— Завтра ночью! — возмущенно повторила Алекс.

— Да, вернее сказать, уже сегодня. День-то уже начался.

— А что со мной будет до ночи?

— Ничего плохого с вами не сделают, если вы на это намекаете. Я даю вам слово.

— Опять слово даете?! — истерически засмеялась Алекс. — Какую цену имеют ваши обещания? Разве могу я после всего, что произошло, довольствоваться вашим честным словом?

Майлз словно надел на лицо маску. Окинув равнодушным взглядом стоявшую рядом женщину, он уставился в море. Воцарилось молчание, впрочем, всего на несколько минут. Нарушил его капитан:

— Откровенно говоря, моя дорогая, ваше мнение по этому вопросу совершенно меня не интересует. Как видите, в сей момент меня занимают другие проблемы, и, уж конечно, это не ваши истеричные вопли. Потрудитесь покинуть палубу и, пожалуйста, не мешайте мне. Сегодня вечером я должен возобновить операцию, которая не удалась накануне; после ее завершения вас с доктором высадят на берег в том месте, где взяли на борт.

— Но почему не раньше? — спросила Алекс. Она уже успела немного прийти в себя. — Зачем ждать до ночи? В этих водах достаточно много кораблей, нас могло бы подобрать любое судно.

— Совершенно верно. Только мы не собираемся торчать посреди залива. Сейчас мы свернем в уединенную бухту, где, смею вас уверить, никаких кораблей не будет.

— Тогда высадите нас на берег там!

— Мне жаль, но это невозможно!

— Но почему?

— Было бы неучтиво с моей стороны бросать женщину в незнакомом месте…

— Но я буду не одна! Вдвоем с доктором Копели не страшно… и потом… это что, необитаемый остров? Живут же там люди. Кто-нибудь да поможет нам.

— Вот именно, — раздраженно перебил ее Майлз. — Вы попадете в деревню, в деревне окажется констебль, который быстренько свяжется с властями, а уж те, поверьте, поднимут на ноги всю береговую охрану. А корабль тем временем будет все еще в британских водах! Нет, моя дорогая. Боюсь, что я не смогу удовлетворить вашу просьбу. Сегодня ночью должно совершиться то главное, ради чего все затевалось. Я просто не имею права топить себя раньше этого срока. Слишком многое поставлено на карту.

Алекс молча созерцала аристократический профиль своего собеседника. Он что-то говорил о британских водах, говорил так, будто не имеет к Британии никакого отношения. Странно. Он говорит чисто, без акцента. Сомнений нет, перед ней англичанин. Вдруг Александру словно чем-то ударило. Этот человек не контрабандист. В памяти тут же всплыл странный акцент одного из похитителей, и разгадка пришла сама собой.

— Вы — американец, из Новой Англии! Колонист! — произнесла она.

Майлз удивленно воззрился на пленницу:

— Вас уже предупреждали, моя дорогая, что излишняя любознательность может стоить вам здоровья.

Не обращая внимания на скрытую в голосе угрозу, Александра развивала свою догадку:

— И вы здесь, чтобы купить оружие и амуницию для мятежников и предателей.

Майлз только плечами передернул.

— Предателей… Это как посмотреть… Для одних — предательство, для других — патриотизм.

— Но ваш английский… Никакого акцента. Конечно же, вы…

— Вы слишком много хотите знать, милая леди, — перебил ее Майлз.

— Вы посылали за мной, капитан Кросс?

Перед ними возник Марко — худощавый матрос, которого Алекс уже видела в дозоре. Капитан окинул незадачливого матроса убийственным взглядом.

— Кросс? Майлз Кросс! — воскликнула Александра.

— За штурвал, ничтожество, — процедил Майлз.

Осознав свою ужасную ошибку, бедняга Марко как будто весь сжался. Он понял: наказания ему не миновать. Всем было строжайшим образом запрещено называть капитана по фамилии. Эта экспедиция требовала особой секретности.

Терпению Майлза пришел конец. Как только Марко встал за штурвал, он сгреб Алекс в охапку и оттащил подальше от матроса.

— Отпустите… Вы делаете мне больно!

— Замолчи! — рявкнул Майлз. — Если ты хочешь вернуться домой, забудь обо всем, что здесь видела, понятно?..

— Я знаю, сэр, — заявила Алекс, — что вы изменник и негодяй. Имя пирата Майлза Кросса, главаря банды разбойников, известно во всех уголках Англии. Только глухой не слышал о вас. Вы — паршивая овца в стаде, вы недостойны своих благородных родителей, герцога и герцогини Кандлейских. Вы покрыли позором людей, всецело преданных стране и короне.

От Александры не скрылась реакция капитана. Болезненная гримаса исказила благородное лицо. Она злорадно усмехнулась.

Майлзу не сразу удалось ответить. Чувствовалось, с каким трудом он пытается взять себя в руки.

— Вы на редкость наивны. Что же касается моих родителей, которыми так восхищается вся Англия, то они не столь благородны, как вам того бы хотелось.

— Вы лжете! Самодовольный эгоист! Только так и может говорить человек, от которого даже отец и мать вынуждены отказаться!

