— Какая прелестная крошка!

— Благодарю. А ваш ребенок здесь?

— Нет, — ответила Джейн с грустной улыбкой, вдруг подумав, что ей, наверное, действительно не следовало находиться здесь, среди счастливых матерей и новорожденных, но было в глазах этой женщины нечто, что побудило Джейн поведать печальную правду о себе. — Я недавно потеряла свою малышку: она родилась преждевременно и…

— Мне очень жаль. Уверена, что у вас еще будут дети.

— Нет. Но у меня есть очаровательная шестилетняя дочь. Мы хотели подарить ей маленькую сестричку, но…

— Да, я вас понимаю, — рассеянно пробормотала Изабелла.

Она почувствовала на себе пристальный взгляд человека, грозно стоявшего в двадцати футах от них — слишком далеко, чтобы слышать разговор, но вполне достаточно, чтобы не упустить Изабеллу из виду. И взгляд громилы с каждой минутой становился все более настороженным и заинтересованным.

— Я хотела бы с вами поговорить об одном деле.

— Что? — переспросила удивленная Джейн, но во взгляде незнакомки она прочла отчаянный крик о помощи, а потому ласково добавила:

— Да, разумеется.

— Здесь не совсем удобно. Не подождете ли вы меня в дамской комнате? Я смогу подойти туда не раньше, чем через полчаса.

Джейн заметила довольно неприятного мужчину, прохаживавшегося взад-вперед на некотором расстоянии от них. Здравый смысл настойчиво требовал вежливо отказаться и решительно уйти, но доброе и благородное сердце не пожелало повиноваться рассудку. В меру своих сил Джейн, конечно, поможет молодой женщине.

— Я подожду вас.

— Спасибо. А теперь, пожалуйста, попрощайтесь со мной так, будто наш разговор закончен и мы более не намерены встречаться.

— Хорошо, — улыбнулась Джейн, после чего посмотрела на часы и, повысив голос, воскликнула:

— О Боже, только взгляните на время! Мне нужно бежать. Очень рада была с вами поговорить. Прощайте.

Изабелла спокойно поговорила еще с несколькими женщинами, пришедшими взглянуть на своих малышей. Через полчаса она спустилась в вестибюль и сделала вид, что намерена выйти на улицу, но внезапно, будто что-то вспомнив, вернулась и спросила у служащей за столом справок, где находится дамская комната.

Слава Богу, все ищейки, посылаемые Жан-Люком следить за ней, были мужчинами! Он, разумеется, и мысли не допускал поручить слежку женщинам, поскольку считал их ничтожествами, пригодными только для удовлетворения его низменных потребностей. До чего же забавно найти хоть что-то положительное для себя в презрительном отношении этого жестокого маньяка к женщинам!

Но так оно и было: Жан-Люк посылал следить за Изабеллой только мужчин, а это значило, что, заходя в дамские комнаты, она и ее крошка были пусть ненадолго, но в безопасности.

— Я так вам благодарна за эту встречу здесь… — тихо пробормотала Изабелла, увидев Джейн.

— Не стоит благодарности.

— Мы одни?

— Да.

Изабелла перевела взгляд на маленькое обожаемое личико, глаза ее наполнились слезами, а голос задрожал, когда она спросила незнакомую женщину:

— Вы возьмете ее?

— Конечно, конечно! — Стоило только Джейн взять малышку на руки, как волна острой боли захлестнула ее.

— Я хочу сказать, — тихо прошептала Изабелла, увидев, с какой нежностью держит ее дитя эта женщина, — не удочерите ли вы мою девочку?

— Простите, что?.. — В сердце Джейн затеплилась тайная надежда.

— Ей опасно оставаться со мной. Я люблю дочь всем, сердцем — она и есть мое сердце, — но… — Изабеллу охватило смятение.

Вдруг так захотелось поверить, что Жан-Люк и его люди — это всего лишь жуткий сон. Но Изабелла заставила себя вернуться в реальный мир и решительно продолжила:

— Вы потеряли своего ребенка…

— Да, но вам нельзя терять вашего, — осторожно перебила Джейн, хотя сердце ее уже ответило на ошеломляющую просьбу Изабеллы: «Да, я возьму малышку».

При этом она искренне верила, что стоящая перед ней мать тоже не должна разлучаться со своим ребенком. Джейн заставила себя подавить бурю в собственной душе и ласково предложила:

— Может быть, если вы расскажете, почему так боитесь, что не сумеете вырастить дочь, мы попробуем вместе что-нибудь придумать. Выход, несомненно, есть. Очень прошу, позвольте мне помочь найти его!

— Я не могу вам рассказать. И выхода нет. — Обреченность и боль в голосе и глазах не оставляли никаких сомнений в правдивости слов Изабеллы, но неожиданно в ее печальных сапфировых глазах блеснула искра надежды. — Все, о чем я молилась, как только поняла, что не могу оставить дочь, так это найти для нее мать, которая будет любить девочку. И я верю, что эта мать — вы.

Пауза, во время которой женщины не отрываясь смотрели друг на друга, затянулась. Наконец Джейн, внутренне поклявшаяся стать матерью бедной малышке, прошептала:

— Я буду любить ее.

— Да, я знаю. Сердце подсказывает мне, что вам можно верить.

