, внезапно почувствовав себя обессиленным.

– Стивен.

– Я в порядке. Просто дайте мне минутку, пожалуйста.

– Стивен.

– Ради Бога, Финч, признайте, что это ужасно.

Он поднял голову и увидел, что Финч стоит в дверях галереи и рассматривает через стекло какую-то скульптуру.

– Смотри, – сказал Финч и ворвался в магазин.

Стивен подошел к окну и приложил руку к стеклу, прикрывая глаза от солнца. Финч отчаянно жестикулировал, пытаясь привлечь внимание молодой женщины в джинсовой юбке и длинных сережках, касавшихся ее плеч. Скульптура была из нержавеющей стали и являла собой абстрактную чувственную форму, нечто среднее между облачком и кляксой. Края были изогнутыми и восхитительно гладкими, металл играл отраженным и преломленным светом, отбрасывая на потолок цветные призмы. Табличка у подножья гласила: «Вертикальная лужа № 3 – Кесслер».

Кесслер. Элис. Стивену не приходило в голову, что она могла быть художником. Честно говоря, он мало задумывался о том, чем Элис зарабатывала на жизнь, когда бросила магистратуру. Но в любом случае трудно было предугадать, что она променяет орнитологию на скульптуру. Впрочем, если она скульптор, становится понятным, почему она оказалась в Санта-Фе. А если она здесь, ее можно найти. Стивен оперся о подоконник. Они все-таки нашли ее.

Стивен рванул в галерею и в дверях налетел прямо на профессора.

– Мы нашли Элис! – Стивен сгорал от нетерпения, не мог дышать и чувствовал себя счастливее, чем когда-либо. – Вам дали номер? Где она остановилась?

У Финча было странное выражение лица, задумчивое и неуверенное.

– Мы нашли не Элис.

– О чем вы? «Кесслер». Так написано прямо под скульптурой за главной витриной.

– Агнета. Кесслер – это Агнета. Стивен, похоже, мы нашли дочь Томаса. Не Элис.

– Но Элис была здесь, в Санта-Фе. Я видел пометку на календаре. Возможно, она приезжала навестить дочь. Это идеальный вариант.

– Не думаю, что это подходящее слово. Впрочем, скоро мы все узнаем. Я оставил свою визитку владелице галереи. Она свяжется с Агнетой и попытается устроить нам встречу.

– Но что вы ей сказали?

– Я солгал.


Никогда еще ложь не приходила ему в голову настолько быстро. Без всякой задней мысли – «Кесслер» могло означать только Элис – Финч ринулся в наступление и спросил о скульптуре в окне.

– Местная художница. У нее восхитительные, уникальные работы. В большинстве своем довольно габаритные, а эту она сделала специально для меня, для витрины галереи. Агнета Кесслер.

Женщина спрятала волосы за уши и тепло улыбнулась Финчу, оценивая его как потенциального покупателя.