Кристин Ханна - Ради любви

Дэвид сжал ее руку:

— Ну, Трикси, готова?

Это прозвище заставило ее улыбнуться. Дэвид знал, как она нервничает. Она прижалась к нему:

— Вперед, Гонщик Спиди.

Миссис Хейнс шла впереди. Они оказались в самой гуще толпы. Как всегда, перед ними расступились. Их признали «выпускной парой», той, у которой больше шансов сохранить любовь.

Они переходили от стенда к стенду, беседуя с представителями разных учебных заведений. Как всегда, Дэвид всеми силами старался ей помочь. Рассказывал о достижениях Лорен и ее блестящих оценках. Он был уверен, что ей предложат множество стипендий. В его мире все доставалось легко и так же легко было поверить в хеппи-энд.

Наконец они приблизились к святая святых — стенду Стэнфордского университета.

Лорен услышала взволнованный голос миссис Хейнс, идущей впереди: «…это крыло названо в честь твоего деда…» Чтобы сохранить улыбку, ей потребовалась вся сила воли.

Дэвид, вероятно, поступит в Стэнфорд, где учились его родители и дед, в единственное учебное заведение на Западном побережье, способное сравниться с Гарвардом или Йелем. Блестящих оценок для этого недостаточно. Высокие показатели теста на проверку способностей тоже не гарантируют поступления.

Ей ни за что не дадут стипендию в Стэнфорде.

Дэвид крепко держал ее за руку. Улыбался, глядя на нее. Поверь, говорила его улыбка.

— Это мой сын, Дэвид Ройерсон-Хейнс, — сказала миссис Хейнс.

— Конечно, из компании «Ройерсон-Хейнс»?

— А это Лорен Рибидо, — сказал Дэвид, сжимая руку Лорен. — Она будет настоящей находкой для Стэнфордского университета.

Представитель университета улыбнулся Дэвиду:

— Итак, Дэвид, ты решил пойти по стопам своих родителей. Чудесно. В Стэнфорде мы гордимся…

Лорен стояла рядом, держа Дэвида за руку. Она терпеливо ждала, пока представитель обратит на нее внимание. Но он не обратил.

Автобус дернулся и остановился на углу. Схватив рюкзак, Лорен заторопилась к выходу.

— Приятного вечера, — сказала Луэлла, водитель автобуса.

Лорен помахала в ответ и направилась к Главной улице. Здесь, в самом центре Уэст-Энда, все сверкало и радовало глаз. Несколько лет назад в город хлынули толпы туристов, привлеченных соревнованиями по изготовлению песчаных скульптур и спортивным рыболовством. Но, как и во всех городах, в Уэст-Энде были свои забытые Богом уголки, их не видели туристы и не посещали местные жители. В таком районе и жила Лорен.

Свернув с Главной улицы, она продолжала путь. С каждым новым кварталом вокруг становилось все запущеннее. Темноту разгоняла только неоновая реклама спиртного.

Лорен быстро шагала вперед. Она замечала каждое движение, каждый шорох, но не чувствовала страха. На этой улице она прожила шесть лет. Хотя ее соседями были неудачники, они умели заботиться друг о друге.

Серый шестиэтажный дом, в котором она жила, стоял на заброшенном пустыре. Лорен толкнула входную дверь (из-за того, что в прошлом году замок ломали пять раз, управляющая миссис Мок отказалась его чинить) и направилась к лестнице.

Проходя мимо дверей миссис Мок, она затаила дыхание.

— Лорен? Это ты?

Она повернулась и постаралась улыбнуться:

— Здравствуйте, миссис Мок.

Миссис Мок вышла на темную лестничную клетку. В свете, падавшем из дверного проема, она казалась бледной. Как всегда, она была в цветастом домашнем платье.

— Сегодня я была в салоне. Твоя мать не вышла на работу.

— Она больна.

Миссис Мок сочувственно заохала:

— Очередной роман? Так или иначе, вы задолжали за квартиру. Скажи ей, что я жду ее в пятницу.

— Хорошо.

— Тебе, наверно, холодно в этом пальто, — сказала миссис Мок, нахмурясь. — Скажи своей матери…

— Скажу. До свидания.

Она побежала вверх по ступенькам.

Дверь была распахнута. Свет падал косой полосой на площадку, но Лорен это не встревожило. Ее мать редко прикрывала входную дверь и никогда ее не запирала. Она объясняла это тем, что слишком часто теряла ключи.

Лорен вошла.

Вокруг был беспорядок. На краю кухонного шкафа лежала открытая коробка с пиццей. Повсюду валялись пивные бутылки и пакеты из-под чипсов. Пахло сигаретами и потом.

Мать лежала на диване, согнув руки и ноги. Из-под груды одеял, закрывавших ее лицо, доносился неровный храп.

Лорен, вздохнув, прибралась в комнате, потом подошла к дивану:

— Вставай, мам, я уложу тебя в постель.

— А? Что?

Мать села, глаза у нее были мутные. Бледное лицо обрамляли короткие взъерошенные волосы, в этом месяце платиновые. Она потянулась за пивной бутылкой, стоявшей на журнальном столике. Руки у нее дрожали. Сделав несколько жадных глотков, она хотела поставить бутылку на место, но промахнулась, бутылка упала, и содержимое вылилось на пол.

