По пути в ванную он встретил Хизер Уитерспун. В обычной ситуации Уильям испытал бы неловкость, ведь он был не совсем одет. Но она спокойно и понимающе улыбнулась. При этом она тоже была одета совершенно по-домашнему. Уильям окинул ее взглядом. Волосы спадают на плечи, ноги босы. И лицо Хизер просветлело, когда она увидела его.

– Мистер Уильям! Тоже не можете уснуть? Как прошел прием?

Поверх шелковой ночной рубашки на ней был только легкий халат. Под ним отчетливо прорисовывалась грудь, свободная от корсета и скучных старомодных платьев, и фигура у нее была довольно женственная. Взгляд ее манил, губы влажно блестели, глаза сияли.

Думал Уильям недолго. Он обнял ее.


На следующее утро Уильям практически не оставил Куре времени на завтрак. Когда он вернулся в ее постель, удовлетворенный любовью с Хизер и пьяный от виски, стояла уже поздняя ночь, но жена спала крепко и сладко. Куре была неведома ревность: для этого она чувствовала себя слишком уверенно. И теперь она сильно протестовала против отъезда, но настоять на своем не сумела.

– Этот парень все равно не будет тебя слушать, просто будет похотливо разглядывать, – заявил Уильям своей возмущавшейся жене. – Сделает он это или нет, совершенно неважно. А стрижку без меня они начать не могут. То есть… могут, конечно, но я потеряю лицо перед работниками фермы. Как это будет выглядеть? Будущий хозяин Киворд-Стейшн цепляется за подол несостоявшейся дивы, а остальные должны делать за него всю работу!

Своими словами о том, что она – несостоявшаяся дива, Уильям очень сильно задел ее за живое, за что был вознагражден спокойной дорогой домой. Кура замкнулась в себе и молчала, лишь перекинулась парой слов с Хизер. При этом они ехали быстро. Легкую полукаретку тянула упряжка из двух кобов, к тому же за последние годы дороги стали гораздо лучше. Уже давно не нужно было думать о том, где остановиться на ночлег во время путешествия из Крайстчерча в Холдон.

Путешественники вернулись в Киворд-Стейшн в тот же день, к вечеру, и Уильям, почти ликуя, оживленно заявил, что будет принимать участие в стрижке. На следующее же утро он возьмет на себя наблюдение за тем, как будут перегонять овец в загоны для стрижки. Ночь он начал с пары бокалов виски – а закончил ее в постели Хизер Уитерспун.


Хизер, переполненная любовью к Уильяму, не знала, как реагировать на жалобы Куры по поводу того, что ей не удалось попасть на прослушивание. Она ни в коем случае не хотела, чтобы Кура уехала в Англию, – по крайней мере не вместе с Уильямом. Но Кура не оставляла ни малейшего сомнения в том, что она когда-либо уедет из Киворд-Стейшн без Уильяма. С другой стороны, с тех пор многое изменилось. Хизер была подругой Куры; она прекрасно знала, что со времени рождения Глории та больше не пускает мужа к себе в постель. Об остальном, в первую очередь о первоначальных попытках Куры перевести сексуальные отношения с Уильямом обратно в безопасную плоскость, как когда-то с Тиаре, она не слышала, но подробности ее не интересовали. По мнению Хизер, брак Куры и Уильяма фактически закончился. Может быть, Кура действительно сделает выводы и уйдет от мужа. Прослушивание в Крайстчерче могло стать первым шагом к этому. Поэтому она осторожно посоветовала девушке:

– Конечно, ты не должна питать особых надежд. Но послушать, что скажет специалист, не помешает.

– Для этого я должна была остаться в Крайстчерче… Уильям поступил так подло! – Кура снова начала жаловаться на мужа.

Хизер, уже наслушавшаяся за это утро ее причитаний, молчала, погрузившись в размышления. Но потом на гувернантку снизошло озарение: найти ноты к пьесам, которые они слышали вечером. С тех пор Кура начала ожесточенно заниматься. Она снова и снова пела партии Кармен и Азучены.


– Я заколол бы эту Кармен еще во втором акте, а еще лучше – в первой же сцене, – бормотал Джеймс, когда «Хабанера» зазвучала в салоне в третий раз, что не давало ему возможности слегка расслабиться после ужина. Он был раздражен; триумфальное возвращение Уильяма было ему совершенно не на руку. Да еще молодой человек в это утро чувствовал усталость и боль в мышцах после долгого путешествия. Пребывая в дурном расположении духа, он гонял людей туда-сюда, запутал овец, внезапно решил перестроить отары и всеми этими действиями довел Джеймса до белого каления. Не хватало еще, чтобы Кура часами пела о любви и мятежных птицах. Раз за разом одно и то же.

– Это еще что такое? Разве три дня назад она не заявила, что ей нужно срочно заняться немецким, потому что песни Шуберта как-то не поются по-английски? А это ведь по-французски, я ведь ничего не путаю?

Французский Кура учила с мисс Уитерспун.

– Это они позавчера слушали в Крайстчерче, и она утверждает, что певица пела ужасно, – пояснила Гвинейра, заодно рассказав об истории с прослушиванием. – Кура хочет, чтобы я дала ей мужчину в провожатые и повозку: она горит желанием еще раз встретиться с этим певцом или, как она его называет, «импресарио». Но в данный момент мы ни от кого не сможем отказаться, кроме разве что Уильяма. Но он ведь мог сразу остаться с ней…

– Я бы на его месте тоже не пустил ее на прослушивание, – раздраженно проворчал Джеймс. – Ясно ведь, чего хочет этот тип. Или ты всерьез думаешь, что он внезапно предпочтет своих певиц девочке, которая консерваторию видела только снаружи?

