Грейси молча кивнула. Сыну и матери нужно самим во всем разобраться. Третий тут лишний.

И все же ей стало неприятно, когда он тут же заговорил о другом:

— Вся эта возня вокруг моего прошлого вызывает у меня содрогание. Вряд ли кто-нибудь из туристов станет тратить время на то, чтобы поглазеть на всю эту рухлядь. Я не очень-то доволен тем, что ты в это ввязалась.

— Кто-то должен представлять здесь твои интересы. Взгляни хотя бы на связки сувенирных ключей. Там на тебя периодически наползает форма «Ковбоев».

— Я никогда в жизни не носил форму «Ковбоев».

— Хитрости современной техники печати. Самое лучшее, что я могла сделать, это засунуть их в задний угол. Но… выслушай меня, Бобби Том. Недавно у меня возникла блестящая мысль повернуть это дело по-другому.

— Говори, что ты еще задумала.

— Городу нужен клуб для пожилых горожан, — выпалила Грейси, — Сегодня днем я разговаривала с Терри Джо и Тули. Они поддержали идею использовать ваш бывший дом для этой цели. Я переговорила с Сузи, и она тоже согласилась, что это будет как раз то, что надо.

— Клуб для пожилых горожан? — Он задумался. — Мне это нравится.

— Для начала достаточно пристроить к крыльцу пандус для инвалидных колясок и оборудовать туалеты. За деньгами я думаю обратиться к тебе.

— Конечно.

Это было нормально. Грейси уже не раз забиралась к нему в карман, чтобы обеспечить такого рода расходы. Но она упорно отдавала ему часть своей скромной зарплаты, несмотря на то что эти деньги оставались нетронутыми, полеживая в ящике его стола. Пусть себе лежат, думала Грейси. Она гордилась тем, что умеет быть экономной и что скоро с полным правом сможет надеть то черное вечернее замечательное платье, которое он пытался ей подарить. Это потрясающее событие как раз совпадет с вечеринкой в кантри-клубе накануне турнира по гольфу.

Он встал с кровати и принялся расхаживать по комнате.

— Видишь ли, Грейси, я знаю, что немного перегнул палку той ночью, когда мы повздорили, но ты должна понять, что Уэй Сойер — это мое больное место.

Она была удивлена, что он вернулся к этой теме.

— Я понимаю.

— Тем не менее я полагаю, что не должен был срывать свою злость на тебе. Ты абсолютно правильно утверждала, что мне необходимо поговорить с матерью, и я понимаю это сейчас. Я собираюсь попробовать загладить свою вину перед ней завтра.

— Что ж, прекрасно!

Ей было приятно, что ледок в их отношениях наконец-то начинал таять.

— Я полагаю, ты также была права и во многих других вопросах. — Он опять подошел к окну и выглянул на задний двор. Его плечи немного опустились. — Мне очень плохо без футбола, Грейси.

Она насторожилась. Такое заявление не было бы маломальским откровением для любого здравомыслящего человека, но тот факт, что Бобби Том решился открыто признать свое поражение, потряс ее.

— Я знаю.

— Это нечестно, Грейси! — Он обернулся, и черты его лица исказились. — Один неудачный удар, и я навсегда выбываю из игры! Всего-навсего один удар! Если бы Джамал наскочил на меня секундой раньше или секундой позже, ничего бы вообще не случилось.

Она вновь увидела его на траве. Он корчился от боли, но губы его были плотно сжаты.

Вот и сейчас он так же поджал их и гневно смотрел на нее:

— Я мог бы оставаться в седле еще три или четыре хороших игровых года. Я собирался потратить их на то, чтобы распланировать свой уход из спорта и хорошенько подумать, хочу ли я стать тренером или подамся в радиокомментаторы. Мне нужно было время, чтобы подготовиться к неизбежному.

— Ты схватываешь все на лету, — сказала она мягко. — Ты все еще можешь наверстать.

— Но я ничего не хочу! — Эти слова, казалось, удивили его самого гораздо больше, чем ее. Его голос превратился в шепот: — Ты понимаешь? Я хочу быть на поле и держать в руках мяч.

Она кивнула. Она это понимала.

Его губы сложились в неприятную усмешку:

— У тебя нет желания заткнуть мне глотку? Очень глупо, не так ли, когда взрослый мужчина, у которого имеется все, о чем другие могут только мечтать, скулит, как побитая собачонка. Я приобрел все деньги мира; у меня есть друзья, дом и машина, но я исхожу на дерьмо только потому, что не могу опять выбежать на поле. На твоем месте я бы хохотал до упаду.

— Мне это вовсе не кажется смешным.

— Отлично! — Он презрительно фыркнул. — Тебе хочется, чтобы я совсем расслюнился? Так вот слушай. Я теперь совершенно не представляю, кто я такой есть. Всю жизнь я был футболистом и сейчас, похоже, не знаю, как стать кем-то иным. Не то что я не могу этого, я просто не понимаю, что мне делать в чужой шкуре.

Она возразила мягко:

— Я думаю, что тебе незачем меняться. Ты сможешь найти себе применение в привычном для тебя мире.

— Ты ничего не поняла! Если я сам не могу играть, то не могу и крутиться вокруг поля. У меня не хватит энтузиазма тренировать безмозглых оболтусов или отпускать шуточки из комментаторской кабины. Я не смогу смотреть на то, что я делаю лучше других.

