Ширл Хенке - Рай земной

Неподалеку от реки Гвадалквивир, лето 1491 года

Испуганная, как заяц, девушка пряталась в камышах. Она с трудом переносила удушающую жару и влагу, характерные для последних дней августа. Выжженный солнцем тростник оцарапал ее изящную, чуть тронутую золотистым загаром руку, и она тихо выругалась.

– Богохульство – еще один грех, в котором мне завтра придется исповедоваться отцу Алонсо, – еле слышно сказала она и поползла вдоль берега заросшей папоротником реки к более глубокому и чистому озеру, откуда доносились громкие всплески и пение. Ее длинная темно-рыжая коса почти расплелась, и волосы рассыпались по плечам, а она все подкрадывалась к своей жертве. Приблизившись к колючему розовому кусту, она прищурила зеленые, как у кошки, глаза и протиснулась сквозь густую листву.

Примерно в десяти метрах спиной к ней по пояс в чистой воде стоял молодой человек, а его жеребей шумно пил из ручья, впадавшего в реку. Лишь на одно мгновенье ее глаза задержались на величественном Барбе, его темно-каштановая шкура лоснилась под жаркими лучами андалузского солнца. Девушка часто восхищалась лошадьми, но сейчас ее больше интересовал всадник. У него были вьющиеся волосы до плеч, которые просто исстрадались по цирюльнику, но все равно отливали темным золотом. Юноша намыливался и плескался, во весь голос распевая скабрезную солдатскую песенку, которой, без сомнения, выучился от старших соотечественников во время мавританских войн. «Еще один грех, в котором надо будет признаться». Она вздохнула и продвинулась поближе, а ее глаза широко раскрылись, любуясь его прекрасной, бронзовой от загара фигурой.

Когда он рьяно тер себя, похожие на канаты мускулы играли на его гибком теле. Юноша повернулся, оказавшись лицом к укрытию, где Магдалена Луиза Вальдес задержала дыхание. Он скользнул взглядом по розовому кусту, потом перевел его на рощицу оливковых деревьев, за которой была спрятана ее лошадь. Девушка внимательно рассматривала его красивое лицо с густыми изогнутыми золотистыми бровями, сверкающими темно-синими глазами, высокими скулами и четко очерченными губами, которые раскрылись в ослепительно белозубой улыбке. Он откинул назад голову и расхохотался, перейдя к следующему куплету песенки.

Голос его был глубокий, сильный, он летел из широкой мускулистой груди, покрытой пушком золотистых волос, которые сужались и призывно исчезали под поверхностью воды.

– Эй, андалузец, тебе стоит присоединиться ко мне! Вода остужает и освежает, – позвал Аарон своего жеребца, который терпеливо стоял на берегу.

Но Барб потряс головой, словно понимая, о чем идет речь, и продолжал пастись.

– Хватит с тебя! Ты слишком растолстеешь и не влезешь в свою подпругу, если я в скором времени не поеду домой, – сказал Аарон, быстро погрузившись в воду, чтобы ополоснуться, а потом нарушил водную гладь, тряся головой и посылая в разные стороны сверкающие на солнце капли.

Когда он направился к берегу, Магдалена чуть не забыла о том, что надо дышать, она не могла отвести взгляд от его обнаженного бронзового тела, возвышающегося над водой.

– Так, значит, это правда, – в благоговейном страхе пробормотала она, когда ее глаза остановились на мужской части его анатомии, что укрылась среди темно-золотистых волос. Ее взгляд скользнул по его длинным стройным ногам, а потом еще раз возвратился к кончику фаллоса. Он выглядел иначе, чем те, что были нарисованы в медицинских книгах, которые она внимательно рассматривала в библиотеке семьи де Пальмас.

Магдалена слышала от отца и его друзей, что евреи уродуют свои тела обрезанием. Диего Торрес в ее глазах не выглядел искалеченным. Он был восхитителен. Весь, целиком! Какое наказание могла бы она понести за эту экскурсию и подглядывание за купающимся нагим обращенным евреем? Если ее отец когда-нибудь узнает об этом, он придет в неистовство. Но девушка удовлетворила свое любопытство, а оно того стоило.

Магдалена была влюблена в Торреса до безумия еще с тех пор, когда была десятилетним ребенком, а он пятнадцатилетним юношей, сопровождавшим своего отца при дворе короля Фердинанда и королевы Изабеллы. Это было пять лет назад. Тогда он был Аароном Торресом. Его отец был еврейским врачом, которому больше всего доверял король. Под нажимом короля семья Торресов приняла христианство, дети получили баптистские христианские имена. Аарон стал Диего. Но некоторые вещи невозможно так легко изменить, с девчоночьей ухмылкой подумала она. И если безбородый юнец был для нее золотым видением, то закаленный в сражениях молодой человек, который сейчас стоял перед ее глазами, производил куда большее впечатление. Тонкий шрам окаймлял его подбородок, а еще один пересекал его спину: наверняка на него сзади напал какой-нибудь трусливый солдат-мавр. Широкая рана на его левой ноге также свидетельствовала о его военном опыте. Она наблюдала, как он вытерся куском льняной ткани, а потом начал одеваться в чистую одежду, которую вытащил из тюка.

