— А я красива? — хитро прищурившись, спросила вдруг Ома.

Аллаэддин хмыкнул.

— Тебе, голубка моя, вовсе не нужно быть красавицей, — отвечал он, но, заметив ее мрачный взгляд, поспешно прибавил:

— Но для меня ты удивительно хороша. Будь ты еще лучше, калиф мог бы потребовать тебя себе в наложницы. И тогда бедное сердце Аллаэддина-бен-Омара было бы разбито. — Он ласково ущипнул девушку за щечку, она шутливо шлепнула его по руке. «…Что за чудо-девушка, — подумал он. — Какою женой могла бы она стать!..» — А теперь мне пора на пристань — меня ждут дела, — сказал он. — Откройте ставни, если хотите, но не выходите одни на палубу.

Когда он ушел, девушки тут же открыли ставни и выглянули из окна каюты. День был ясный и солнечный, а жара стояла такая, какой им еще не приходилось испытывать. Но веющий с моря легкий бриз приносил облегчение. Они жадно втягивали его ноздрями. Города они видеть не могли: окошко каюты выходило на море. Но специфические запахи витали в воздухе.

— Интересно, сколько нам предстоит еще просидеть в этой духоте? — спросила Ома. — Я пережила плавание лишь потому, что мы не сидели здесь взаперти! Как я скучаю порой по холмам и полям, тем самым, в окрестностях монастыря, где я выросла. А ты тоскуешь по Аллоа, госпожа моя?

Зейнаб покачала головой:

— Нет… Порой еще скучаю по сестре Груочь, но в тот день, когда она венчалась, я потеряла ее навсегда… Больше с Бен Мак-Дун меня ничто не связывает. Мне приятно тепло здешних мест. Как ты думаешь, здесь солнце всегда так ярко светит? С тех пор как мы покинули Эйре, ни разу не было дождя… А вдруг здесь их никогда не бывает. Ома?

— Нет, такого быть не может, — отвечала служанка, — Я успела заметить деревья, цветы… Чтобы расти, им необходим дождь!

— Да… — Зейнаб снова задумалась. Она гадала: когда воротится Карим-аль-Малика? Когда им разрешено будет покинуть корабль? Увидят ли они Алькасабу Малику нынче? Или в другой раз?.. Куда он пропал? Ах, да! Пошел повидать отца — так он, по крайней мере, сказал. Она представила себе отца Карима — наверняка какой-нибудь купец вроде него самого. Карим, должно быть, дает ему деловой отчет. Интересно, какова семья Карима? Он всегда с такой любовью говорил о домашних… Как непохожи они, должно быть, на ее родных…

Карим-аль-Малика брел по прихотливым изгибам городских улочек. Наконец остановился подле маленьких ворот в белой стене. Затем, порывшись в складках необъятных белых одежд, он достал небольшой медный ключ с круглой головкой, отпер им замок и вошел в чудный просторный сад. Воротца, щелкнув, захлопнулись за его спиной — садовник, обихаживающий розовые кусты, вздрогнул и обернулся.

— Господин Карим! Добро пожаловать домой! — сказал садовник с улыбкой.

— Благодарю тебя, Юсуф, — ответил капитан и поспешил к дому. Завидев молодого господина, слуги ласково приветствовали его. А он, в свою очередь, обращался к каждому по имени и очень уважительно. Войдя в дом, он прямиком направился в отцовские покои.

Старик к тому времени уже проснулся. Он принял сына в свои объятия и широко улыбнулся.

— «И-Тимад», как сказали мне, тяжела на плаву. Верно, трюмы ее полны до краев. Славно поторгуем!

Старик был высок и прям, с белыми как снег волосами и черными пронзительными глазами.

— Я прекрасно заработал, отец, но груз здесь ни при чем. — Карим достал из складок одежды тяжелый кошель и бросил его на стол. — То, что я привез, вовсе не на продажу. Донал Рай зафрахтовал мое судно, чтобы доставить сюда его богатые дары кордовскому калифу.

— Отчего же ты не посетил прежде Кордову? — удивился отец.

— Потому что один из даров Донала Рая — прекраснейшая девушка. В ней все дело. Уверяю, отец, ты в жизни не видел такой красоты. Я взялся сделать из нее Рабыню Страсти для калифа. Когда же я справлюсь с этой задачей и преподнесу ее калифу вместе с прочими дарами, я ворочусь домой в Алькасабу Малику уже навсегда, как ты того и хотел. Ты подыщешь мне хорошенькую жену, и она вскоре наплодит тебе внуков…

Благородные черты Хабиба-ибн-Малика озарила улыбка, и он вновь обнял своего младшего сына.

— Аллах воистину велик, он услышал тайную молитву моего сердца! — старик отер с глаз слезы умиления. — Я старею, Карим, и глупею… Но я люблю тебя. Мне всегда хотелось, чтобы вся семья жила вместе. А твоя мать будет без ума от радости!

— От чего это я буду без ума? — в комнату вошла высокая стройная женщина. Завидев его, она вскрикнула:

— Карим! — и раскрыла ему объятия. — Когда ты прибыл, сынок? Я уж боялась, что ты собрался перезимовать в Эйре в обществе этого старого распутника Донала Рая!

— Старый распутник шлет тебе нить дивного жемчуга, мама, и еще одну для госпожи Музны. — Карим лукаво улыбнулся:

— Я только что переступил порог, так что не гневайся, что не зашел к тебе.

