– Где ты был прошлой ночью? – смело спросила Иден. Окружающие тут же зашептались.

– Где должен. В Котсволде. Я решил вернуться утром, – Рэм отвернулся, посмотрел на овец.

– Рэмсей! – в голосе Иден слышался гнев. – Мы так не договаривались! – ей хотелось кричать об этом на всю вселенную.

– Ты – нет. А у меня были более важные дела…

– Более важные, чем спать с собственной женой?

Это взбесило Рэма. Он двинулся в ее сторону, распугивая блеющих овец.

– Придержи язык, женщина! – Маклин глянул на жену, затем на довольные лица увеличивающейся аудитории. Громкие ссоры – самое интересное событие в Скайлете.

– Я говорю, когда хочу, муж, и что хочу. И люблю говорить правду. Ты думаешь, они ее не знают? – Иден указала на окружающих.

Рэм кипел от гнева. Он повернулся, с трудом удерживая ярость, когда ее слова, словно стальные ножи, буквально прорезали воздух.

– Рэмсей. Твой отец назвал тебя Рэмом. Бараном. Он должен был назвать тебя овцой!

Она не знала, что в юные годы Рэму уже приходилось слышать подобные насмешки.

Он резко повернулся, ледяной взгляд заставил Иден отступить назад. Зрители ахнули, раздались крики, когда Рэм пошел на жену, схватил и перебросил через плечо. Кулаки Иден забарабанили по его спине. Ворота открылись, словно по мановению волшебной палочки, и Рэм зашагал к главному входу в дом.

Пока он шел по двору и поднимался по лестнице, гнев несколько утих. Терранс и Арло, занятые завтраком, встали, их брови удивленно поднялись. Из своей комнаты вышел Гаскелл, запихивая рубашку за пояс и прогоняя Анни в кухню.

Иден молила о помощи, но взгляд Рэма у любого отбивал охоту вмешиваться.

– Эля! – прорычал Гаскелл, сделав вид, что ничего не произошло. Из всех мужчин в Скайлете Гаскелл лучше всех знал – когда пенится ярость, лучше пены не касаться.

* * *

– Я дам тебе то, что ты просила, – прорычал Рэм, не слишком вежливо швырнув ее на кровать. – Но мы должны прежде кое-что уяснить! Я больше не хочу, чтобы подобные отвратительные сцены повторялись! Или собственноручно пройдусь хлыстом по твоему заду, это понятно?

Гнев Иден кипел не меньше, чем ярость Рэма. Волосы растрепались, одежда была в беспорядке.

– Как ты смеешь, мужлан…

– Тебе ведь нравятся мужланы, дорогая. Иначе ты бы не провоцировала меня, – лицо Рэма оказалось так близко, что Иден ощутила идущий от него жар. – Я делал все, что в моих силах, чтобы относиться к тебе с достоинством и уважением, с которым должно относиться к жене.

– Да? – она оперлась на локти. – Оскорбление и унижение – и есть уважительное отношение к жене в Шотландии? Ты и твой хваленый самоконтроль – я ненавижу все это! Ты – холодный, самый… – она долго искала слово, словно задыхалась, – бесчувственный… негодяй… которого носит земля…

– Бесчувственный? – Рэм придавил Иден к кровати, пальцы впились в ее запястья, глаза не отрывались от ее глаз. – Я бесчувственный? – он придавил ее еще крепче, словно хотел выпустить дух сопротивления. Коленями раздвинул ноги.

– Если даже между нами огромное поле, я чувствую твое тело, дорогая, – он сказал прямо ей в полураскрытые губы, впитывая прерывистое дыхание. – В ветреный день я слышу твои вздохи любви, моя одежда превращается в кончики твоих пальцев, и я боюсь уснуть, умереть и потом никогда тебя не увидеть. Я хочу быть чашкой, чтобы коснуться твоих губ, хочу быть стулом, на котором ты сидишь, просто хочу чувствовать вес твоего тела, держать тебя в объятиях. Я ревную тебя даже к твоему плащу, потому что он защищает тебя так, как не могу я…

Его слова выражали ее собственную муку. Иден с трудом верила, что и он чувствует то же самое.

– Рэмсей, – она заморгала, чтобы согнать слезу с ресниц. – Ты любишь меня… хоть немного?

Он отпустил ее запястья, взял лицо в ладони.

– Мне кажется, я говорю именно об этом, – в его взгляде читалась растерянность.

– Я тебе действительно небезразлична?

Иден отчаянно всматривалась в лицо мужа, едва осмеливаясь дышать, замирая от безумной надежды. Пальцы нежно коснулись его щеки, пробежали по губам. Неужели она наконец-то обретет уверенность, которую так долго жаждала обрести. Иден притянула его голову к себе, губы Рэма закрыли ее рот поцелуем. Долго скрываемая любовь насыщала ее душу. Он застонал, поцеловал ее щеки, глаза… Иден походила на цветок, готовый умереть от засухи, но его спас жизнетворный дождь.

– Рэм, – она обняла его шею еще крепче. – Я так долго ждала… Ты самый ужасный из смертных. Я так хотела… – она увидела, как тень пробежала по его лицу, но надеялась, что это последняя тень сомнения. – Люби меня, Рэм, пожалуйста, люби…

Он уже расстегивал пуговицы, обнажая нежную кожу. Наконец платье и сорочка подчинились натиску. Собственная одежда Рэма полетела на пол. Он скользнул в раскрытые объятия, с обожанием глядя в лицо жены, лаская губами грудь, мягкий живот, плечи. Ее тело было таким нежным, приникшим к нему со всей страстью… Они слились в едином ритме наслаждения, и этот удивительный ритм довел их до вершины блаженства. Вместе они посетили рай, вместе вернулись в реальность – на этот раз добрую и благосклонную к ним.

