Патриция Хэган - Рай в шалаше

Большая Раби надеялась, что, поправившись, Бретт останется жить у нее, но он твердо решил отправиться на войну и сражаться на стороне янки. И вот теперь они прощались. Прильнув к груди Бретта, Раби шепнула, что не держит на него зла и всегда будет любить его.

– Я тоже буду помнить тебя, – ответил ей Бретт, понимая, что женщина ждет от него совсем другого. Она хотела, чтобы он остался с ней, хотела вечной любви, которой он не мог ей дать.

Вскочив на коня, Бретт дотронулся рукой до шляпы.

– Береги себя, – сказал он на прощание Большой Раби.

– Ты тоже, солдат… – Она заставила себя улыбнуться. – Желаю тебе найти своего ангела.

– О чем речь? – недоуменно спросил Бретт.

– Я же слыхала, что ты говорил в бреду. То и дело звал какого-то ангела, разговаривал с ним, или, лучше сказать, с ней. Ну, я и решила, что ты любишь ее. А если так… – Большая Раби еще раз улыбнулась. – Надеюсь, что ты ее разыщешь.

Бретт покачал головой с таким видом, словно не понимал, о чем она говорит, а затем пустил лошадь галопом.

Да уж, ангел, пронеслось у него в голове. Скорее дьявол, чем ангел…

Впрочем, в одном Большая Раби была права: он все еще любил Анджелу.

Прошло уже несколько недель, с тех пор как Анджела вернулась в Бель-Клер, и с каждым днем становилось все очевиднее, что трудности их жизни связаны не только с войной. Девушка замечала, что отец все дальше и дальше уходит от действительности. Он или сидел, запершись в кабинете, или проводил время в усыпальнице Твайлы да еще пил больше, чем когда бы то ни было. Казалось, его вообще перестало что-либо волновать.

Тем временем работа на плантации шла своим чередом. Все жили ожиданием, не зная, что будет, когда генерал Бенджамин Батлер присоединится к своим войскам.

Анджела хотела было сама объезжать поля, как это делал отец, но Клодия ни на шаг не отставала от нее. Девушка боялась, что та скажет что-то обидное работникам, и они решат уехать. По всей Луизиане не хватало надсмотрщиков. В начале апреля конгресс конфедеративных штатов принял решение о мобилизации всех белых мужчин в возрасте от восемнадцати до тридцати пяти лет. Разрешалось оставлять одного надсмотрщика на двадцать рабов.

К счастью, чем жарче становилось, тем меньше желания было у Клодии выходить из прохлады дома и таскаться по плантации следом за Анджелой. Зато почти каждый день она стала ездить в Новый Орлеан. За ужином Клодия рассказала о том, что в городе становится все спокойнее и что она завела дружбу со многими офицерскими женами.

Однажды, когда названая сестра хвасталась тем, что пила чай с миссис Элизабет Гембри, Анджела, не выдержав, спросила:

– А ее муж, случайно, не майор?

– Да, конечно, – удивленно подняла брови Клодия. – Откуда ты знаешь?

Внезапно потеряв аппетит, Анджела отодвинула тарелку с супом и пробормотала:

– Этот человек был очень груб со мной, когда я приехала в город.

– Не сомневаюсь, что ты сама его спровоцировала, – тут же заявила Клодия. – Элизабет рассказывала мне, что офицерам строго-настрого велели корректно вести себя с местным населением, так что наверняка это ты виновата в том, что майор Гембри вышел из себя. Почему-то со мной он обращался замечательно.

– Еще бы, – пожала плечами Анджела, – ты им всем задницы лижешь.

– Анджела, следи за своей речью! – возмутился Элтон. Впервые за долгое время он принял участие в общей трапезе и был удивлен, услышав, какие выражения позволяет себе его дочь.

– Прости, папочка, но другими словами поведение Клодии не описать. Уверена, что ты тоже недоволен ею.

Элтон вообще больше всего хотел, чтобы Клодия убралась в Новый Орлеан и жила там с каким-нибудь мерзким янки. Но, не желая устраивать скандала, он решил сменить тему:

– Мама всегда говорила, что за столом надо беседовать о приятных вещах.

– Это не я начала, – заявила Клодия, пожелавшая, чтобы последнее слово осталось за ней.

Элтон протянул чашку, и Кезия налила ему еще кофе. Сделав глоток, он недовольно поморщился.

– Не знаю даже, что заставляет меня пить эту бурду. Не помню уж, когда мне в последний раз подавали нормальный кофе или цикорий. Похоже, кухарка варит это зелье из кукурузы, поэтому у него такой гадкий вкус.

– А вот я пила сегодня замечательный кофе, – вмешалась Клодия. – Вчера пришло судно с продовольствием, и всем женам офицеров раздали много еды.

– Я смогу достать вам немного кофе, – произнес Реймонд. – Один из офицеров поделился кофе с отцом, за то что тот ухаживал за его больной женой. Я непременно привезу вам кофе, когда в следующий раз поеду в Новый Орлеан.

– Нет, ни за что! – возмущенно всплеснула руками Анджела. – Мы ничего не возьмем у чертовых янки.

– Это же смешно, – захихикала Клодия. – Когда только ты повзрослеешь и поймешь, что ведешь себя глупо?

– Анджела, мне кажется, ты преувеличиваешь, – примирительным тоном проговорил Элтон. – Надо же и о Бель-Клере думать.

Увидев, что все смотрят на нее осуждающе, Анджела спросила:

– Что ты имеешь в виду?

Слегка смутившись, Синклер объяснил:

– Ко мне недавно приезжал Джон Кэрроуэй, у которого плантация выше по реке. Он говорит, рабы все больше бунтуют, и единственный способ успокоить их – сотрудничать с федеральными властями.

– Не понимаю, какое это имеет отношение к нам? – покачала головой девушка. – У нас-то нет таких проблем.

– Пока нет, но наверняка будут, – возразил Элтон. – Недовольные рабы могут переманить на свою сторону тех, кого пока устраивает их положение. Джон сказал, что они объединяются в настоящие банды, которые присягают на верность федералам. Рабы больше не хотят работать на плантациях.

– Но чего же они хотят? – возмутилась Анджела.

– Они были не готовы… – начал было Реймонд, но его остановил ледяной взгляд Клодии.

– Да, с рабами могут возникнуть проблемы, и единственный выход в такой ситуации, – продолжал Синклер, – это обратиться за помощью к янки. Я согласен с Джоном: мы должны дождаться генерала Батлера и сообщить ему, что занимаем нейтральную позицию в этой войне.

– Я не стану присягать на верность Союзу, – упрямо сказала Анджела.

– Этого и не надо делать, – заверил девушку отец.

– А ты? – возбужденно заговорила Клодия, обращаясь к Синклеру. – Ты это сделаешь?

Анджела мысленно молила отца ответить, что он никогда не встанет на сторону юнионистов, однако в глубине души девушка понимала, что Элтон решил придерживаться иной позиции.

– Да, – заявил Синклер. – Думаю, для всех нас так будет лучше. В конце концов какая разница! Моя подпись на листке бумаги не изменит моих мыслей и не уменьшит моей преданности Конфедерации. Этого они у меня не отнимут. Я просто использую янки, неужели вы не понимаете? – Элтон накрыл своей рукой руку дочери.

Признаться, Анджела действительно не понимала, почему это необходимо, но была рада, что отец начинает хоть к чему-то проявлять интерес.

– Просто держи рот закрытым и не наживешь беды, – фыркнула Клодия. – Может, янки и не узнают о твоем существовании. Слава Богу, ты не пойдешь на бал, устраиваемый в честь генерала Батлера. Хоть семью не опозоришь…

Анджела была поражена.

– Клодия! – Она чуть не поперхнулась. – Не хочешь же ты сказать, что пойдешь на бал юнионистов?

– Конечно, пойду. И надену новое платье, – расхвасталась Клодия. – Эффи Лотер, как и другие портнихи Нового Орлеана, сняла со своей мастерской вывеску, поклявшись, что не станет шить для жен янки. Поэтому им, бедняжкам, нелегко приходится – ни одна портниха не признается, чем занимается. Янки не привыкли к нашей жаре, а одежда у всех теплая. Так что, – торжествующе заключила она, – когда я рассказала Элизабет Гембри про Эффи, та так обрадовалась, что предложила сшить платье и на меня.

– Эффи тебе не забудет этого, – заметила Анджела, – и я ее понимаю. Но как ты могла предать ее?

– Запросто. И в чем тут предательство? Она заработала, а я получила не только новое платье, но и приглашение на бал; теперь офицерские жены просто боготворят меня.

– Боюсь, ты слишком самонадеянна, – пробормотала Анджела.

Хоть это и было не по душе Элтону, он решил, что лучшего момента для новости, которую он должен сообщить дочери, не найти:

– Должен сказать, что мы тоже приглашены на бал. Все.

Анджела отрицательно покачала головой:

– Я ни за что не пойду развлекаться с янки.

– Прошу тебя, – к удивлению присутствующих, обратился к дочери Элтон. – Я хочу, чтобы ты была со мной – вместо Твайлы.

– А я не желаю, чтобы она туда ходила! – завопила Клодия. – Она мне все испортит и непременно сделает что-нибудь, чтобы нас унизить. А потом генерал Батлер отдаст приказ разрушить наш дом и сжечь плантацию… – Клодия истерично разрыдалась.

С отвращением поглядев на жену, Реймонд покачал головой и снова принялся за еду.

Анджела пообещала подумать, но уже знала, что выполнит просьбу отца, хотя ей очень не хотелось ехать на бал юнионистов.

Элтон, едва дотронувшийся до еды, извинился и вышел из-за стола.

– Предупреждаю, – набросилась на Анджелу Клодия, – если ты сделаешь хоть что-то, чтобы помешать мне, ты пожалеешь об этом! Я намерена войти в новое общество, а ты норовишь встать у меня на пути.

Анджела не собиралась и дальше выслушивать оскорбления и, поднявшись, вышла на веранду. Темная лента реки поблескивала в лучах вечернего солнца; голубое небо темнело, уступая место розовым и багровым закатным всполохам. В воздухе стоял запах свежевскопанной земли. Все было таким спокойным и умиротворенным; не хотелось верить, что привычным красоте и покою может прийти конец.

Постукивание трости сообщило ей о том, что Реймонд рядом.

– Пожалуй, я скоро предпочту голодать, лишь бы не быть свидетелем таких безобразных сцен, – заметил он.