Одежда выдавала в нем наследника богатой и известной семьи. Рейтузы, обтягивающие эти длинные мускулистые ноги, были из тончайшей ткани, снежно-белая льняная рубашка у ворота вышита темно-синими шелковыми нитями, которые были под стать такой же вышивке вдоль его широких плеч. Он упаковал свои тяжелые кожаные доспехи, но пристегнул меч и кинжал к поясу, обхватывающему узкие бедра, а потом надел пару выношенных от времени лайковых башмаков.

Аарон провел рукой по гладкому подбородку, который побрил перед купанием, потом посмотрел на свое отражение в озере.

– Этого достаточно, чтобы поприветствовать моих родных, – мрачно пробормотал он. Однако был весьма доволен тем, что избавился от запаха крови и грязи сражения. Вдруг он почувствовал, будто за ним наблюдают. Он отнес это непонятное ощущение к недавним встречам со смертью, засмеялся и спросил себя:

– Ты что же, вообразил, что из-за розовых кустов на тебя набросится мавр?

Собирая разбросанную одежду и военные пожитки, он подумал о своем близком возвращении домой. Дон Карлос дал ему отпуск, чтобы он навестил семью по радостному поводу: его младшая сестра Анна выходила замуж за сына выдающегося благородного христианина, становилась членом известной герцогской семьи Медина-Сидония. Возможно, его отец радовался, но он знал, что мать не разделяет его веселья. Аарон решил воздержаться от суждений, пока не переговорит с Анной.

Магдалена проследила, как золотой всадник, явно погруженный в свои мысли, сел на лошадь. Это хорошо: ему вовсе незачем видеть ее. Низко пригибаясь к колючей траве, она затаила дыхание, чтобы острый взгляд солдата не заметил ее. Когда величественный гнедой жеребец проскакал в противоположном направлении, она медленно, со свистом вздохнула и встала. Ноги ее свело судорогой, а каждый дюйм кожи саднило. Отбросив влажную прядь волос за плечо, она вытянулась, как молодое гибкое животное, и стала пробираться назад, туда, где была спрятана ее лошадь.

Едва она расчистила себе дорогу в камышах, как увидела братьев Муньос – Хуана и Педро, аккуратно и элегантно одетых. Это были сыновья их ближайшего соседа – хитрые, коварные, известные соблазнители крестьянок в поместье Муньосов. Выпрямившись во весь рост, девушка с вызовом посмотрела на них. Она была дочерью Бернарде Валъдеса, дворянина древнего славного рода, пусть сейчас и не слишком богатого.

Педро ухмыльнулся, наклонясь к изящному, еще не полностью развившемуся телу девушки.

– Что тут у нас – ты одна и заблудилась, а?

– Наверное, сеньориту надо спасать, – ответил Хуан, а потом затараторил, словно переменив решение: – Нет, нет, я думаю, такая потная, испачканная болотная нимфа – просто крестьянская девчонка.

Магдалена прищурилась от ярости.

– Вы прекрасно знаете, кто я такая, Хуан Муньос. Прочь с дороги! – надменно приказала она.

– А где ваша свита? Ваш отец не позволил бы вам разгуливать без присмотра, – елейно заявил Педро, приближаясь к ней.

Магдалена увидела, что они стоят между нею и ее лошадью. Почему она сегодня ускользнула, чтобы покататься в одиночестве? Ее дуэнья Миральда предупреждала о подобных сегодняшним обстоятельствах. Она оглядела пустынное болото, и во рту у нее пересохло. Смелость ей придавал лишь маленький кинжал, висевший на талии.

– Вы такие же дикари, как мавры, раз пристаете к сеньорите.

– Я вижу здесь не сеньориту, а только слегка мокрую девицу, которую следует научить хорошим манерам, – сказал Хуан, бросаясь к ней.

Магдалена выхватила свой украшенный драгоценными камнями кинжал и ударила по руке обидчика, прорезав плотный бархатный рукав его короткой куртки. Брызнула кровь, и раздалось сдавленное проклятье.

– Хватай ее, Педро! – прорычал он, протянул руку и, схватив ее тонкое запястье своей огромной лапищей, рванул ее к себе.

Магдалена лягнула Хуана, нащупав большим пальцем свой крошечный кинжал, но Педро быстро подскочил к ней сзади, подхватил под коленками, а его братец сжал обе ее руки. Они вместе повалили девушку на траву и крепко удерживали ее. Педро высоко на бедра задрал юбку и держал ее за колени. Она боролась с ним, а Хуан ударил ее по лодыжке и задрал юбку еще выше.

Магдалена почувствовала, как из ее горла вырвался крик. Зачем она преследовала Диего Торреса и шпионила за ним? Какое безрассудство забраться в эту глушь и переживать сейчас весь этот ужас!

– Ори, ори. Никто не услышит тебя, – сказал Педро хриплым от возбуждения голосом. Он принялся расстегивать пояс, а Хуан по-прежнему удерживал ее.

Изловчившись, Магдалена лягнулась, но все было бесполезно. Она была сильной девушкой, но хрупкого телосложения. К тому же ей было всего пятнадцать.

Педро освободил от ремня свои рейтузы и спустил их вниз, обнажая свой громадный твердый член. Он выглядел таким бесстыдным и плотским: свободной рукой Педро грубо оттянул крайнюю плоть. Магдалена отвернула голову от надвигающегося кошмара, а Педро все ниже и ниже наклонялся над ней.