— Роберт… дорогой… Я не ждала тебя домой так рано! Я думала, что ты, как и сказал, уехал на плантации, и ждала тебя только к концу дня. — Когда же в ответ последовало молчание, она поспешно добавила: — И вот я… собралась в город. За покупками. Мадам Луиза только что получила новую партию платьев из Англии, а мои уже так износились! Я хочу присмотреть что-нибудь, пока там все не разобрали.

Роберт продолжал молча приближаться к ней. Эммалина задрожала. Он уже видел подобную дрожь раньше и знал, что она означала.

В спальню влетела Джуба и, увидев хозяина, остановилась, держа перед собой только что выглаженное шелковое платье. Роберт заметил багровое пятно от пощечины, покрасневшие от слез глаза и испуганный взгляд, брошенный на хозяйку.

Он мягко обратился к рабыне:

— У тебя красная щека, Джуба. Что произошло?

— Джуба… — девушка снова покосилась на хозяйку. — Джуба упасть и удариться щекой, масса.

— Ударилась щекой? Не повезло же тебе. И вид у тебя нездоровый. Наверное, будет лучше, если ты спустишься на кухню и немного отдохнешь.

— Что ты такое говоришь, Роберт! — ахнула Эммалина. — Джуба совершенно здорова! Ей незачем отдыхать! Она здорова как лошадь. И она мне нужна, чтобы… чтобы причесать меня и помочь одеться!

Роберт молча остановился перед Эммалиной. Он прекрасно сознавал, как молода и чарующе красива его жена, особенно рядом с ним. Роберт никогда не считал себя красавцем, даже в молодые годы. А теперь он просто стар, ему уже за пятьдесят. Невысокий, тучный, волосы почти совсем поседели, и вдобавок он начал лысеть. Время избороздило его лицо глубокими морщинами. Поначалу он питал какие-то иллюзии относительно причины, по которой Эммалина вышла за него замуж. Теперь нет. Теперь он хорошо знал ее властолюбивую натуру, испытал ее неожиданные вспышки ярости, знал о ее увлечении черной магией, о молитвах богу Пуку — о, он прекрасно ее изучил. Знал он и о том, что, несмотря на уверения в обратном, Эммалина никогда не питала к нему такой любви, которая вспыхнула в его сердце, лишь только он увидел ее.

Но все это не имело никакого значения.

Обернувшись к растерянной негритянке, Роберт спокойно приказал:

— Ты можешь идти, Джуба. Отправляйся на кухню и отдохни. Хозяйка позовет тебя, когда ты ей потребуешься.

— Но, Роберт…

— Иди, Джуба.

Рабыня осторожно положила платье на кресло и поспешно удалилась. Дождавшись, когда ее шаги затихли, Роберт повернулся к раскрасневшейся Эммалине.

— Ты, похоже, расстроена, дорогая.

— Конечно, расстроена! — Эммалину затрясло еще сильнее. — Я кое-что собиралась сделать, а ты все испортил!

— И что же ты собиралась сделать? Эммалина растерянно заморгала.

— Но я тебе уже сказала, что собиралась…

— Ах, да, — что-то о новых платьях… Эммалина вдруг шагнула вперед. Лицо ее приняло умоляющее выражение.

— Да… новые платья… Роберт… дорогой… — Она ласково, знакомым жестом провела пальцами по его щеке. — Разве тебе не хочется увидеть меня в чем-то новом… например, в платье с глубоким вырезом… В нем я была бы еще красивее…

— Но ты уже надела кое-что новенькое, дорогая, — улыбнулся Роберт. — Это белье действительно очаровательно.

И он подцепил пальцем бретельку сорочки и сбросил ее с точеного плеча жены. Затем проделал то же самое со второй бретелькой. При виде недовольной гримасы на лице Эммалины ему вдруг стало трудно дышать. Мягко, но решительно он спустил ей сорочку до пояса.

— Роберт, ну что ты делаешь! — Эммалина затрясла головой. — У меня на, это сейчас нет времени. Мне столько нужно сделать!

Крепко взяв жену за руки, Роберт быстрым движением притянул ее к себе и плотно обхватил губами темно-коричневый сосок.

— Роберт… — задохнулась Эммалина. Он увидел, как затрепетали у нее веки, когда он начал сосать мягкий податливый бугорок. — Роберт, не надо…

Оторвавшись от ее груди, Роберт посмотрел на жену.

— Что не надо, дорогая?

Нагнувшись, он медленно приблизил рот ко второму соску. И снова она еле слышно ахнула.

Роберт принялся перекатывать набухающий сосок языком, и протесты Эммалины как-то сами собой затихли. Он подсунул руку под тонкий шелк сорочки, накрыл ладонью шелковистый треугольник внизу живота и чуть надавил. Эммалина застонала, и тогда он глубоко погрузил пальцы в ее жаркое лоно, источавшее любовную влагу. Глаза Эммалины широко раскрылись, и она сама опустилась на его пальцы. Роберт растянул губы в улыбке и с нарастающим пылом начал ласкать ее.

— Я пришел сегодня пораньше, чтобы мы могли побыть вдвоем. У меня появилась идея немного развлечь тебя. — Он помолчал и спокойно спросил: — Вот так тебе нравится, Эммалина?

Эммалина прерывисто вздохнула.

— Эммалина… Она кивнула.

— Я не слышу, Эммалина.

— Да… мне… нравится.

Он начал медленно подталкивать жену к кровати, ни на миг не вынимая ласкающей руки из ее лона.