Гвинейра пожала плечами.

– Джеймс, я не знаю. Я понятия не имею о том, как все это делается, и, честно говоря, меня это не интересует. Я бы только с удовольствием закончила с Кармен. И сделала Куру счастливой…

Тем временем Кура вновь начала петь арию. Джеймс закатил глаза.

– Только не это! – капризно произнес он. – Посмотри на все с другой стороны, Гвин: ты шестнадцать лет пыталась сделать Куру счастливой. Теперь настала очередь Уильяма. Пусть она его обрабатывает, чтобы он отвез ее в Крайстчерч, и пусть лучше там и останется, держит ее за ручку, пока она будет петь. Наверняка он тоже будет великолепен, когда начнет организовывать для нее договоры и сводить с ума ее партнеров, если они будут петь слишком громко или слишком тихо. Но тебя это больше не касается. Довольно и того, что никто из них не занимается малышкой. Кстати, нужно будет сказать Джеку, что во время стрижки ребенку нельзя находиться в загоне, этот воздух не для нее. Даже если она будет кричать целый день.

Гвинейра вздохнула. Еще и это! Все кончится тем, что она уволит няньку. Ей же самой, как обычно, придется наблюдать за работой в одном из загонов, даже если Кура будет петь весь день, а Глория, соответственно, целый день кричать. Ну а миссис Уивер, скорее всего, сложит оружие.


Кура пела как одержимая и по мере заучивания текстов все сильнее укреплялась в мысли, что может соответствовать требованиям Родерика Барристера, все увереннее чувствовала себя, продолжая мечтать о карьере певицы. Она должна поехать в Крайстчерч, просто обязана! А неделя тем временем была уже практически на исходе; у нее оставалось еще два дня, один из которых придется потратить на дорогу. Может быть, нужно еще раз поговорить с Уильямом? Или не только поговорить? Если спустя столько времени она все же пустит его наконец в постель, он будет словно воск в ее руках. Конечно, это рискованно. Но если она доведет Уильяма до кульминации несколько раз, он пообещает ей все, что угодно; нужно просто рискнуть. И вообще, она слышала, как на приеме танцовщицы говорили о чем-то таком… о нехорошем деле, которое приключилось с одной из них, но, судя по всему, существовала возможность все исправить. Так что если ничего другого не останется, она поговорит с девушкой об этом. Или с мистером Барристером. Ему ведь тоже не должно нравиться, что его певицы или танцовщицы внезапно начнут разгуливать с животами.

Поэтому вторую половину дня Кура провела не за роялем, а стала готовиться к общению с Уильямом. Она села играть лишь вечером, для него и мисс Уитерспун, поскольку Гвин и Джеймс ушли рано, а Джек заперся с Глорией и собакой в своей более-менее звуконепроницаемой комнате.

Впрочем, в этот вечер Кура не стала петь оперные арии, вместо этого выбрала ирландские песни, которые всегда очаровывали Уильяма. И действительно, после «Sally Gardens» она увидела, как жадно заблестели его глаза. Она спела «Wild Mountain Thyme», чтобы еще сильнее распалить его огонь, и обещала любовь в «Ночи на холме Тары». Наконец она решила, что он достаточно настроился. Она медленно поднялась и, следя за тем, чтобы он не переставал смотреть на нее, направилась к лестнице, покачивая бедрами.

– Не задерживайся, – прошептала она, надеясь, что ей удалось вложить в голос достаточно обещания и соблазна. Казалось, Уильям задышал еще учащеннее. Кура поднялась по лестнице, уверенная в том, что скоро он постучит в ее дверь.

Но Уильям не пришел. Сначала Кура не особенно переживала. Ему ведь нужно выпить виски и каким-то образом отделаться от Хизер Уитерспун. Похоже, в последнее время та кажется несколько влюбленной в него. Абсурд!

Кура спокойно разделась, надушилась и облачилась в самую красивую ночную сорочку. И только тогда стала проявлять некоторое нетерпение. Она хотела уже начать, хотя бы только потому, чтобы на следующее утро не проспать. На этот раз она собиралась встать рано и приехать в Крайстчерч не ночью. Лучше всего, думала она, устроить встречу с Барристером вечером того же дня, чтобы договориться о прослушивании на завтра.

Когда прошел почти час, терпение Куры закончилось. Если Уильям не идет сам, она пойдет за ним. Она набросила на себя халат, еще раз провела расческой по волосам и направилась к большой лестнице, ведущей в салон. Он должен увидеть, как она идет, ослепительно прекрасная в своей ночной сорочке, такая одинокая…

Кура медленно спустилась по лестнице.

Но Уильяма в салоне не оказалось. Там даже свет уже погасили; казалось, все ушли спать. Неужели Уильям действительно пошел к себе в комнату, не предприняв ни единой попытки постучать в дверь ее спальни? После такого выступления? Кура решила не упрекать его, а сыграть роль раскаявшейся жены. В конце концов, она так часто отталкивала его, что можно понять, почему он оставил всяческие надежды. Тем лучше подействует стратегия этой ночи…