— Твои возможности шире того, на чем ты зациклился.

— Я футболист, Грейси! И всегда был им! И останусь им, даже если весь мир встанет на уши!

— Я уже говорила тебе, что ты проявил себя как талантливый актер. Тебя ждет блестящее будущее в этом плане.

— С этим все ясно. Это игра, а не работа, и я решил поставить на ней крест. Нет более жалкого зрелища, чем инвалид спорта, лезущий в кинозвезды. Моя популярность заработана потом и кровью, и я не стану распродавать ее по частям.

— Я встретила тебя на новом витке твоей жизни, поэтому ты совсем не кажешься мне инвалидом. И потом, я подметила в тебе очевидный талант в таком деле, где популярность стоит гроши. А ценятся только мозги и хватка. Ты умеешь делать деньги, Бобби Том, и занимаешься этим с большим удовольствием.

— Бизнес действительно нравится мне как процесс, но в нем меня душит отсутствие перспективы, — возмущенно возразил он. — Громоздить миллионы на миллионы и подсчитывать барыши — это не для меня. Имеющихся у меня капиталов мне хватит надолго. Мне не нужны другие дома, меня устраивает мой самолет, а покупка новых моделей машин не чревата большими расходами.

В других обстоятельствах его возмущение заставило бы ее улыбнуться, но он был слишком встревожен, чтобы она могла забавляться сейчас. И все же, о чем говорит этот человек? Он сам, наверное, не представляет, как он хорош, когда сидит, закинув ноги на стол, и, сбив на затылок стетсон, с жаром толкует кому-то по телефону, что свинину еще рановато брать и что дамские парики свое отгуляли.

Она поднялась с пола и подошла к нему:

— Я знаю одно, Бобби Том. Ты любишь делать деньги. Но я знаю и другое. Существует много достойных способов эти деньги тратить, помимо приобретения дорогих игрушек. Тебя ведь очень волнует судьба брошенных ребятишек, попадающих в поле твоего зрения. Вместо того чтобы позволять алчным красоткам обирать себя, ты мог бы сделать для этих детей что-нибудь более существенное. Например, учредить школьные стипендии или открыть центры продленного дня. Ты можешь также вложить деньги в бесплатные пункты питания для нуждающихся или сменить износившееся оборудование педиатрической лечебницы, где ты так любишь бывать. В мире много обездоленных людей, Бобби Том. Футбол дал тебе все. Может быть, наступило время платить?

Он молча смотрел на нее.

— У меня появилась одна идея. Я не знаю, как ты к ней отнесешься, но… Почему бы тебе не подумать об учреждении собственного благотворительного фонда? — Поскольку он ничего не ответил, она решилась продолжить: — Ты сможешь делать деньги для него, а не для себя. Если, конечно, отдашься этому целиком, а не будешь эпизодически подкидывать туда денежки. Твой талант мог бы послужить благотворительной цели.

Он наконец соизволил вымолвить пару слов:

— Это глупо.

— И все же подумай об этом.

— Тут нечего думать. Бобби Том в роли доброго дядюшки! В костюме матушки-самаритянки! Сует всюду свой нос, докучая всем своей назойливостью! Да все, кто меня знает, просто лопнут от смеха!

Он все же казался немного растерянным. Она не собиралась давить на него и улыбнулась.

— Я вовсе не думаю, что, создав свой фонд, ты кого-нибудь удивишь. Такой поступок вполне, в твоем духе.

Она вновь занялась коробкой с его спортивными наградами. Благо, зерно посажено, и, кажется, в благодатную почву.

Он сел на кровать и некоторое время наблюдал за ее работой.

— Клянусь бородой моей бабушки, Грейси, ты сильно разбередила мне душу так сильно, что я совсем позабыл, как привлекательно смотрится твоя попка в этих узеньких джинсиках. Но у меня, кажется, есть шанс исправиться. — Он снял стетсон и похлопал рукой по золотистому покрывалу: — Иди-ка сюда, дорогая!

Грейси вздрогнула:

— Не уверена, что мне нравится выражение твоего лица.

По правде говоря, оно ей очень нравилось. Находясь вместе с ним в этом маленьком помещении, она не раз уже ощущала, как в глубине ее существа что-то сладко екает. Где-то там — в районе сиреневых трусиков.

— Я постараюсь понравиться тебе, Грейси. Если бы ты знала, сколько мучительных ночей я провел в этой клетушке, мечтая раздеть какую-нибудь девочку, ты бы кинулась ко мне со всех ног.

— Неужели ты и здесь что-нибудь себе позволял? Она медленно выпрямилась. Он подтянул ее к себе и поставил между своими раздвинутыми коленями.

— Ты хочешь спросить, раздевал ли я тут кого-нибудь? — Он расстегнул кнопку на ее джинсах и, наклонившись, пощекотал языком обнажившуюся ямку пупка. — Не бойся. Ма хорошо караулила меня. — Его зубы ухватили собачку «молнии» и потянули ее вниз. — Однажды в девятом классе я привел сюда одну нашу с тобой общую знакомую. Но у матерей, видимо, есть радар на такие дела. Она постоянно поднималась к нам с чашками чая, и мне пришлось свернуть свою деятельность в этом плане.

— То есть вы довольствовались задними рядами в кинотеатрах и прогулками вдоль реки?