Мать была похожа на сломанную куклу. На помятом лице оставался лишь слабый намек на былую красоту, словно блеск золотой каемки на грязном фарфоровом блюде.

— Он меня бросил.

— Кто, мам?

— Кэл. А еще клялся, что любит меня.

— Да, мам. Они всегда клянутся.

Поднимая бутылку, Лорен думала о том, есть ли в доме бумажные полотенца, чтобы вытереть грязь. Вряд ли. В последнее время мать приносила домой все меньше денег. Она клялась, что в салон приходит меньше клиенток. Лорен полагала, что это половина правды, вторая половина заключалась в том, что салон находился рядом с баром «Тайдс».

Мать взяла пачку сигарет и закурила.

— Опять ты на меня так смотришь. Словно думаешь: моя мать — неудачница.

Лорен села. Как ни старалась она не испытывать разочарования, оно не исчезало.

— Сегодня у нас был выпускной вечер.

Мать сделала еще одну затяжку и нахмурилась:

— Он же во вторник.

— Сегодня и есть вторник, мам.

— Ах, черт возьми. — Она откинулась на вытертый диван. — Прости меня, солнышко. Я потеряла чувство времени. — Она отодвинулась в сторону. — Сядь ближе. Как все прошло?

Лорен уютно устроилась возле матери.

— Я встретила замечательного парня из Университета Южной Калифорнии. Он думает, мне стоит попытаться получить рекомендации у кого-нибудь из бывших студентов.

Мать глубоко затянулась и повернула голову, разглядывая Лорен сквозь клубы дыма.

Лорен напряглась. Только не сегодня. Пожалуйста.

— Видишь ли, я тоже думала, что получу стипендию.

— Пожалуйста, давай поговорим о чем-нибудь другом. Я получила пять по истории.

Лорен хотела встать. Мать схватила ее за руку.

— У меня были прекрасные оценки, — произнесла она без улыбки. — Я входила в команды по легкой атлетике и баскетболу. У меня были хорошие результаты тестов, и я была красивая. Говорили, что я похожа на Голди Хон.

Лорен вздохнула и отодвинулась:

— Я знаю.

— А потом, в День Сэди Хокинс, я пошла на танцы с Тэдом Марлоу. Несколько поцелуев, несколько рюмок текилы, и вот уже он задрал мне юбку. Через четыре месяца я, выпускница средней школы, покупала себе платье для беременных. Никакой стипендии, никакого колледжа, никакой пристойной работы. Если бы не парикмахерские курсы, я…

— Поверь мне, мама, я знаю, что испортила тебе жизнь.

— «Испортила» — это слишком грубо, — сказала мама. — Я никогда такого не говорила.

— Интересно, а у него есть другие дети? — Лорен задавала этот вопрос каждый раз, когда речь заходила об отце.

— Откуда я знаю? Он убежал от меня, как от чумы.

— Мне просто… хотелось бы иметь родственников.

Мать выпустила изо рта струю дыма.

— Поверь мне, роль семьи преувеличивают. Пока с тобой ничего не случилось, они ведут себя прекрасно, но потом — бах! — ты им не нужна.

— Мне просто хотелось бы…

— Брось. Это только причинит тебе боль.

— Да, — устало согласилась Лорен. — Я знаю.

На несколько дней Анджи с головой ушла в работу. Она просыпалась задолго до рассвета и старалась войти в курс дел. Звонила прежним клиентам, работавшим в сфере питания, и записывала их советы. Читала и перечитывала бухгалтерские книги, пока не поняла, как приходит каждый доллар и уходит каждый цент. Покончив с этим, она отправилась в библиотеку. Час за часом она сидела за дешевым пластиковым столом, обложившись книгами и журналами.

Когда библиотека закрывалась, Анджи возвращалась в коттедж с охапками библиотечных книг и читала до глубокой ночи. Сон настигал ее прямо на диване, и это было гораздо лучше, чем спать на кровати одной.

Ей непрестанно звонили родственники. Вежливо поговорив несколько минут, Анджи осторожно вешала трубку. Каждый мамин звонок кончался словами: «Ты ничему не научишься, если у тебя нет практики, Анджела».

На это Анджи отвечала: «Я ничему не научусь, не ознакомившись с теорией».

«Ты всегда впадаешь в крайности», — отвечала мама.

Днем в среду, когда подготовительный этап был закончен, Анджи отправилась в город. Поставив машину у ресторана, она вышла с блокнотом в руке.

Анджи сразу заметила, что кирпичный фасад нуждается в ремонте. Под скатом крыши вырос мох. На красной неоновой вывеске «Десариа» не светилась одна буква. Она записала. Крыша. Ремонт фасада. Грязная дорожка. Вывеска.

Поднявшись на несколько ступенек, она остановилась перед дверью. На стене за стеклом висело меню. Спагетти с фрикадельками стоили семь долларов девяносто пять центов. Обед, состоявший из лазаньи, хлеба и вина, — шесть девяносто пять.

Неудивительно, что они терпят убытки. Цены. Меню.

Она открыла дверь. Все осталось таким же, как и двадцать лет назад. Мягкий свет, круглые столы со скатертями в красно-белую клетку, виды Италии на стенах. Ей казалось, что папа выйдет из-за угла, улыбаясь, вытирая руки о фартук, говоря: «Белла Анджелина, вот ты и дома».