— Что вы об этом можете знать? Вы, деревенская девка, которая никогда не выезжала дальше околицы! Как можете вы судить о поведении герцогов и герцогинь, о людях, близких королю!

Алекс готова была лопнуть от злости.

— Добрые дела герцога и герцогини Кандлейских известны любому в этом графстве. Не надо заседать в палате лордов, чтобы быть в курсе того, на что идут их деньги и как они помогают всем нуждающимся!

— Конечно, всем, кроме собственного сына. Лишить законного наследника средств к существованию, публично назвать его изменником — так, по-вашему, должны поступать любящие родители?

— На то была причина!

— Вас, как и многих других, ввели в заблуждение.

— Меня от вас тошнит, сэр, — бросила Алекс. — Вы предали свою семью и свою страну, променяли их на грязное ремесло пирата, разбойника, хищника. У кого вы воруете? У людей, для которых море — единственный источник существования. Вы опустились столь низко, что нападаете на суда, принадлежащие вашим родителям! И что самое мерзкое, набивая себе карманы сокровищами, вы прикрываетесь идеей освобождения колоний. Да вам дела нет до этих несчастных колонистов! Скажите, капитан, ружья и пушки, которые вы собираетесь вывезти с наших берегов… Сколько золота вы за них получите?

— Довольно, — процедил сквозь зубы Кросс. — Золота никогда не бывает слишком много. В отличие от моего дорогого папочки я не пускаю деньги на ветер!

Улучив момент, Александра вывернулась.

— Боитесь запачкаться, леди? — насмешливо бросил Майлз, наблюдая, как, брезгливо поморщившись, Алекс отряхнула платье.

— К счастью, сэр, зло не заразно. Вы мне просто противны, и все. Так что я, пожалуй, пойду отсюда..

— Одну минутку, — остановил ее Майлз. — Еще одна маленькая формальность, мисс Уайком, и можете лететь, молиться о спасении души. Прибывший доктор не должен ничего знать о ваших догадках. Надеюсь, вы это понимаете?

— К чему такая конспирация, капитан? По-моему, вы настолько бессовестны, что любая авантюра лишь на руку вам.

До того как Алекс успела осознать, что происходит, Майлз схватил ее и привлек к себе.

Алекс, не имея возможности дышать — столь сильны были объятия, — подняла голову. Под пронзительным взглядом она почувствовала, что теряет самообладание. Губы ее дрогнули частью от страха, частью от странного жара, волной пробежавшего по телу. Майлз склонился к ее губам. Несмотря на стремительность всего происходящего, Алекс успела подумать о том, что этот дьявол, видимо, собирается ее поцеловать. Дыхание ее сбилось; щеки зарделись.

— Вы, кажется, слишком многое обо мне знаете, мисс Уайком, — прошептал он, почти касаясь губами ее губ. — Может быть, вам известно также о некоторых моих слабостях, например, о том, что я особенно люблю лакомиться юными девственницами.

Словно в подтверждение своих намерений Майлз дотронулся языком до нежной кожи за ухом. Алекс охватила дрожь, но скорее не от страха, а от проснувшихся в ней незнакомых дотоле ощущений.

— Вы ведь девственница, не так ли, — хриплым шепотом произнес он, лаская ее горячим дыханием, — и если желаете остаться ею, советую вам не болтать лишнего. Пусть это будет наш с вами маленький секрет.

— Пустите, — выдохнула Алекс, напуганная не столько его угрозой, сколько полным отсутствием воли к сопротивлению, той властью, которую, как оказалось, имел над нею глубокий чувственный голос, руки, губы, само присутствие этого ужасного мужчины.

— Подожди…

Александра хотела вывернуться, но Майлз завладел ее ртом, подавив всякое сопротивление.

Ошеломленная, потерянная, Алекс презирала себя за то, что вместо ненависти, которой только и достоин этот бессовестный человек, так грубо и вероломно обошедшийся с ней, она питает к нему совершенно другие чувства. Тело впервые предавало ее, чувства шли вразрез с рассудком. Наверное, что-то подобное происходило и с ним. Из грубого, почти жестокого поцелуй его превратился в нежный. В нем не чувствовалось более ненависти. Оказалось, что руки его умеют быть не только сильными, но и ласковыми. Майлз бережно погладил Алекс по спине. Что-то теплое и радостное поднялось в ее душе в ответ на произошедшую в нем перемену. Сама не понимая; что делает, повинуясь минутному порыву, Алекс закинула руки ему на плечи, впервые стыдливо и робко отдаваясь едва пробудившейся страсти. Тихий стон сорвался с ее губ, и в нем было все: жажда ласки и бессилие отчаяния, признание собственного поражения, неспособности противостоять искушению запретного наслаждения.

Майлз был приятно удивлен ее реакцией, столь же искренней, сколь и импульсивной. Он почти бессознательно, ласками и нежностью стремился загладить вину, успокоить боль, причиненную собственной жестокостью. Он чувствовал, как трепещет ее сердце, и этот ритм отдавался в нем удивительной музыкой, чудесной симфонией. Майлз знал немало женщин, но ни одна не разбудила в нем подобных ощущений. Эта невинная красотка наполняла его сердце чувствами, которым он не знал названия. Желание овладеть ею становилось нестерпимым.