«Настоящий мужчина не рисует эскизов женской одежды».

«Настоящего мужчину не так уж заботит, что носит женщина».

«Мужчина, думающий о моде, наверняка гей».

Эти мысли крутились в голове Кристофера Хатчинса с четырнадцати лет.

Наступил 1967 год. Мачо стали непопулярны. Одежда унисекс стерла грань между полами. Многие поп-звезды поддержали тенденцию.

Кристофер увлекся модой, когда стал подрабатывать у дяди Дэвида, провинциального портного, в мастерской по выходным и на каникулах. Юношу зачаровывала ткань, тонкая выработка и переплетение нитей, да и сам процесс изготовления костюма. Он с удовольствием наблюдал, как мастер сметывает, пришивает подкладку, примеряет на клиента и, наконец, проверяет себя на последней примерке безупречного законченного пиджака. Кристофер пробовал шить сам. Скрывал это от друзей, боясь насмешек. Его тело реагировало на женщин, давая понять, что парень не гей. Но это не отменяло неоднозначного отношения мужчин к моде. Поэтому юноша старался быть осторожным.

Сначала Кристофер рисовал костюмы для кукольных футболистов, потом стал вырезать из журналов матери фигуры женщин и делать для них бумажную одежду.

Когда юноша робко показал кукол дяде, тот не посмеялся, а присмотрелся к «моделям» племянника.

— Кажется, у нас растет модельер. Хочешь выбрать эту профессию?

— О боже, да!

— А зачем поступил в бухгалтерскую школу?

— Так хотел отец.

Дядя Дэвид приходился братом его матери. У них с женой не было детей. Этот мужчина, совсем не похожий на отца Кристофера, относился к парню как к сыну. Родитель всегда был холодным и грубым. Дядя показал юноше, что мужчине не обязательно быть суровым. Кто знает, профессия сделала дядю добрым и понимающим или он таким родился?

Швейное дело отнюдь не считалось недостойным мужчины. Но у Кристофера все равно не хватило смелости рассказать отцу о своих стремлениях, и юноша послушно пошел учиться на бухгалтера.

За год в школе ему нравились многие девушки. Парень потерял девственность и удостоверился, что с ориентацией у него все в порядке.

Женская одежда казалась ему интереснее, чем мужская. Кристофера неодолимо тянуло моделировать ее. Постепенно он оставил попытки оправдаться, освободился от предрассудков и осмелился попробовать себя в дизайнерском деле.

Подошел к концу первый год учебы в бухгалтерской школе, и Кристофер понял, что не станет продолжать.

— Не желаю всю жизнь заниматься финансами других людей, — сказал он как-то вечером матери, когда они сидели за сосновым столом в кухне с зелеными стенами и попивали чай с печеньем. — Мам, помнишь бумажных кукол? Я серьезно хочу моделировать одежду.

— Шить мужские костюмы, как твой дядя Дэвид?

— Нет! Одежду для женщин! Модную!

Они обменялись многозначительными взглядами. Мать задумалась.

— Если тебя это так увлекает, попроси у отца разрешения поступить в школу искусств. Я тебя поддержу.

На следующий вечер он решился поговорить с родителем. Они сидели в гостиной. По телевизору как раз закончились новости. Тишину нарушало лишь шуршание вечерней газеты. Отец делал вид, что читает. Рядом сновала мать, пытаясь подслушать разговор.

— Я рассчитывал, ты станешь бухгалтером, — наконец произнес отец.

— Пап, я очень хочу учиться в школе искусств. Я составил портфолио с зарисовками и эскизами. Если примут…

— Ты хорошо закончил курс.

— Прости, но продолжать я не хочу. Да и согласился только потому, что не решился возразить тебе. Я ведь не первый в истории бросаю бухгалтерскую школу. Может же человек изменить решение! Я хочу быть модельером.

— Джо, учитель по искусству всегда говорил, что у нашего мальчика талант, — добавила мать.

Отец отложил газету и сердито посмотрел на сына.

— Не нравится мне эта затея. Вдруг через год ты опять передумаешь?

— Нет, не передумаю. Да и дядя Дэвид обещал помогать…

Отец посмотрел на мать.

— Вот пусть он сам мне об этом и скажет.

Дядя Дэвид навестил их на следующий вечер.

— Ты рушишь мои планы относительно сына, — произнес мистер Хатчинс.

— А как насчет его собственных планов?

Пока они спорили, Кристофер переводил взгляд с одного мужчины на другого, будто на Уимблдонском турнире.

— Ты заставляешь парня заниматься делом, которое ему не по душе… — продолжал дядя Дэвид. — Он всегда будет противиться. Крис хочет стать модельером. Поверь, он добьется успеха.

В конце концов отца уговорили. Юноша старался не ликовать открыто.

Позже вечером он заглянул на кухню. Мать пила чай.

— Прости. — Кристофер обнял ее.

— Не извиняйся, дорогой. Ты всегда стремился к творчеству. Жаль, что я не поощряла этого, — виновато сказала женщина. — Но я заступилась за тебя перед отцом. Если подведешь, буду выглядеть нелепо.

— Не волнуйся, мам, не подведу.


Кристофер выбрал школу искусств Сент-Мартин, что на Чаринг-Кросс-роуд, на границе с Сохо. Курс дизайна одежды слыл самым лучшим. Научился рисовать эскизы, строить выкройки, шить.

Одевать женщин… Его заводила сама эта мысль. Мода позволяла увидеть, какими будут дамы. Если опустить линию талии на пару дюймов, удлинится туловище, а если завысить, поднять до груди, получится силуэт в стиле ампир. Сделать пальто прямым, приталенным или расклешить книзу, чтобы получилась трапеция? Изучая старые журналы, юноша понял, как важно модельеру выбрать удачный момент для нововведений. К ним нужно подходить постепенно: несколько сезонов подряд длина может ползти вверх или вниз в зависимости от всеобщего настроя и климата. А дизайнер должен на шаг опережать и то и другое.

Кроме него на курсе было еще двое парней: китаец Линь и Джордж из Лондона. Оба геи. Линь выглядел совсем женоподобно.

Кристоферу нравилось моделировать одежду для «настоящих» чувственных женщин с округлыми формами, а не худышек с плоской мальчишеской фигурой.

Он превратился в типичного нагловатого лондонца. Полные губы и озорные голубые глаза обеспечивали успех у дам.

— Да, ростом я не вышел, но вот кое-чем еще… — подмигивал он девушкам.

Кристофер был на три дюйма ниже, чем ему хотелось. Недруги говорили, что он «слишком много о себе возомнил».

Свободолюбивые шестидесятые… Девушки впускали его в свои раздевалки, чтобы насладиться «по-быстрому». От поклонниц отбоя не было. Кристофер понял, что любовь к женскому телу очень важна для работы. Немногие дизайнеры обожали тех, кого одевали. Ему нравилось примерять одежду на девушку из плоти и крови. Волнующий опыт, отличный повод прикоснуться к интимным местам красавицы. Снимая мерки обхвата груди и дотрагиваясь лентой до сосков, он уже невероятно возбуждался!

Нескрываемое увлечение женщинами помогло ему найти общий язык со сверстницами. Парень обычно проводил перерывы в компании двух-трех девушек, но работа всегда была для него на первом месте.

Через три года Кристофер получил диплом дизайнера. Коллеги пытались устроиться на работу в «Маркс энд Спенсер», «Уоллис топс» и «Джэгер», а юноша грезил Парижем, олимпом мира моды. Он мечтал создавать дизайнерскую одежду, а не фабричную, которой все пророчили большое будущее.

На что он осмелится? Сможет ли обзавестись знакомыми и найти работу в настоящем доме мод? «Диор»? Или «Живанши»? Приживется ли английская фамилия Хатчинс среди таких имен, как Ив Сен-Лоран и Баленсиага?

Дядя обещал год помогать деньгами. Если у тебя есть четкая цель, надежды и мечты, достаточно, чтобы в них верил еще один человек. Кристофера поддерживали дядя и мать.


Гордый британец, улыбаясь во весь рот, начал покорять мир высокой моды на борту полупустого самолета «Эр Франс». Его лучшие эскизы лежали в багажном отделении, каждый — на толстом картоне, в большой кожаной папке, которую дядя купил в магазине для художников «Рив» на Чаринг-Кросс-роуд. Кристофер покажет эскизы во всех домах мод Парижа, начиная с «Баленсиага».

Приведет в порядок длинные волосы, вспомнит школьные уроки французского. Будет встречаться с девушками, носить модные лондонские туфли, рубашки с оборками и широкие штаны, размышлять о моде и насыщаться ею. В самолете юноша пообещал себе не жалеть усилий для воплощения мечты. «Ведь если долго мучиться, что-нибудь получится», — заверял он сам себя.

Кристофер сошел с самолета. Дым сигарет «Галуаз», запах чеснока, духов и бензина. Париж. 17 сентября 1967 года — дата, которую он никогда не забудет.


Саманта Липштадт


Саманта Липштадт стояла в конференц-зале отеля. Вокруг щебетали женщины, одетые так же, как и она сама, в розовые твидовые костюмы и шляпки в тон с белыми камелиями на полях. Образ дополняли двухцветные туфли и сумочка из черной стеганой кожи.

— Центр лечения зависимости от Шанель имени Саманты Липштадт объявляется открытым! — громко провозгласила девушка.

Она уверенно прошла по центру комнаты к сцене, схватила микрофон и оглядела море идеально накрашенных лиц.

— Я Саманта, — произнесла нерешительно.

— Привет, Саманта! — подхватили женщины.

— Я…

Короткая пауза.

— Я была наркоманкой Шанель, — тихо заговорила она.

Жидкие аплодисменты.

— Лихорадка по ночам, расширенные зрачки, дрожащие руки… Зависимость от Коко превращает жизнь в ад. Я переходила на другую сторону улицы, если видела витрину «Шанель». Но вместе мы сможем одолеть три К: Коко, кредитки и камелии!

Громкие хлопки и радостные вопли.

— Вместе мы сможем перебороть привычку, сможем порвать с Коко-зависимостью!

Гул одобрительных возгласов взорвал комнату. Саманта засияла. Ее лечебный центр наконец начал работу!


Вздрогнув, она проснулась и быстро заморгала.