Он всегда это умел: говорить именно то, что ей нужно было услышать.

— Я говорила тебе, что я очень тебя люблю, Конлан Малоун?

— Говорила. — Он покосился на духовку. — Сколько времени печется эта штука?

Анджи захотелось улыбнуться.

— Пятьдесят минут.

— Достаточно, чтобы проявить себя. Может, даже дважды.

Анджи вылезла из кровати, стараясь не разбудить спавшего мужа. Надела спортивный костюм и вышла из комнаты. Внизу было тихо. Она отвыкла от тишины.

От молодежи столько шума…

— Где ты? — прошептала она.

Мир так велик, а Лорен так молода. Дюжина страшных историй промелькнула у нее в голове. Анджи пошла на кухню, чтобы сварить кофе. В коридоре на глаза ей попалась коробка. Конлан должен был вынести ее утром.

Еще вчера все было по-другому.

Встав на колени, она открыла коробку. Лампа в виде Винни-Пуха, завернутая в розовое хлопчатобумажное одеяльце. Анджи вынула ее. Удивительно, но она не плакала, не страдала по потерянному ребенку, для которого была куплена лампа. Вместо этого она отнесла ее на кухню и поставила на стол.

— Вот, — произнесла она. — Лампа ждет тебя, Лорен. Возвращайся домой и возьми ее.

Ответом была тишина. Анджи вышла на крыльцо и стала смотреть на океан, она так пристально смотрела на воду, что не сразу заметила стоявшую под деревьями девушку.

Анджи сбежала по ступеням, промчалась по газону. На лице Лорен не было улыбки. Анджи захотелось обнять ее, но, посмотрев в глаза девушки, она ужаснулась.

— Мы так переживали за тебя, — сказала Анджи, подходя ближе.

Лорен посмотрела на ребенка, которого держала на руках.

— Я обещала его тебе. Я просто… — Она подняла глаза. В них стояли слезы.

— Ах, Лорен. — Анджи наконец сумела преодолеть разделявшую их пропасть. Она дотронулась до щеки Лорен ласковым движением, которое прежде давалось ей так легко. — Я сказала тебе не все. Это просто потому… мне было тяжело думать о Софии. Я держала ее несколько минут. Я знала, когда ты посмотришь в глаза своему ребенку, ты так же забудешь обо всем, как и я.

— Ты знала, что я его не брошу?

— Я была абсолютно уверена.

— Но ты осталась со мной. Я думала…

— Я делала это для тебя, Лорен. Разве ты не понимаешь? Ты член нашей семьи. Мы любим тебя.

Лорен широко открыла глаза:

— После того что я тебе сделала?

— Любовь нередко приносит нам страдания, но они забываются.

Лорен посмотрела на нее:

— В детстве мне часто снился сон. Я стою в зеленом платье, а женщина наклоняется ко мне и берет меня за руку. Когда я просыпалась, то всегда плакала.

— Почему?

— Потому что такой ласковой мамы у меня не было.

Так вот для чего в один прекрасный день они встретились, она и Лорен, пронеслось в голове у Анджи.

— У тебя есть я, — ласково сказала она.

По лицу Лорен текли слезы.

— Ах, Анджи. Прости меня.

Анджи обняла ее:

— Тебе не за что просить прощения.

— Спасибо, Анджи, — тихо проговорила Лорен.

Лицо Анджи осветила улыбка.

— Нет. Спасибо тебе. Ты дала мне почувствовать, что значит быть матерью. Все эти пустые годы я мечтала о маленькой дочери на карусели. Я не знала, что моя дочь слишком взрослая для детской площадки.

Лорен подняла глаза. В них было написано все: годы, проведенные в тихом отчаянии, когда она стояла у окна, мечтая о любящей матери, или лежала в постели, грезя о сказке на ночь и поцелуе перед сном.

— Я тоже ждала тебя.

Анджи вытерла глаза:

— Как его зовут?

— Джон Генри.

Лорен вынула ребенка из переноски, и Анджи взяла его на руки.

— Какой красавец, — прошептала она, испытывая разом и любовь, и благоговение.

Она поцеловала его в гладкий лобик.

— Что мне теперь делать? — спросила Лорен.

— Скажи сама. Чего бы тебе хотелось?

— Мне бы хотелось пойти учиться. Наверно, пока это будет местный колледж. Если я поработаю несколько месяцев и отложу побольше денег, то уже весной смогу приступить к учебе.

— Но даже это будет трудно, — мягко сказала Анджи.

— Я привыкла к трудностям. Если бы я могла вернуться на работу…

— Как ты относишься к тому, чтобы пожить у меня?

Лорен, вздохнув, издала короткий сдавленный звук:

— Ты серьезно?

— Конечно, серьезно.

— Я не… мы не задержимся надолго. Только до тех пор, пока я не скоплю денег на детский сад и чтобы снять квартиру.

— Ты еще не понимаешь, Лорен? Тебе не нужен детский сад. Ты часть шумной любящей семьи. Джонни не первый ребенок, который вырастет в ресторане, и я наверняка найду время, чтобы за ним присматривать.

— Ты это сделаешь?

— Конечно. — Анджи грустно посмотрела на Лорен. Девушка казалась ей такой юной, ее глаза зажглись новой надеждой. — Ты пришла как раз вовремя. Сегодня день рождения тети Джулии. Я испекла три черничных пирога, которые никто не станет есть, кроме тебя и Конлана. Нам нельзя опаздывать.

Лорен проглотила вставший в горле комок:

— Я люблю тебя, Анджи.

— Я знаю, детка. Иногда от любви разрывается сердце, верно?

Вместе, рука в руке, они вернулись в дом.

Лорен тут же подошла к стереосистеме и включила музыку. Старая песня группы «Аэросмит» разнеслась по дому. Лорен быстро убавила звук, но все же недостаточно быстро.

По лестнице спускался Конлан.

— Что за шум?

Лорен, притихнув, смотрела на него:

— Конлан, я…

Он подбежал, обнял ее и принялся кружить в воздухе, пока оба не стали смеяться.

— Наконец-то!

— Она вернулась, — сказала Анджи, ласково похлопывая ребенка и улыбаясь. Она бросила взгляд на лампу в виде Винни-Пуха. Наконец-то она будет освещать детскую. — Наша девочка вернулась домой.

КРИСТИН ХАННА



Кристин Ханна рассказывает о работе над романом «Ради любви»: