— Я подумал: все это очень странно. И пришел за советом.

Она схватила телефон и быстро набрала номер.

— Это «Риц»? Соедините меня с комнатой четыреста четырнадцать, пожалуйста, это срочно! Жанна? Это мадам Антуан. Как поживаете?

Несколько секунд дама слушала, затем спросила:

— Софи с вами? Да? Когда она ушла? А сказала куда? Понятно. Спасибо, Жанна. Я скоро зайду к вам в гости.

Мадам Антуан положила трубку.

— Кристофер, ситуация очень серьезная. Немедленно иди домой. Софи могла узнать ужасные вещи. Это очень расстроит дочку. Я всегда старалась… — Она посмотрела на свои руки и сглотнула. — Скрыть это от нее.

— Что скрыть? — закричал юноша. — Правду о ее родителях?

Великолепные, искренние сапфировые глаза несколько долгих секунд смотрели на него. Женщина напряженно думала, и цвет ее глаз менял оттенки, как в калейдоскопе. Кристофер ждал. Казалось, мадам Антуан решалась открыть тайну, которую хранила долгие годы.

— Правду об ее отце, — наконец сказала она.

— Надеюсь, мне вы расскажете?

Женщина опять заколебалась, потом кивнула и вздохнула.

— Отец Софи был фашистским генералом. — Она снова тяжело вздохнула. — Ганс фон Динклаге, — тихо произнесла женщина. — Немного моложе мадемуазель Шанель. Он долгие годы был ее любовником.

— А мать?

— Убита фашистами. Она была наполовину еврейкой.

Минуту оба молчали. Кристофер пытался осознать услышанное.

— Понимаешь, почему мы держали это в тайне? Ее отцу пришлось выбирать между дочерью и женой. И он выбрал дочь… — Мадам Антуан ссутулилась и вцепилась в руку будущего зятя.

Кристофер поддерживал женщину. Она, не открывая глаз, сделала несколько глубоких вдохов. Парень налил стакан воды и протянул ей. Она немного отпила.

И наконец выпрямилась.

— Ему разрешили взять Софи с собой в Париж при условии, что он сдаст жену властям. Как мы могли рассказать ей? Девочка винила бы себя в смерти матери.

— Как умерла ее мать?

Глаза мадам Антуан засверкали.

— Мы не знаем. Надеюсь, быстро. Бедняжка… А не долго и мучительно…

Она запнулась.

— Когда Париж был освобожден… — Женщина выпрямила спину и возобновила рассказ: — Мадемуазель арестовали. Возможно, ты знаешь, что коллаборационистам брили головы и в таком виде водили по улицам? Шанель продержали лишь два часа. Ей помогли влиятельные знакомые. Коко бежала в Швейцарию. Фон Динклаге уже был там. Они прожили вместе одиннадцать лет. Потом Вертхеймеры реанимировали дом «Шанель» и попросили ее снова стать дизайнером.

— Он еще жив?

Женщина покачала головой.

— Живой, он был бы с мадемуазель.

Она отпила воды и подняла на Кристофера кристально-чистый взгляд.

— Динклаге просил нас позаботиться о малышке, и мы удочерили ее. Знаешь изречение Оскара Уайльда: «Ни один хороший поступок не проходит безнаказанно»?

Кристофер кивнул.

— Но это был не просто хороший поступок. — Мадам Антуан покачала головой. — Ребенок был очаровательный. Мы назвали ее Софи и действительно полюбили как дочь, но…

Она снова тряхнула головой.

— Тень отца, казалось, нависла над малышкой. Я никогда не хотела, чтобы она узнала правду. Ганс был очень интеллигентным, не пытал людей в концентрационных лагерях. Ему пришлось поддержать фашистов, чтобы спастись. Он выбрал жизнь. И привез Софи в Париж. — Мадам Антуан слегка подтолкнула юношу. — Иди к ним… быстрее! Если она узнала…

— Жанна все рассказала! — закричал он. — Уверен!

— Тогда торопись! Софи… может сотворить непоправимое!

Кристофер сбежал по ступенькам к парадному входу в «Шанель». Швейцар в форме открыл перед ним двери. Парень понесся по улице Камбон на Гран-бульвар, оглядываясь в поисках такси. Ни одного.


Стоял холодный солнечный день. Сердце Кристофера сжимали лапы ужаса. Яркие лучи отражались от окон такси, и парень яростно размахивал руками, пока не замечал в машинах пассажиров. Наконец нашелся свободный автомобиль. Водитель остановился и спросил, куда ехать. Юноша ответил и забрался внутрь.

На заднем сиденье Кристофер подался вперед, проклиная каждый горящий красным светофор до самой площади Звезды.

Слова мадам Антуан «Она способна на все!» как эхо звенели в его голове, пока машина стояла возле очередного светофора на Этуаль.

Кристофер кинул водителю деньги, выскочил из такси и побежал по Клебер-авеню. Перед домом консьержка протирала медную вывеску врача.

— Мадам Клод, Софи дома? — спросил юноша.

— Oui, monsieur…

Он вбежал внутрь. Посмотрел на старомодный лифт, заключенный в металлическую решетку с орнаментом. Подъемник был на последнем этаже. Кристофер вызвал его. Лифт спускался мучительно долго.

И наконец остановился, распахнув железные дверцы.

У парня так сильно тряслись руки, что он долго не мог вставить ключ в замочную скважину. Когда получилось открыть дверь, забежал в квартиру. Софи — на перилах балкона. Немного озадаченная Габи сидит на полу, наблюдая за матерью. Подойдя ближе, юноша понял, что любимая свесила ноги на улицу.

— Софи! — Слово будто вырвали из его груди.

Она повернулась: глаза полны отчаяния.

— Я дочь фашиста. — Сдавленный высокий голос, будто чужой. — Чертова фашиста. Он убил мою мать!

— Ему пришлось выбирать между вами. Он выбрал тебя. Ты не виновата.

— Поэтому мадемуазель сделала меня своим «лицом». Я — «лицо» фашиста!

— Его заставили… Ты тут ни при чем!

— Но во мне его кровь, его гены! Я не хочу жить, и я не заслуживаю этого!

— Ты не виновата. Твой отец никого не пытал. Мадам Антуан сказала, он был интеллигентным, обаятельным.

— Нет!

Кристофер приближался к ней шаг за шагом, надеясь, что Софи не заметит.

Габи заплакала. Ей не понравилась игра, которую затеяли взрослые.

— Твоему отцу пришлось стать фашистом, чтобы выжить, — успокаивающим голосом проговорил юноша. — Ты должна простить его.

— Простить фашиста? — Софи злобно сверкнула глазами. — Они вырывали у людей золотые зубы и использовали их кожу! Делали из них мыло! Нам в школе рассказывали, после мне снились кошмары. И эта дрянная кровь во мне!

— В тебе есть и гены матери. — Парень не останавливался. — Отец привез тебя в Париж, потому что любил.

— Он предал мою мать!

— Разве ты бы не выбрала Габи вместо меня в такой ситуации? Разве дети для родителей не на первом месте?

Женщина посмотрела на него измученными глазами. Несколько секунд оба не двигались. Вдруг Кристофер быстро подался вперед и схватил любимую за руку. Софи стала сопротивляться, соскользнула с перил и повисла на высоте пятого этажа над тротуаром. Парень держал изо всех сил, но рука женщины выскальзывала из его занемевших пальцев. Страх потерять свою Единственную придал юноше силу титана, и он втащил ее обратно на балкон. Софи упала на пол. Кристофер схватил плачущего ребенка.

— Я все равно убью себя! — закричала женщина, злобно глядя на парня.

Он присел на колени рядом, держа одной рукой ее, а второй — орущую малышку.

— Нет, ты не умрешь. Потому что я люблю тебя. Я ждал не для того, чтобы видеть твою глупую, бессмысленную смерть! Ты не лишишь нашу дочь матери! Не сможешь! Я помогу тебе пережить это. Ты ни в чем не виновата. Я заставлю тебя осознать.

В глазах Софи плескалась боль, но Кристофер увидел, что любимая хочет верить, хочет, чтобы ее убедили: она ни в чем не виновата и заслуживает жизни. А жизнь стоит прожить. Он сможет убедить ее. Парень нежно погладил Софи по волосам и успокоил дочь.

ГЛАВА 31

— Для нашей второй свадьбы после скучной церемонии в Сити-Холле, — объявила друзьям Саманта, — мы либо снимем огромный замок в Бургундии, либо полетим на полном журналистов самолете на презентацию коллекции Кристофера и поженимся в цирковом шатре в центре Парижа! На воздушной трапеции! Впервые в мире еврейка выйдет замуж на трапеции!

Наступила весна. Молодые люди сидели на террасе за «Куполь». Саманта недавно приехала из Нью-Йорка, счастливая, что отец выздоровел.

— Мы не станем вытворять такое, — тихо произнес Клаус.

— Ты прав. Это не слишком зрелищно. Может, снимем целый пляж в Каннах и…

— Нет, — отрезал немец.

— Но где мы еще можем сыграть свадьбу? — Американка раздраженно огляделась.

— В тихом, укромном местечке. Софи, Кристофер и Моник будут с нами. В маленькой, всеми забытой церквушке, как в конце фильма «Забавная мордашка», помнишь? Фред Астер, Одри Хепберн и белые голуби вокруг? Никакой суеты. Софи, скажи, так лучше?

— Звучит очень мило, — улыбнулась модель.

— О-о-о-о… — Саманта схватилась за горло, будто падая в обморок. — Это так романтично! Я бы и не додумалась. Понимаете? — Она посмотрела на остальных. — Иногда стоит подумать о малом. Как говорила мне мадемуазель, иногда чем меньше, тем лучше! Для жизни, конечно, а не для твоих показов, Кристофер. Они должны быть как никогда зрелищными.


Стоял июльский день. Люди чуть ли не падали в обморок от жары. Представители мира моды собрались в огромном полосатом шатре, украшенном цветами и ветками, пульсирующем от рок-музыки. Забавно: шатер возвели рядом с Монпарнасом на ярмарочной площади с дурной славой. Fashionarazzi,[119] наверное, даже не знали о существовании этого района — и были в восторге. Неблагополучие всегда производило на них впечатление. По крайней мере час или два.

Осеннюю коллекцию «Хатчинс — Рив» (одежду из шерсти, бархата, шелка, синтетики и джерси) демонстрировали топ-модели мирового уровня вместе с несколькими актрисами и рок-звездами. Такого модного зрелища Париж еще не видывал. Наряды показывали группами по шесть, разного цвета и с разной длиной юбки, чтобы женщинам было удобнее выбирать.