— Кто ты? — спросила она по-арабски, надеясь, что свист ветра не заглушит ее слов.

— Али Хассан, — лаконично ответил он.

Зейнаб почти восхитила храбрость этого человека. Это было почти безумство — ворваться в сад самого князя Малики и похитить Рабыню Страсти, принадлежащую посланнику калифа. Ну, теперь-то она выяснит, жива ли Инига! А уж капитан сакалибов быстренько отыщет лагерь Али Хассана. Она видела на обочине дороги людей, которых бешено мчащиеся кони чуть было не сбили с ног. Наверняка они сообщат властям… Она подумала, что, скорее всего, это и впрямь для нее опасно, но почему-то не испытала страха.

Бешеная скачка продолжалась несколько часов, в течение которых Зейнаб, как могла, примечала путь — и вот острое зрение помогло ей различить очертания лагеря — бандиты раскинули его в одной из высокогорных лощин. Черные шатры схоронились промеж скал и были почти неприметны. Али Хассан остановил коня подле самого просторного из шатров и бесцеремонно сдернул свою добычу с седла взмыленного коня.

Зейнаб чудом удалось приземлиться на ноги, не уронив своего достоинства, хотя от резкого толчка ее затекшие ноги чуть было не подломились в коленках. Зейнаб с усилием выпрямилась. С показным спокойствием она пригладила спутанные ветром волосы и стряхнула дорожную пыль со своего сиреневого кафтана.

— Пошла в шатер! — рявкнул Али Хассан и рывком втащил жертву внутрь.

Она стряхнула его руку.

— Ты оставишь синяки на моей нежной коже, Али Хассан! — холодно сказала она. — Если ты хочешь получить за меня хороший выкуп, то обращайся со мною как подобает! Иначе Нази будет весьма недоволен.

— Что-о-о? Выкуп? — Али Хассан оглушительно расхохотался, сорвав с лица черный платок. — На черта мне нужен выкуп! Ты ведь Зейнаб, Рабыня Страсти, так?

Она с достоинством кивнула:

— Да, это я. — Взгляд ее привлек шрам на его лице, сбегающий от наружного угла правого глаза к уголку губ и вниз по подбородку. Это была старая рана. Во всем же остальном он был весьма привлекателен, хотя черти его лица были чуть резковаты.

Он приметил заинтересованность в ее глазах и ухмыльнулся:

— Слава о твоей красоте донеслась и в нашу глушь…

Мне приятно, что твой райский садик, взлелеянный такими садовниками, как князь Малики, Хасдай-ибн-Шапрут и сам калиф Кордовы, примет вскоре моего взмыленного жеребца!

В груди Зейнаб словно шевельнулась острая льдинка, но она знала, как никто, что обнаружить страх перед мужчиной — это верное поражение.

— Ты можешь взять меня и силой, конечно, — спокойно отвечала она. — Но тогда ни за что не узнаешь, на какие чудеса я способна, Али Хассан. Я ведь не простая наложница, которую, запугав, можно принудить отдаться… Неужели ты и вправду решил, что по одному лишь твоему приказу я распахну тебе ворота в мой райский сад? — Она рассмеялась, несказанно изумив Али Хассана, и продолжала в том же тоне:

— Ты похитил меня у человека, стоящего лишь на ступень ниже самого владыки Аль-Андалус. Не думаешь ли ты, что он загонит тебя, словно дикого зверя, и уничтожит? Я ведь подарена Нази самим калифом, от которого родила дитя!

— Но они не устремились на поиски Иниги… — отвечал Али Хассан.

Зейнаб проницательно взглянула на него — нет, Али Хассан положительно простак…

— Похитив Инигу, ты одним этим обесчестил ее. И уже не имеет значения, надругался ты над нею или нет, хотя, вне сомнений, ты это сделал… Она — княжеская дочь, жена и мать. Ты попрал ее добродетель, похитив ее. А я — Рабыня Страсти, Али Хассан. Меня ты этим не обесчестишь и не опозоришь. Кстати, жива ли она еще, или твои нежности оказались для нее смертоносны?

— Жива… — коротко ответил он, поставленный в тупик ее бесстрашием. Никогда еще не встречалась ему женщина, не убоявшаяся его грозной силы, — может быть, кроме Хатибы… Но та любила его, или, по крайней мере, он льстил себя надеждой…

— Я должна ее видеть, прежде чем мы обсудим условия нашего возвращения в Алькасабу Малику, — храбро сказала Зейнаб. — Я же подарю тебе одну ночь таких наслаждений и восторгов, каких ты прежде ни с кем не изведал, Али Хассан. Но лишь в обмен на эту услугу.

Али Хассан искренне рассмеялся. Теперь она явно его позабавила:

— Клянусь Аллахом, женщина, ты бесстрашна, словно дикая львица! Если ты и впрямь ублажишь меня, я возьму тебя в жены. Каких сыновей мы родим с тобою, бешеная!

— Ты искренне считаешь, что я соглашусь провести остаток моих дней в этом шатре в мрачных горах? — издевательски спросила она. — У меня в Кордове есть собственный дворец.

— Не переживай, моя красавица, — сказал он. — Вся Алькасаба Малика падет к моим ногам — стоит лишь мне расквитаться с Каримом-ибн-Хабибом! Он однажды посягнул на то, что принадлежало мне. Теперь же я уничтожил почти все, что было ему дорого, и присвоил то, что уцелело. И тебе не придется жить в этом жалком жилище, которое ты называешь дворцом. Я выстрою для тебя настоящий дворец из самого лучшего белого мрамора с резными колоннами и висячими садами, и жилище твое посрамит Мадинат-аль-Захра!