Госпожа Алима повернулась к слуге:

— Что стоишь как пень? Принеси нам угощение! Живо! — Потом присела на невысокий стульчик:

— А теперь расскажи о путешествии. Карим. Хабиб, любимый, присядь и ты. Нет, Карим, погоди, не начинай. — Ее синие глаза обратились к рабыне, стоящей поодаль:

— Пригласи сюда госпожу Музну, господина Джафара и господина Айюба, а также дочь мою Инигу. — Потом, повернувшись к Кариму, объяснила:

— Муза всегда задает такие хитрые вопросы, на которые я не в силах ответить, да и твои братья тоже. Лучше будет, если твой рассказ услышим все мы сразу.

Отец и сын расхохотались. Эта женщина была когда-то пленницей, выставленной на продажу на невольничьем рынке в Кордове много лет тому назад. Она была северянкой — от нее Карим и унаследовал синие глаза и светлую кожу. С первого взгляда сердцем Хабиба-ибн-Малика овладела любовь к пленной девушке. С разрешения своей первой жены, госпожи Музны, он женился на Алиме. Она родила ему сперва Джафара, затем Карима, а потом дочь Инигу. Старший сын Хабиба-ибн-Малика Айюб был единственным плодом их союза с первой его женой, госпожой Музной. Судьба оказалась милостивой — женщины очень сдружились между собой.

Госпожа Музна была дочерью богатых родителей-арабов. Она не интересовалась ни домом, ни детьми ни в малейшей степени. Все время свое она посвящала сочинению изысканных стихов — это занятие она предпочитала всем другим, более «земным». Она с радостью приняла в дом Алиму, которая быстренько освоилась в доме и занялась хозяйством и рождением детей. Теперь госпожа Музна беспрепятственно могла отдаться возлюбленной своей поэзии, не утратив при атом статуса первой жены и соответствующих этому званию привилегий.

Домашние собрались за столом. Явилась и величественная Музна. Ее черные волосы уже слегка посеребрила седина, а карие глаза сияли от волнения. Целуя ее гладкую мягкую щечку. Карим в который раз изумился, насколько время милостиво к красоте этой женщины — никто бы, взглянув на нее, не мог и предположить, что ей уже за пятьдесят! Его сестрица Инига с разметавшимися по плечам светлыми, как когда-то у матери, волосами, с радостным визгом кинулась на шею старшему брату.

— Что ты мне привез? — сразу же требовательно затормошила его девушка.

— A c какой стати я должен что-то тебе привозить? — поддразнил ее брат.

— Карим! Следовало бы тебе обходиться со мною более уважительно — ведь я готовлюсь выйти замуж! Так что же ты для меня припас, а?

— Золотое колечко с прекрасными рубинами и жемчугом, алчная ты малышка! Кстати, кто этот глупец, который решился сделать тебе предложение? Не Ахмед ли, в самом деле? — «…Да неужели же малютка Инига уже вошла в брачный возраст? Быть того не может!»

— Ей уже шестнадцать — более чем подходящий возраст для замужества. — сказала мать, отвечая на его безмолвный вопрос.

— Все время забываю, что она растет, ведь я был почти взрослым, когда ты родила ее, мама, — тихо отвечал он.

Алима потрепала его по руке. Когда в дверях появились слуги с тяжелыми подносами, она велела им пройти на террасу с видом на море и там поставить еду на стол. Им подали свежий хлеб, блюдо очищенных зеленых фиг, чаши со свежим ароматным йогуртом, виноград, апельсины и дымящееся блюдо риса с маленькими кусочками обжаренной баранины. Явился искусный мастер по приготовлению горячих напитков с чайниками и жаровней, наполненной углем. Быстро был приготовлен чай с мятой, потом другой, с лепестками роз. Рабы принесли кушетки, и все растянулись на них, вкушая яства и внимательно слушая рассказ Карима о его приключениях.

— А я-то думал, что ты зарекся обучать девушек эротическим искусствам… — сказал младшему брату Джафар-ибн-Хабиб, потом хмыкнул и подмигнул самому старшему, Айюбу.

— Это вовсе не моя собственная прихоть, — честно отвечал Карим. — Донал Рай искусно сыграл на чувствительных струнах моей души, напирая на дружбу с нашим отцом… Ну как после этого мог я ему отказать?

— Я не хочу, чтобы это обсуждалось в присутствии Иниги, — строго сказала Алима сыновьям.

— Ну, мама! Я же прекрасно знаю, что наш Карим — Учитель Страсти, — смеясь, ответствовала Инига. — Все об этом знают. Подруги очень зауважали меня, узнав, что у меня такой замечательный брат! Девочки горят желанием узнать, что же такое он проделывает с девушками, когда обучает их. К несчастью, я не могла их путем просветить…

— Лучше было бы, если бы ты вовсе этого не смогла! — резко бросила ей мать и повернулась к мужу, ища поддержки:

— Хабиб!

— Она вскоре выйдет замуж, Алима. Уверен, что и Карим, и Джафар не позволят себе вольностей в присутствии девочки, — невозмутимо отвечал тот.

Алима скорбно вздохнула и картинно закатила глаза.

— Ты всегда баловал Инигу, — жалобно сказала она.

— Но она младшая, да к тому же единственная девочка в семье, — ласково вмешалась госпожа Музна. Глаза ее мягко светились. На самом же деле баловали Инигу все — она была всеобщей любимицей.

Поскольку негласное разрешение на продолжение беседы было получено, Айюб поинтересовался: