— Сперва, — Зейнаб почувствовала, что заинтриговала его, — смирись с тем, что не сможешь обладать мною по крайней мере три дня, и, видя, что он собирается запротестовать, быстро договорила:

— Я должна как следует подготовить себя для нового хозяина. Я привыкла купаться дважды в день.

— Здесь ручей неподалеку… — пробормотал Али Хассан.

— Ручей? — засмеялась Зейнаб. — Да там же вода холодная! Нет! Нет, нет и нет, Али Хассан! От холодной воды грубеет кожа! Нет, вода для моего купания должна быть не только подогрета — в нее должны быть добавлены еще и благовония. Она взяла его за руку и поднесла его ладонь к своей щеке:

— Потрогай… Разве эта кожа не нежнее шелка? Ну, а все мое тело еще нежнее… — Она соблазнительно улыбнулась ему, показав белые мелкие зубки.

— А еще что?! — заревел он. О, от нее нельзя отвести глаз! Она самая красивая женщина из всех, которых он видел в жизни! Это золото, слоновая кость и аквамарины… Он никогда не желал женщины столь страстно, как желает эту! Да, бесспорно, терпение не относится к его природным добродетелям, но он выдержит эти проклятые три дня: он хочет испытать все, на что она способна. Потом он возьмет свое… Об эротических талантах Рабынь Страсти ходили легенды — и вот одна из них в его руках! Он с трудом сдерживался…

— Моя служанка, гадкая девчонка, сбежала, когда твои люди похищали меня из сада князя. Мне нужен кто-нибудь для услуг, — сказала Зейнаб.

— Я пришлю тебе женщину… — быстро ответил он, желая доставить ей удовольствие.

— Нет! Нет, нет и еще раз нет! — вновь возмутилась Зейнаб. — Что знают эти тупые крестьянки о том, как надлежит прислуживать женщине моего ранга? Нет, пришли Инигу. Эта по крайней мере сообразительна и поймет мои приказания. А для твоих воинов ты подыщешь другую утеху. — Тут Зейнаб хихикнула:

— Ну не уморительно ли, Али Хассан? Родная сестра князя Малики будет прислуживать Рабыне Страсти — той самой, которую он обучал когда-то!

Он хмыкнул:

— Ты умная шлю… Ну-ну, хорошо, моя красавица! Я отдаю тебе Инигу для услуг.

Она вознаградила его обворожительной улыбкой:

— А где мои покои, Али Хассан? Мне нужна ванна, пища, а потом я должна поспать.

— Ты останешься здесь, со мною! — медленно выговорил он.

— Нет! Нет, нет и нет, Али Хассан! — воспротивилась Зейнаб, но голосок ее звучал уже нежнее. — У Рабыни Страсти непременно должны быть отдельные покои! Мои приготовления не займут много времени, но никто не должен меня видеть. Я должна быть надежно укрыта от посторонних глаз — и даже от твоих, Али Хассан. Зато потом, когда меня будут провожать в твой шатер, чтобы я подарила тебе блаженство, или ты станешь навещать меня — все в лагере просто лопаться будут от зависти, сам ты — от гордости.., а член твой — от желания. — Она нежным взором глядела в его черные глаза, из последних сил сдерживаясь, чтобы не захихикать. Да этот дикарь сейчас, на этом самом месте, и впрямь лопнет от желания овладеть ею! Она начала свою рискованную игру с целью удержать его от немедленных на нее посягательств, но не знала, как он отреагирует. Ее изумило, насколько легко оказалось обвести вокруг пальца этого злодея! До сего момента, пожалуй, она не до конца понимала, как много значит слава Рабыни Страсти!

— У тебя будет свой шатер, — сказал он. — Прикажу поставить его рядом с моим. Сейчас тебе принесут поесть, а когда ты закончишь трапезу, все уже будет готово. Но помни: три дня — не больше!

— Три дня, Али Хассан, — и ты окажешься в раю. Это я тебе обещаю, — сладким голоском проворковала Зейнаб.

Ей тотчас же принесли еду: миску, наполненную пшенной кашей с огромными кусками молодой баранины — блюдо было едва ли не омерзительно, но она съела все дочиста, включая круглую лепешку, выданную ей в качестве тарелки. Пряное вино помогло ей избавиться от неприятного вкуса во рту. Затем ей пришлось немного подождать, покуда не явился Али Хассан с сообщением, что ее шатер стоит теперь неподалеку.

Этот небольшой шатер стоял на деревянной платформе, застеленной великолепным ковром с алыми и синими узорами. В шатре стояла уже жаровня для обогрева. Были тут также два тюфяка под покрывалами, низенький столик и лампа на нем, еще одна лампа из рубинового стекла свешивалась с потолка. В самом же центре шатра уже стояла круглая деревянная ванна, наполненная горячей водой.

Али Хассан хмыкнул, весьма довольный:

— Хорошо?

— Ты прекрасно управился, «Али Хассан, — похвалила она его. — А где ты разыскал для меня ванну?

— Мои люди распилили надвое большую бочку, Зейнаб.

— На первое время сойдет, — отвечала она. — Но где же мыло? А мои благовония? Я пользуюсь ароматом гардении. Всегда только гардении!

— Не знаю, сыщется ли хоть у одной женщины в лагере кусок мыла или эти.., благовония… — признался он.

— Мне надобно и то и другое, причем и то и другое с одинаковым запахом, но так уж и быть, нынче вечером я согласна на любое мыло… — вздохнула Зейнаб.

Он бросился вон из шатра. Пока его не было, она пощупала рукой воду — не холодна ли? Воротился он с маленьким брусочком мыла. Она принюхалась.

— Это алоэ, — сказал он. — Одна из женщин припрятала…

— Благодарю тебя, — сказала Зейнаб. — А где Инига?

— Позже… — сказал он. — Я хочу посмотреть, как ты будешь купаться.

— А сможешь ли ты сдержать страсть при виде моего обнаженного тела, Али Хассан? Помни, я должна как следует приготовиться к тому, чтобы служить тебе, — иначе ты не изведаешь вполне наслаждения… Ты уверен, что хочешь это видеть?

— Просто хочу знать, что ты эдакое собираешься делать! — требовательно заявил он. В душу его впервые закралось сомнение, а не хотят ли его обдурить, как мальчишку?

— Хозяин Рабыни Страсти прибегает к ее услугам по крайней мере один раз в день, — сказала Зейнаб. — Мои недра успели приспособиться принимать мужское естество Нази Хасдая. В течение трех дней оно примет прежнюю, девственную форму. Ну, тут, конечно, есть свои маленькие секреты; которые я не собираюсь тебе раскрывать… Но поверь: когда, наконец, ты проникнешь в мои недра — они будут столь же упруги, как у девственницы, но без труднопреодолимой преграды в виде девственной плевы. И когда мои внутренние мышцы станут ласкать твой член, ты изведаешь неземной восторг. Если бы ты взял меня теперь, я не смогла бы подарить тебе этого блаженства, мое нутро еще не сократилось достаточно, чтобы принять твое мужское естество.

— А-а-а-а, ну да… — сказал он, сделав вид, что вполне понял все ее объяснения. — Да, конечно.

— Есть, конечно, и многое другое, — она улыбнулась таинственной улыбкой. — Но это — страшная тайна Рабыни Страсти, Али Хассан.

Он кивнул, соглашаясь, но добавил:

— Я не какой-нибудь глупый мальчишка, Зейнаб. Я буду лишь глядеть на тебя, но не накинусь, не бойся…

— Что ж, прекрасно, — отвечала она, не желая возбуждать в нем излишней подозрительности дальнейшими отговорками. Она достаточно поражена была тем, что он столь легковерен… Да, пожалуй, придется-таки кое-что ему позволить, прежде чем ей удастся ускользнуть — или прежде чем Карим; Хасдай и сакалибы отыщут лагерь. К этому времени они наверняка все уже знают и идут по горячим следам Али Хассана и его людей. Она освободилась от кафтана неторопливым и очень грациозным движением. Столь же неторопливо она положила его на ложе.

— Нравится тебе мое тело, Али Хассан? — она медленно поворачивалась, давая ему себя рассмотреть. — А у меня ведь уже есть ребенок…

Его горящий взор буквально пожирал ее грудь, зад, стройные ноги, треугольник меж бедер… Он нервно облизнул губы, когда она, заколов свои золотые волосы, ступила в ванну.

— Три дня — это целая вечность… — сказал он. Затем скрестил ноги и стал наблюдать за тем, как она моется.

Закончив мыться, Зейнаб встала и грациозно вышла из ванны. Струйки воды стекали с ее дивного тела. Али Хассан впился в нее глазами.

— Твоя сила воли достойна уважения — и ты будешь вознагражден щедро, Али Хассан, — промолвила она. — Но если твои силы не исчерпаны, то могу кое-чем еще тебя усладить. Ты справишься с собою?

— Чего ты хочешь? — сердце его выскакивало из груди.

— Тебе будет приятно слизнуть водичку с моих сосков, Али Хассан? Но учти — тебе дозволяется касаться меня одними лишь губами. Ты» не обязан делать этого — но я разрешаю… — Зейнаб говорила так, словно это величайшая честь.

Он заложил руки за спину. Наклонившись вперед, он высунул язык. На правом соске виднелась кристальная капелька, и он слизнул ее пылающим языком. Затем его язык несколько раз пробежал вокруг соска, прежде чем устремиться ко второму. Завершив свой подвиг, он торжествующе поглядел на нее.

— Прекрасно, Али Хассан! — промурлыкала она. В ответ он развязал поясок шальваров и извлек свой член. Такого огромного ей еще не приходилось видеть — он был необыкновенно длинен и очень толст. Али Хассан с торжеством продемонстрировал ей свое сокровище:

— Он жаждет вонзиться меж твоих дивных бедер, Зейнаб, но согласен ждать три дня!

Она внимательно оглядела эту диковину, и даже потрогала нежными пальчиками:

— Найди женщину на эту ночь, дабы избавиться от переизбытка любовных соков, Али Хассан. Мужчина не должен сдерживать себя. После этого со мною ты будешь лишь сильнее и неутомимее. Ежели же ты три дня будешь обуздывать страсть, это сильно тебя ослабит. А теперь убери этого молодца и пришли ко мне Инигу. Я должна отдать ей все необходимые распоряжения прежде, чем засну…

Али Хассан покинул Зейнаб и направился прямиком к обиталищу Иниги. Она была одна.

— На четвереньки! — пролаял он, а когда она подчинилась, то примостился сзади на коленях и мощным движением овладел ею. Она дернулась, но это его совершенно не взволновало. Он страстно двигался взад-вперед, закрыв глаза и воображая себе Зейнаб… Пальцы его сжимали нежные бедра, оставляя ссадины — озверевший самец не прекращал толчков, покуда поток спермы не извергся из него… Он выдохнул, удовлетворенный, и поднялся, оправляя одежды. Потом рывком заставил ее встать.