— Хвастаться легче всего, Али Хассан, — саркастически улыбнулась она. — Помни, что я не только видела Мадинат-аль-Захра, но и жила там! Город строился многие годы — и строительство все еще не завершено! Но, может быть, в твоем распоряжении есть бутылка, а в ней джинн, который за ночь возведет для тебя дворец?

— Если ты подаришь мне наслаждение, которое, как говорят, способна дать мужчине лишь Рабыня Страсти, я дам тебе взамен все, чего ты только пожелаешь. Клянусь бородою пророка! — торжественно объявил Али Хассан.

— Проводи меня к Иниге, — сухо ответила она.

— Прекрасно, — гадко хмыкнул Али Хассан и повел ее через весь лагерь к маленькому черному шатру.

Войдя туда, она увидела, что внутренность шатра разделена на две части выцветшей полупрозрачной занавесочкой. Когда глаза ее привыкли к темноте, она разглядела фигуру, стоящую за занавеской в углу шатра. Это была женщина, и она была обнажена.

Али Хассан схватил Зейнаб за талию, не позволяя ей сдвинуться с места, а другой рукою зажал ей рот.

— Молчи! — тихо приказал он ей. — И смотри. — И увлек ее в самый темный угол, откуда они могли видеть все, оставаясь незамеченными.

В шатер вошел мужчина и направился прямо туда, где в ожидании застыла женская фигурка. Она тотчас же вышла из призрачного своего укрытия, налила воды в кувшин и навлекла из-под одежд половой орган вошедшего. Вначале она тщательно омыла его, а затем, склонившись на колени, взяла его в рот, чтобы возбудить. Когда же член мужчины напрягся и увеличился в размерах, женщина промолвила тоненьким птичьим голоском:

— Как ты хочешь взять меня, господин?

— На спину, сука! — проревел мужчина — и тотчас же тело его оказалось между покорно раздвинутых ног женщины.

У Зейнаб перехватило дыхание. Она не могла узнать свою подругу в этом дрожащем создании — но голос, невзирая на неестественные интонации, несомненно принадлежал Иниге! Рука Али Хассана оторвалась от ее рта и легла на грудь Зейнаб.

— Она стала послушной шлюхой для моих солдат! — сказал он.

Мужчина спешно закончил свое дело и встал, заправляя свой теперь обмякший член под одежду. Бросив мелкую монетку на поднос, стоящий на столике, он вышел из шатра. Но тотчас же появился новый посетитель и направился туда, где Инига обмывала себя. Зейнаб со смешанным чувством ужаса и жалости наблюдала, как Инига, вылив из кувшина грязную воду и наполнив его чистой, вновь начала свой ритуал. Омыв член вошедшего и пробудив его ласками, она вновь спросила:

— Как ты хочешь меня, господин?

— Слыхал я, — грубо сказал мужчина, — что у тебя отменная задница!

Инига мгновенно опустилась на четвереньки. Мужчина тотчас же оказался сзади, грубо раздвинул ягодицы — и с силой вошел в нее. Она вскрикнула, но он, не обращая внимания на ее страдания, похотливо двигался, покуда не получил удовлетворения.

Зейнаб хотелось рыдать, оплакивая подругу, но снова она запретила себе проявлять подлинные чувства. Она должна быть сильной, если хочет вызволить Инигу, чтобы спасти ее от этой участи, уготованной для нее Али Хассаном…

— Я видела достаточно, свинья, — тихо прошептала она на ухо своему похитителю. — И если ты тотчас же не прекратишь терзать мою грудь, то у меня синяк не сойдет по меньшей мере месяц! Кожа моя очень нежна — на ней легко оставить отметину. — Она вырвалась из его рук и покинула шатер, в одиночку пересекла лагерь и вошла в просторный шатер, который несомненно принадлежал Али Хассану.

Он вошел тотчас же следом за нею — его черные глаза буквально жгли ее. Взгляд их, казалось, пробирался под одежду. Под его же собственным платьем член, казалось, превратился в стальное копье — он изнывал от похоти…О, от этого ледяного презрения и следа не останется — она будет орать от наслаждения до самого рассвета!

— Сними кафтан! — приказал он. — Настало время тебе узнать, что такое настоящий мужчина, моя красавица. Зейнаб выпрямилась во весь рост и взглянула на Али Хассана с отвращением.

— Я Рабыня Страсти, собака! — холодно сказала она. — Если все, чего тебе надобно, — это совокупиться со мною, словно с уличной проституткой, — что ж, это в твоей власти. Но тогда ты не узнаешь ничего, ровным счетом ничего из тех любовных ухищрений, на которые способна я, Рабыня Страсти!

Он в очередной раз был ошарашен. Ее бесстрашие начинало его раздражать. Да, встреча с подобной женщиной — прекрасной и волевой — это потрясение…

— Теперь ты принадлежишь мне! — заревел он.

— Ты сам противоречишь себе, Али Хассан, — в голосе Зейнаб звучала скука. — Я пытаюсь объяснить тебе, как следует обращаться с Рабыней Страсти. Разве ты не хочешь, чтобы и друзья твои, и враги умирали от зависти к тебе? Разве ты не хочешь узнать райское блаженство в моих объятиях? Если ты не послушаешь меня, ничего этого не произойдет.

— Что я должен делать? — с любопытством спросил он.