Рэм облокотился на подушки, притянул Иден к себе, чувствуя себя сильным и удовлетворенным. Он посмотрел на ее сонную улыбку и понял – самое трудное впереди. Если любить так же естественно, как дышать, значит, перестать любить – равносильно смерти.

– Я очень люблю тебя, лейрд Рэмсей Маклин, – прошептала Иден.

– Я должен был догадаться, – его улыбка стала коварной. – Еще когда ты решила отправиться в Скайлет и встретиться с моим отцом. И остаться здесь до моего приезда. Для этого нужен был подходящий повод.

– И терпение. А я не слишком терпелива, – она посмотрела на мужа искоса, чуть кокетливо. – Ты прав. Я не леди в полном смысле этого слова.

– Я такое говорил? – Рэм уставился на нее и покраснел, припоминая обстоятельства. Странно, он помнил почти каждое слово каждой встречи, хотя никогда не мог вспомнить, что ел вчера на обед иди ужин. Он посмотрел на нее с ласковой улыбкой. – В ветхозаветные времена, если говорил осел, все почитали это за чудо.

Иден рассмеялась, обняла Рэма, нежась в его ласках, радуясь его смеху.

– Не очень-то в обычаях леди так страстно желать мужчину, отдаваться ему с таким… э… энтузиазмом. Кажется, ты как-то об этом говорил.

– Гм, – Рэм провел, губами по ее волосам. Его вновь одолевало желание.

– Люби меня, Рэм, пожалуйста, – она сама себе удивилась, когда забралась на колени Рэма. – А потом, когда все закончится, люби снова и снова.

Вопреки своей воле Рэм опять ощутил желание побывать в ее сладком теле. Упругая, роскошная грудь была перед его глазами. Иден прижалась губами к его рту. И это нежное прикосновение стало последним толчком.

Любовь, забота, доверие – они дарили друг другу все, без остатка. Сердце сладко ныло.

Рэм откинулся на кровати, увлекая Иден за собой. Она извивалась, дразня и смеясь. Он тоже рассмеялся. Глаза стали влажными, сердце было полно любовью. Его поцелуи стали увереннее, крепче.

Через час Иден нежилась в постели, глядя на спящего мужа и наслаждаясь ощущением так трудно завоеванной любви. Они любят друг друга, и она надеялась, что ее любовь освободит его от боли и страхов прошлого. Упрямое выражение лица Рэма во сне стало моложе, мягче.

Иден ощутила странное желание увидеть маленького Рэмсея. Почему ее не было в Скайлете, когда он был крошкой, плакал, призывая мать? И неожиданно захотелось подарить ему детство. Пусть родится ребенок, которого они будут любить и который заставит забыть все размолвки. Это желание все росло и росло в сердце.

– Рэм, муж мой, – она поцеловала его в ухо и прошептала: – В следующий раз, когда будешь любить меня, подари мне малыша.

Рэм открыл глаза, посмотрел на Иден и нахмурился. Он сразу показался ей старше.

– Иден, нет… мы не должны…

– Не должны? – она ясным взглядом смотрела ему прямо в глаза. – Рэм, я хочу ребенка. И это не имеет никакого отношения к твоему чертову наследству. Я до сих пор не знаю, зачем тебе нужно это безумное место, просто хочу ребенка, потому что люблю тебя. И хочу носить под сердцем частицу тебя.

– Иден… – он побледнел, в горле словно застрял ком.

– Рэмсей Маклин, – громким голосом она буквально убивала его страхи. – Я не умру при родах и не оставлю тебя одного. Я дочь Констанции Марлоу, помни, – она храбро улыбнулась. – И в достаточной степени крестьянка. Засевать поле – очень приятное дело. А ты прирожденный фермер, я знаю.

– Боже, женщина, – он, наконец, смог заговорить. – О чем ты? – Иден видела, что Рэм не знает, радоваться ему или сердиться.

– Люби меня, Рэмсей, – ее глаза сверкали, рука нежно коснулась бедра мужа, остановилась не твердом естестве. Иден чувствовал, как оно пульсирует под ее ладонью. – Ты можешь любить меня столько, сколько хочешь.

– Иден! – Рэм был поражен ее смелостью. – Ты не знаешь, о чем просишь!

– Я прошу тебя любить меня. И знаю, что веду себя не как леди, но… – ее глаза широко раскрылись. – В брачную ночь ты, кажется, хотел меня потому что… ты, должно быть, думаешь… – она отвернулась, моля Бога, чтобы его страсть разгорелась.

Когда он взял ее за плечи, Иден отказалась повернуться. Рэму пришлось обнять ее, чтобы утешить. Он посмотрел на жену так, как никогда не смотрел раньше.

– Что ты за женщина, Иден Маклин? Так служить прихотям мужчины! Отвечать на каждое желание!

Ее тело прижималось к нему, ощущая физическую жажду. Нет, она не заигрывала с ним, а действительно желала близости.

– Я твоя верная жена, Рэмсей Маклин, – Иден не смотрела на него. – И люблю тебя.

– И я, – его голос был немного странным. – Ты просила, жена. И я буду любить тебя.

Он начал с кистей рук, лаская их губами, затем – локти. Иден сморщилась, словно от щекотки. Рэм рассмеялся, продолжая сладостную пытку до тех пор, пока Иден не назвала его гадким французом. Тогда он начал целовать ноги, все тело. Он словно не замечал всплесков рук, прерывистого дыхания, борьбы с остатками скромности. Когда он перестал изучать губами ее тело, то знал об Иден Марлоу больше, чем она того хотела. И это знание умело превратил в роскошную пытку продолжительной ласки, от которой у Иден буквально остановилось дыхание.