Еще несколько мгновений Изабелла не спускала глаз с Джейн, потом заставила себя отвернуться и сосредоточиться на том, что должна сделать, прежде чем уйти в оставшуюся часть своей жизни — жизни без дочери. Она сняла с плеча большую сумку и извлекла из нее сумку поменьше, из мягкого голубого бархата, расшитого жемчугом. Изабелла открыла сумочку, достала из нее несколько кошельков на молниях, в которых оказались сверкающие бриллианты, рубины, сапфиры, изумруды, и пояснила:

— Мою дочь ожидало огромное богатство. Она должна была стать принцессой. Я перевела кое-что из ее наследства в драгоценные камни. Все они подлинные, наилучшей работы и огранки. На сегодняшний день полная стоимость содержимого этой сумки составляет около двадцати миллионов долларов. Я посоветовала бы вам продавать камни только в случае крайней необходимости, поскольку с каждым годом стоимость их, несомненно, будет расти.

— Я не могу принять этого.

— Уверяю вас, что камни не краденые, они принадлежат моей дочери по праву.

— Мы с мужем небогаты и никогда не разбогатеем. Мы очень много работали, чтобы скопить достаточно денег на содержание двух детей. — Джейн пожала плечами, сама не зная, почему отказывается от драгоценностей, и все же была уверена, что поступает правильно. Жили они скромно, но счастливо, и Джейн ничего не хотела менять.

Отказ Джейн воспользоваться удачей, менявшей всю жизнь их семьи, стал для Изабеллы лишь доказательством того, что она нашла именно ту женщину, которой может доверить драгоценную жизнь своей дочери. Когда-то Изабелла была очень бедна, затем стала очень богата и потому прекрасно знала, что единственным настоящим сокровищем в жизни является не богатство, а любовь. И несчастная женщина, потерявшая ребенка, тоже это знала.

— Рассказать вам о себе и о муже? — тихо предложила Джейн.

— Нет, прошу вас, не надо. Лучше, если мы ничего не будем знать друг о друге… за исключением следующего: девочка — моя дочь и зачата была в величайшей любви. Ей опасно оставаться со мной, и только поэтому я… — Глаза Изабеллы снова наполнились слезами, хотя она долго готовилась к расставанию. — Прошу вас, расскажите ей в двадцатьпервый день рождения о том, что произошло сегодня. Скажите дочери, что я ее очень любила, но у меня не было выбора.

— Да-да, конечно. Когда она родилась? — спросила Джейн, зная, что через двадцать один год эта мать, где бы она ни была, пошлет в никуда послание любви своей дочери, которая в день своего совершеннолетия узнает правду…

— Неделю назад, двадцатого мая.

— Двадцатого… — тихим эхом отозвалась Джейн: этот день и без того уже навсегда запечатлелся в ее сердце — двадцатого мая родилась и ее бедная девочка, так и не сумевшая выжить. — Должна ли я еще о чем-то ей рассказать?

— Объясните, пожалуйста, чтобы она не пыталась меня искать. В любом случае это будет невозможно, к тому же это может оказаться для нее опасным. — Изабелла невольно оглянулась и помрачнела. — Имя девочки, разумеется, на ваше усмотрение, но я хотела…

— Да?

— Если бы одно из ее имен, скажем второе, было бы Александра…

Александра. По тому, с какой любовью было произнесено это имя, Джейн сразу поняла, что отца малышки звали Александр, и в этом заключалось еще одно поразительное совпадение. Но поскольку женщина сказала, что ей лучше ничего не знать о новой семье своей дочери, Джейн не стала говорить ни о том, что ее мужа тоже зовут Александр, ни о том, что имя ее первой дочери — Александра.

— Второе имя девочки будет Александра, — охрипшим от волнения голосом заверила Джейн.

— Благодарю вас.

Изабелла снова заставила себя сосредоточиться на последних важных деталях. Положила голубую бархатную сумочку в большую сумку и достала из нее пакет пеленок, черноволосую куклу и белое в голубую клетку кашемировое одеяло. Женщины, не говоря ни слова, взялись за дело: Изабелла нежно завернула свою обожаемую малышку в бело-голубое одеяло, а Джейн положила куклу в розовое.

Мать стала прощаться со своей крошечной дочуркой. Нежно ее баюкая, она отошла в угол комнаты, где принялась целовать девочку и шептать слова любви на французском языке.

— Je t’aime, je t’aime, je t’aime[1], — вновь и вновь повторяла она. Поцеловав милое личико в последний раз, Изабелла сменила настоящее время глагола на будущее — будущее, в котором они не будут вместе, но в котором дочь всегда будет жить в ее сердце:

— Je t’aimerai toujours[2].

Наконец несчастная мать повернулась, стремительно подошла к Джейн и передала ей драгоценный сверток. Затем повысила, большую сумку на плечо, но прежде чем взять куклу, которая должна была обмануть шпиона Жан-Люка, и уйти навсегда, Изабелла приняла последнее, продиктованное сердцем решение — дрожащими пальцами она расстегнула золотой замочек своего ожерелья, до сих пор скрытого под шелковой блузкой.

Ожерелье состояло из сверкающих драгоценных камней с ярко-синим сердечком посередине. Джейн сразу же заметила, что этот синий цвет точно соответствует цвету удивительных глаз матери и дочери, но она понятия не имела, что сверкающие камни — это сапфиры, что такой яркой синевы сапфиры встречаются очень редко и что ожерелье стоит целое состояние. Она поняла совершенно другую ценность удивительного ожерелья…