Теперь в этих холодных глазах легко было увидеть правду. Капитан распорядился привести наверх Кристофера по одной-единственной причине: чтобы он ухаживал за Одри, которая могла им помешать…

Ночные дела…

— Мадам?

Мадам…

В ней вдруг вспыхнул гнев, но тут же угас, потому что в голосе капитана прозвучало что-то похожее на предупреждение. Он был раздражен. Это не тот человек, который обнял ее на капитанском мостике несколько часов назад и прижался губами к ее рту с удивительной страстностью, чьи глаза лучились искренним теплом.

Джиллиан глубоко вздохнула, прекрасно понимая, как много зависит от сегодняшней ночи, и проговорила:

— Я слышала вас, капитан, но задумалась над тем, что произошло между нами сегодня на мостике.

Голос капитана еще больше посуровел:

— Вы заблуждаетесь, мадам.

Он стоял совсем близко от нее… достаточно близко, чтобы Джиллиан могла почувствовать тепло его дыхания на своей щеке. Капитан не спускал с нее глаз, и она внутренне сжалась под этим откровенным мужским взглядом. Стараясь избавиться от неловкости, Джиллиан тихо поинтересовалась:

— Я не понимаю, почему вы сердитесь?

— Не пытайтесь прельстить меня, мадам. Ваши уловки со мной не пройдут.

— Прельстить вас? Вы что, настроены, видеть скрытый смысл во всем, что я говорю или делаю?

— Вы впустую тратите время. — Я же вам говорила, что…

— Меня мало волнует, что вы мне говорили! Важно, что собираюсь сказать я!

У Джиллиан упало сердце.

— Есть определенные моменты, по которым я не допущу никаких компромиссов, — холодно продолжал Дерек. — Первое, до тех пор, пока между нами существует договор, без моего разрешения вы не будете общаться ни с одним мужчиной. — Джиллиан молчала. — И не будете общаться ни с кем снизу. — Она продолжала молчать. — Я хочу с самого начала пояснить следующее: наши взаимоотношения будут продолжаться до тех пор, пока доставляют мне удовольствие. Как только мы придем к берегам Ямайки, я лишу вас всех привилегий, которыми вы обладаете сейчас, и вы вернетесь к своему первоначальному положению.

— Это все, капитан? — едва шевеля губами, спросила Джиллиан.

— Нет, не все. — Темные глаза, смотревшие на нее сверху вниз, стали еще холоднее. — Боюсь, что последнее условие будет для вас самым трудным.

— И что это за условие?

— Верность, мадам. Я не потерплю никаких связей с другими мужчинами, пока продолжается наш договор. Если я узнаю, что вы… — Джиллиан залилась краской. Капитан помедлил, и все же договорил: — Если я узнаю, что вы нарушили какое-нибудь из только что перечисленных условий, вы и ваша сестра немедленно будете возвращены в трюм.

Джиллиан чувствовала себя неимоверно униженной и в первый момент просто не нашлась, что ответить. Она поняла, что капитан откровенно бросил ей вызов, который она должна принять, и осторожно, тщательно взвешивая каждое слово, сказала:

— Я знаю, что не могла внушить вам любовь к себе, когда впервые поднялась на борт вашего корабля. В защиту своих поступков могу лишь сказать, что чувствовала их оправданность. — Капитан плотно сжал губы. Джиллиан не дала ему перебить себя, мягко прикоснувшись к его руке. — Но мы заключили договор. Если сегодня и произошло что-то, заставившее вас подозревать меня в нарушении его условий, то сейчас я даю вам честное слово, что до тех пор, пока вы будете честны по отношению ко мне и Одри, я буду, честна по отношению к вам. — Сердце у нее билось так, что, казалось, вот-вот выскочит из груди.

Джиллиан глубоко вздохнула и продолжила:

— Услуга за услугу: я дам вам все, что должна дать, и дам охотно. Я постараюсь исполнять это как можно лучше, чтобы вы были довольны и добры ко мне и Одри. — Голос Джиллиан дрогнул и упал до еле слышного шепота: — Пока наш договор в силе, я ваша и только ваша, капитан.

Наступило долгое молчание. Дерек непроницаемым взглядом рассматривал стоявшую перед ним девушку. От этого пристального разглядывания ей уже становилось дурно, когда он, наконец, тихо проговорил:

— У вас ангельское лицо, мадам, вам это известно? Но я видел слишком много ангельских лиц, однако сердца у этих женщин были черными, как деготь. — Он наклонился к ней, прижался губами к ее рту и вдруг прошептал: — У вас губы сладкие, как мед… Но эта медовая сладость быстро становится горше желчи. — Он вздохнул. — Ваши глаза настолько чисты, что я почти готов поверить, будто в них отражается ваша душа. Мадам, ваши глаза действительно не лгут?

Джиллиан ничего не ответила.

— Я очень хочу поверить вам, мадам. Все было бы намного проще, если бы; я смог это сделать.

Едва сознавая, что говорит, Джиллиан еле слышно прошептала:

— Скажите, что нужно сделать, чтобы вы поверили мне. — Дерек еще пристальнее вгляделся в лицо Джиллиан, потом снова поцеловал ее. На этот раз-поцелуй был более долгим, более глубоким и более чувственным.

Джиллиан вся дрожала, когда капитан, наконец, оторвался от нее. В его торопливом шепоте слышалась неподдельная страсть:

— Вы так много наобещали мне, что я тоже дам вам одно обещание. Я обещаю, что буду отдавать вам столько же, сколько вы будете отдавать мне… И те ночи, что мы будем вместе, я сделаю ночами наслаждения… Их сладость поразит вас, мадам.