— Хочешь, чтобы я продолжал? — Эммалина задрожала.

— Ответь, дорогая.

— Да.

Эммалина уперлась икрами в край кровати, и Роберт мягко заставил ее сесть. Потом опустился перед ней на колени и руками широко развел ей ноги.

— Ты хочешь, чтобы я это сейчас сделал? — С этими словами он наклонился вперед и прижался лицом к золотистому треугольнику между ее бедер. Его язык скользнул в ее лоно. По телу Эммалины прошла волна дрожи.

— Скажи мне, Эммалина…

— Роберт… я…

Его голова вновь опустилась, и Эммалина отозвалась новой волной трепетной дрожи.

— Я надеялся, что ты попросишь меня остаться.

— Роберт…

Взгляд добрых глаз Роберта стал жестким, но он продолжал ласкать жену, чувствуя, что она уже не в силах бороться с желанием.

— Так ты хочешь, чтобы я остался?

Эммалина содрогалась, глаза ее все больше наполнялись страстью. Он много лет разжигал в ней эту страсть, и его губы наизусть знали каждый чувственный уголок ее роскошного тела. Он был уверен, что может, когда пожелает, возбудить в ней чувственный экстаз. И он единственный мужчина, обладающий такой властью над ней. Правда, был еще один…

— Так как, Эммалина? — не обращая внимания на растущее в нем желание, прошептал Роберт: — Я могу уйти, если ты пожелаешь, дорогая.

— Нет! То есть я… — Он поймал взгляд зеленых глаз и увидел в них готовность уступить любовному зову плоти. Наконец она выдохнула: — Пожалуйста… останься.

С безумно бьющимся сердцем Роберт почувствовал на своем лице теплые ладони Эммалины. Она нежно обняла его за шею и мягко потянула на себя.

Обхватив ладонями ее напрягшиеся, твердые ягодицы, Роберт уже не сдерживался, отдавшись радости, которую сейчас дарила ему Эммалина. Его Эммалина… и он ни с кем не собирается ее делить. Он любит ее. Она всегда будет только его и больше ничья… Любой ценой.


В глазах Барретта загорелось дьявольское злорадство. Собравшаяся на торги толпа беспорядочно заколыхалась, пока в аукционе наступил небольшой перерыв. Потенциальные покупатели еще не могли видеть сестер Хейг, но он то их видел прекрасно. Искоса он следил, как девушки шли к помосту, заметил, как они переглянулись с проходившим мимо Гибсоном. В очередной раз мысленно обругал капитана самыми последними словами. Мало того, что парень почти все плавание проторчал в каюте сестер Хейг, ублажая себя их прелестями, пока он, Барретт, сидел в грязном вонючем карцере, так теперь этот негодяй спас его от плантаций.

Ни один мускул не дрогнул на лице капитана при виде обеих сестер. Значит, заключил Барретт, он пресытился ими. Ну что ж, зато у него еще все впереди. Он покажет этим гордячкам, что может сделать с аппетитным женским телом опытный мужчина. О, дайте только время…

Пауза затянулась, и шум в толпе усилился. Но Барретт знал, что все это лишь временная утрата интереса, и спокойно отыскивал в галдящей толпе знакомое лицо. Чарльз Хиггинс стоял совсем рядом с помостом, но чуть сбоку. По его широкому лицу ручьями лил пот. Чарльз Хиггинс был настолько толст, что его тело выпирало из одежды, как тесто из квашни. Поймав взгляд Барретта, он слегка улыбнулся и торопливо кивнул.

Барретт положил немало труда, чтобы заинтересовать Хиггинса сестрами Хейг, и теперь был уверен, что, как только владелец самого популярного в Кингстоне борделя увидит их, вопрос сам собой будет решен. Он подсуетился и выбил из этого типа обещание, что первым их клиентом будет он, Джон Барретт. Вот тогда-то они запоют песни любви…

Девушки подошли к лестнице, и Барретт еще раз придирчиво оглядел их с ног до головы. Все было исполнено в точности, как он хотел. Волосы у обеих распущены по плечам. Их светло-пепельный цвет, непривычный для этих мест, где преобладали черные волосы и темная кожа, наверняка привлечет внимание. Одеты они были в светло-голубые платья, которые он купил специально для них. Цвет платьев прекрасно оттенял прозрачную голубизну их глаз. Он специально не позволил им надеть нижнее белье, чтобы сквозь тонкий батист отчетливо просвечивали плавные линии ног и бедер. Низкий лиф открывал ослепительно-белые плечи и верхнюю часть округлых грудей.

Да… два лакомых кусочка. Все просто слюной изойдут.

Девушки уже поднимались по лестнице. Он увидел, как Джиллиан Хейг — ошибиться было невозможно из-за гордо вздернутого подбородка — повернулась к сестре, взяла ее за руку, и они вместе шагнули на помост. Он услышал, как мгновенно стих безразличный гул голосов. Это молчание стало невольной данью дивной красоте обеих девушек.

Они были похожи друг на друга как две капли воды. Лишь в глазах у одной вспыхнула ненависть, а у другой — страх, когда они встретились с ним взглядом.

Барретт ухмыльнулся при мысли, что скоро эти глаза будут смотреть на него с одинаковым выражением неизбывного ужаса.

Молчание толпы сменилось восхищенным перешептыванием, которое усилилось, как только Барретт вылез из-за своего стола и подошел к девушкам. Он грубо схватил Джиллиан за волосы. Кровь бросилась ей в лицо, сделав его еще привлекательнее. Барретт громко бросил в толпу: