Она постучала.

Конлан обернулся, увидел ее. Его улыбка медленно погасла, глаза сузились. От гнева? От растерянности? Она не знала.

Он жестом пригласил ее войти, затем сказал в трубку:

— Нет, это нехорошо, Джордж. У нас график. Фотограф уже ждет в машине. Не уходи.

Анджи посмотрела на его стол. Ее фотографий не было.

Конлан положил трубку и обернулся к ней:

— Анджи…

Вопрос «Зачем ты пришла?» не был произнесен, но она услышала его.

— Я была в городе. И подумала, что мы могли бы…

— Неудачное время, Анджи. У меня встреча, — он бросил взгляд на часы, — через семнадцать минут.

Он взял портфель.

Анджи отступила.

Ей хотелось, чтобы он подошел к ней, хоть чуть-чуть подбодрил ее.

— Я должен бежать. Прости. — И он вышел.

Она опустилась на стул около письменного стола, пытаясь справиться с разочарованием.

— Анджи?

Она подняла голову и увидела Дайану Вандербик.

— Дайана, как я рада тебя видеть.

Это было правдой. Дайана и ее муж Джон много лет были их друзьями. Какое-то время после развода Анджи и Конлана Дайана звонила. Анджи никогда не перезванивала.

— Оставь его в покое, ради бога. Он наконец пришел в себя.

Дайана смотрела на Анджи, словно решая, продолжать или нет.

— Тебе действительно недостает его? — спросила она наконец. — Дважды за этот год я видела, как он плачет в кабинете. В первый раз, когда умерла София, и во второй, когда ты решила развестись с ним. — Ее голос стал мягче. — Тогда, с Софией, я подумала, как грустно, что он пришел плакать сюда.

— Не надо, — прошептала Анджи.

— Зачем ты пришла?

— Я думала… — Анджи вдруг вскочила со стула. — Не важно. Мне пора. Я была дурой.

— Оставь его в покое, Анджи. Ты и так причинила ему много боли.


Анджи проснулась. Еще несколько часов она пролежала, свернувшись калачиком, пытаясь привести свои мысли в порядок. Время от времени она понимала, что плачет. Когда раздался стук в дверь, ее подушка была влажной от слез.

Анджи спустилась по лестнице.

Дверь распахнулась. На пороге стояли мама, Мира и Ливви.

— Сегодня начало поста, — сказала мама, — пойдем с нами в церковь.

— Может быть, в следующее воскресенье, — устало отозвалась Анджи. — Я поздно легла вчера и плохо спала.

— Конечно, плохо, — сказала мама.

Анджи знала, что натолкнулась на стену, и знала, что женщины семейства Десариа сделаны из крепкого камня.

— Хорошо.

За пятнадцать минут она приняла душ, оделась, высушила волосы полотенцем. К десяти они влились в шагавшую к церкви толпу.

Окунувшись в холодное декабрьское утро, Анджи ощутила, что вернулась в прошлое. Она снова была девочкой, одетой в белое платье для первой конфирмации… затем невестой в белом подвенечном наряде… женщиной в трауре, оплакивающей смерть отца. Многое в ее жизни случилось здесь, в свете, падавшем сквозь эти витражи.

Она совершала знакомый с детства ритуал: подняться, встать на колени, снова подняться. К завершающей молитве она поняла, что в ней что-то изменилось, встало на место.

Ее вера была с ней все время, текла в ее жилах, ждала ее возвращения. Некое спокойствие снизошло на нее, она почувствовала себя более сильной, более защищенной. После окончания службы Анджи, выйдя на улицу, ощутила холодный свежий воздух. Она взглянула на бледно-голубое небо.

— Анджи, — окликнула ее Мира, — с тобой все в порядке?

Она неожиданно легко улыбнулась в ответ:

— Ты знаешь, да.


Лорен целый день набиралась смелости. К тому времени, как она добралась до района Маунтинэр, ворота были закрыты и здание охраны казалось пустым. Какой-то человек в униформе укреплял рождественские электрические гирлянды на кованой решетке забора.

Похоже, его рассердило ее появление, хотя, возможно, ему просто не нравилась эта работа.

— Я хотела бы увидеть Дэвида Хейнса.

Ворота медленно отворились. Пошел дождь.

Величественный особняк, где жила семья Дэвида, выглядел как рождественская открытка. Большой праздничный дом с зажженными огнями, имитацией свечей на окнах, хвойными ветками над входной дверью. Она направилась к дому.

Дверь открыл мистер Хейнс в брюках цвета хаки с отутюженными стрелками и в белоснежной рубашке. Его волосы, как и загар, были безупречны.

— Привет, Лорен. Не ждал тебя увидеть.

— Я знаю, что уже поздно, сэр. Почти половина восьмого. Мне не удалось дозвониться.

Он улыбнулся:

— Не волнуйся. Дэвид будет рад твоему приходу. Я сейчас позову его.

Большая, прекрасно обставленная комната на первом этаже. Ковры цвета льна, огромный замшевый диван кремового цвета с темно-серыми подушками, кофейный столик из светлого мрамора. За резными деревянными дверцами скрывался огромный экран плазменного телевизора.

Лорен примостилась на краешке дивана. Дэвид вошел в комнату и обнял ее.

Она прижалась к нему. Она бы отдала все, чтобы вернуть то время, когда самым важным было сказать ему, что она очень любит его. Взрослые вечно говорят об ошибках, о расплате за неверный поступок. Жаль, что она пропускала эти разговоры мимо ушей.

— Я люблю тебя, Дэвид. — Она сама услышала нотку отчаяния в своем голосе.

Он нахмурился.

— Ты как-то странно ведешь себя в последнее время, — сказал он, лег на диван и притянул ее к себе.

Она отстранилась:

— Твои родители дома. Мы не можем…

— Только папа. Мама уехала на какой-то сбор средств для своего фонда. — Он повторил свою попытку.

Лорен тихонько оттолкнула его.

— Дэвид. — Казалось, все силы ушли на то, чтобы произнести его имя. На глазах блеснули слезы.

— Что случилось? Ты меня пугаешь. — Он провел рукой по ее лицу, стер слезы. — В первый раз вижу, что ты плачешь.

Она глубоко вздохнула:

— Ты помнишь игру в Лонгвью? В самом начале сезона?

Он явно был озадачен:

— Да.

— Потом мы поехали в заповедник…

— Ну да. В чем дело, Ло?

— Ты был на маминой «эскаладе», — сказала она.

Все происшедшее стояло у нее перед глазами. Как он откинул заднее сиденье и достал бледно-голубой плед и подушку. Все, кроме той принадлежности, которая была нужнее всего. Машина стояла на краю пляжа, а огромная серебряная луна смотрела на них с неба.

Она видела по его лицу, что он начал вспоминать. И мгновенно уловила, когда он понял, в чем дело. От страха его глаза сузились. Он отодвинулся назад, нахмурился:

— Я помню.

— Я беременна.

Он вздохнул, так, что у нее чуть не разбилось сердце, вздох замер в тишине.

— Нет, боже мой, не может быть. Ты уверена?

— Совершенно.

Дэвид был ошеломлен и испуган.

— И что теперь? — Его голос звенел от напряжения.

Она не смотрела на него.

— Не знаю.

— Ты бы не… ты понимаешь.

— Аборт. — Она почувствовала, как внутри нее что-то оборвалось. На глазах выступили слезы, но ей удалось сдержаться и не заплакать. — Наверное, это выход.

— Да, — сказал он слишком быстро. — Я заплачу за это. И поеду вместе с тобой.

Она ощущала себя так, словно медленно уходила под воду.

— Хорошо. — Даже собственный голос доносился до нее словно издалека.


Лорен пыталась не думать о том, куда едет. Дэвид был рядом, его руки крепко держали руль. За целый час они не обмолвились ни словом. Что здесь можно было сказать? Путь в Ванкувер казался бесконечным.

Сквозь тонированное стекло автомобиля она увидела здание клиники. Лорен закрыла глаза, борясь с подступающей паникой. Они припарковались, и тут она ощутила всю тяжесть принятого решения. Несколько минут она не могла заставить себя сдвинуться с места. Дэвид обошел автомобиль и открыл ей дверцу. Она вцепилась в его руку.

Они вместе двинулись по направлению к клинике. Один шаг, другой, еще один — это все, о чем она позволяла себе думать.

Он открыл перед ней дверь.

Приемная была полна женщин — по большей части молодых девушек, которых никто не сопровождал. Лорен подошла к столу, записалась, затем заполнила бумаги. Регистратор просмотрела их.

— Посидите. Мы вас вызовем.

Лорен опустилась на свободный стул. Дэвид сел рядом. Они держались за руки, но не смотрели друг на друга. Лорен боялась, что расплачется, если взглянет на него. Она стала читать брошюру, лежавшую на столе.

«Процедура занимает не больше пятнадцати минут…

…возможность вернуться к работе через сорок восемь часов…

…минимальный дискомфорт…»

Она отложила брошюру. Может быть, она молода, но она понимает, что главное — не боль и не возможность быстро вернуться к работе или длительность «процедуры». Главное — сможет ли она жить с этим?

Она прижала руку к своему еще совершенно плоскому животу. Там, внутри нее, была жизнь. Жизнь.

Лучше не думать так о своей беременности, лучше сделать вид, что пятнадцатиминутная процедура ликвидирует ее проблему. А если нет?

В приемную вошла медсестра. Глядя в список, она прочла несколько имен.

— Лорен. Салли. Жюстин.

Дэвид сжал ее руку:

— Я люблю тебя.

Лорен встала, ее била дрожь. Она бросила последний взгляд на Дэвида и пошла за медсестрой.

— Лорен. Третий кабинет, — сказала медсестра, остановившись у одной из дверей.

Лорен вошла, переоделась в хлопчатобумажный балахон. Металлические шкафчики и блестящие поверхности столов заставили ее зажмуриться от яркого света.

Дверь открылась. Вошел пожилой человек в шапочке, маска висела у него на шее.

— Здравствуйте, Лорен, — сказал он, просматривая ее карту.