Обвив рукой талию Джиллиан, капитан потянул ее к уже знакомой койке в углу каюты. Душа Джиллиан была переполнена чувствами, до этого момента ей совершенно незнакомыми. Ее так трясло с головы до ног, что она едва могла стоять. Голос выдал ее, когда она решилась заговорить.

— Капитан, есть еще одно, о чем мне хотелось бы вас попросить.

Темные глаза, неотрывно смотревшие ей в лицо, начали наливаться холодом.

— Я предупреждаю вас, мадам. Ситуация отнюдь не в ваших руках, как вы могли предположить после моих слов. Вы вступаете на зыбкую почву. — Он сделал паузу. — Но просите. Лучшей возможности для удовлетворения вашей просьбы, чем сейчас, у вас никогда не будет.

Джиллиан судорожно вздохнула.

— Моя просьба очень простая. Я прошу, чтобы вы называли меня по имени.

Капитан впился взглядом в ее глаза.

— Мисс Хейг, я…

— Джиллиан.

Снова оглушающая тишина, и внезапно Джиллиан оказалась в его объятиях. И прежде чем их губы встретились, она услышала:

— Джиллиан…


Из темноты донесся знакомый сиплый голос Мэгги, и Джон Барретт с трудом оторвал голову от подушки. Тихо выругавшись, он не откликнулся на жалобные причитания. Но Мэгги продолжала канючить:

— Господин Барретт, ну подойдите к двери. Поторопитесь, господин Барретт, у меня нету времени, а сказать вам нужно очень много.

Взбешенный до ощущения горечи во рту, Барретт продолжал молчать и не двигался с места.

Голос старой шлюхи стал назойливее и громче:

— Вы делаете вид, сэр, что спите, но меня не проведешь. Я-то знаю, как спится за решеткой, сама испробовала. — Старая карга замолчала, задохнувшись ужасным кашлем. Отдышавшись, она продолжала еще более сиплым голосом: — Конечно, со мной дело другое, не то, что с вами… Еще бы, привыкши к царской жизни, вдруг оказаться тут, в грязи, да еще слушать бредни старой клюшки, которой хочется да никак нельзя заткнуть рот…

Старая карга злорадно захихикала и тут же зашлась в очередном приступе кашля, на этот раз таком сильном, что даже опустилась на колени.

Барретт ухмылялся, но продолжал молчать. Старуха скоро обессилит и уберется отсюда.

— У белокурой стервы, сэр, теперича два мужика, — Мэгги коротко хохотнула. — Два крепких, здоровых парня, и уж она обхаживает их как надо.

— Ты врешь.

— Сегодня утром Кристофера Гибсона забрали наверх. По приказу самого капитана. Ваш приятель Свифт сказал, что возвратится он тогда, когда потаскухе станет с ним скучно. — Лжешь.

— Теперича у ней в кровати двое, которые тискают ей сиськи с обеих сторон. А вот вас, господин Барретт, там нету. Ой, как жалко, сэр! Не повезло вам!

— Ты врешь, зараза! — взревел Барретт и, помимо своей воли вскочив на ноги, приник к решетке, с ненавистью сверля взглядом Мэгги: — Ты до конца жизни будешь жалеть о своем вранье!

— Нет, сэр, вот тут-то вы сильно ошибаетесь, — старая шлюха изо всех сил старалась не закашляться. — Я не буду жалеть о том, что рассказала вам нынче ночью. Это ведь мое наследство, сэр. — У Мэгги лихорадочно заблестели глаза. — Мне больше нечего дать, и я оставлю это вам, чтоб оно поедом вас ело, как меня. — Снова мерзкий смешок и неизбежный кашель. Мэгги покачнулась и ухватилась за прутья решетки, чтобы не упасть. Барретт злобно фыркнул.

— Вали обратно в свой свинарник, старая чушка! Я не верю ни одному твоему слову, слышишь!

— Нет, вы верите.

— Нет! Пошла отсюда!

— Да верите вы мне, господин Барретт, я ж по глазам вижу! Это ваш последний подарок мне, сэр, так что большое вам за это спасибо! Теперь я знаю, вы будете хорошо следить за моим наследством, потому как никогда не забудете, что эта стерва просто наплевала на вас! — Визгливый хохот быстро сошел на нет. — Только представьте, вас и меня она поставила на одну доску, это надо же, а? Неужто вы простите ей это, сэр?

Старая карга снова злорадно закудахтала, а потом повернулась к Барретту спиной и канула в темноту, не обращая внимания на изрыгаемые ей вслед проклятия. Барретт резко обернулся на скребущий звук, схватил со стола оловянную кружку и злобно швырнул ее в угол, откуда доносилось омерзительное царапанье. Он хотел еще раз выругаться, но слова застряли у него в горле — старая гнида не врала!

Барретт до боли стиснул пудовые кулаки. Значит, теперь два мужика ласкают сдобное тело этой шлюхи… Два мужика по очереди втискиваются в нее…

Барретт машинально кивнул. Его тяжелый подбородок затрясся. Ничего… его час еще придет… А когда он придет… вот тогда все и начнется!


С хрипом, втягивая воздух больными легкими, Мэгги снова упала на колени. Но ей нисколечко не больно. Наоборот, она блаженствовала всякий раз, когда в горячечном тумане ярко и живо всплывало воспоминание о взбешенном Джоне Барретте.